– Да, в самом деле. Вы были правы… Канамэ, теперь ваша очередь, – обернулась Мисако к мужу.
– Ну-ка, ну-ка, – пробормотал Канамэ, спускаясь с веранды. – Действительно. Вот так чудеса! Кто бы мог подумать, что собачья шея до такой степени похожа на человечью!
– Стало быть, вы признаёте, что я сделал важное открытие?
– А все потому, что шерстка у Линди такая короткая и шелковистая, – ее попросту не чувствуешь.
– Кстати, его шея и по толщине такая же, как у человека. Интересно, чья окажется толще: его или моя? – Мисако изогнула ладони полукругом и поднесла одну к своей шее, а другую – к шее Линди. – Как ни странно, у Линди толще. А с виду не подумаешь. При его длинном изящном теле кажется, что должно быть наоборот.
– Выходит, у нас с ним один размер воротничка, – улыбнулся Таканацу.
– Четырнадцать с половиной, – уточнил Канамэ.
– Ну что ж, теперь по крайней мере я знаю, что делать, когда Таканацу-сан нас покинет. Тоскуя о нем, я буду гладить шею Линди.
– Слышишь, «дядя Хидэо»? – шепнул Хироси на ухо собаке.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Таканацу. – Может, и впрямь переименовать Линди в «дядю Хидэо»? Ты согласен, Хироси?
– Еще бы!
– Я вот о чем подумала, Таканацу-сан. Наверняка кое-кому ваш подарок доставил бы куда большую радость, чем нам.
– Что вы хотите этим сказать?
– Неужто не понимаете? Сдается мне, живет на свете одна особа, которая была бы готова целыми днями гладить шею этой собаки, вздыхая о вас.
– Видно, Хидэо просто ошибся адресом, привезя ее нам.
– Как вам не совестно говорить такое, да еще при ребенке! Неудивительно, что он вырос у вас таким дерзким, непочтительным малым!
– Знаешь, папочка, – вмешался в разговор Хироси, – вчера на обратном пути из Кобэ один человек сказал про Линди смешную вещь.
– Правда? Какую же?
– Когда мы с «дедусей» шли с Линди по набережной, за нами увязался какой-то пьяный и говорит: «Какая странная псина! Ну прямо вылитый угорь!»
Взрослые рассмеялись.
– А что, он попал в точку, – сказал Таканацу. – Сходство действительно есть. Слышишь, Линди? Ты вылитый угорь!
– Кажется, угорь избавил нашего Хидэо от дальнейших разоблачений, – понизив голос, заметил Канамэ.
– Кстати, Пионка чем-то похожа на Линди. У нее такая же длинная морда.
– Колли и борзые вообще похожи, не только мордами, но и сложением, – отозвался Таканацу на реплику Мисако. – Просто у одних шерсть длинная, а у других – короткая. Это я говорю для тех, кто ничего не смыслит в собаках.
– А шеи у них тоже одинаковые?
– Довольно о шеях. Своим открытием я навлек на себя одни неприятности.
– Поглядите, как картинно они уселись по обе стороны каменных ступеней, – проговорила Мисако. – Можно подумать, мы находимся перед входом в универмаг «Мицукоси».
– Разве перед входом в «Мицукоси» сидят собаки? – удивился Хироси.
– Ай-яй-яй! – воскликнул Таканацу. – Как же так? Ты, коренной токиосец, не видал каменных львов у входа в «Мицукоси»?! Теперь понятно, почему тебе так легко дался осакский говор.
– Мне было всего шесть лет, когда мы уехали из Токио…
– Правда? Как быстро летит время! И с тех пор ты ни разу не был в Токио?
– Нет. Я хотел бы там побывать, но папа всегда ездит туда один, оставляя нас с мамой здесь.
– Так поедем со мной. У тебя же как раз каникулы. Я свожу тебя в «Мицукоси».
– А когда нужно ехать?
– Завтра или в крайнем случае послезавтра.
– Не знаю…
По лицу Хироси, до сих пор оживленно болтавшего со взрослыми, скользнула тень беспокойства.
– Почему бы тебе и в самом деле не съездить с дядей? – сказал Канамэ сыну.
– Я бы поехал, но у меня еще не сделано домашнее задание…
– Недаром все это время я пыталась засадить тебя за уроки. Ну да ничего, впереди еще целый день. Если постараться, ты все успеешь выучить. Непременно поезжай с дядей, это отличная идея!
– К чему такая горячка? – возразил Таканацу. – Уроки можно выучить и в поезде. Я тебе помогу.
– А сколько дней мы пробудем в Токио?
– Ровно столько, чтобы вернуться к началу твоих занятий.
– А где мы будем жить?
– В гостинице «Империал».
– Но вы, наверное, будете заняты делами?
– Что за несносный ребенок! – в сердцах воскликнула Мисако. – Дядя приглашает его поехать в Токио, а он артачится! Таканацу-сан, прошу вас, возьмите на себя эту обузу. Я хочу хоть несколько дней отдохнуть от этого упрямого мальчишки!
Слушая мать, Хироси глядел ей в глаза и по-прежнему улыбался, но лицо его было бледно. Хотя разговор о поездке в Токио возник абсолютно спонтанно, мальчику казалось, что взрослые сговорились и все спланировали заранее. Будь у него уверенность, что это не так, что они просто хотят доставить ему удовольствие, он с радостью согласился бы ехать. Но Хироси подозревал, что здесь кроется какой-то подвох. А вдруг на обратном пути, в поезде, дядя скажет ему: «Понимаешь, дружок, когда ты вернешься домой, мамы там уже не будет. Твой папа просил меня сказать тебе об этом…»? Не в силах проникнуть в мысли взрослых, он испытывал растерянность, терзаясь недобрыми предчувствиями и одновременно стыдясь своей ребяческой мнительности.
– Дядя, вам правда необходимо ехать в Токио? – наконец вымолвил он.
– Почему ты спрашиваешь?
– Если нет, вы могли бы подольше погостить у нас. Нам так весело с вами. И папе, и маме тоже…
– Ничего, с ними останется мой заместитель, Линди. Они каждый день будут гладить ему шею.
– Да, но Линди не умеет разговаривать. Правда, Линди? Ты не сможешь заменить дядю Хидэо.
Пытаясь скрыть смущение, Хироси опустился на корточки и, гладя собаку по шее, потерся щекой о ее бок. В голосе его слышались слезы.
Что и говорить, семья переживала трудный период, тем не менее в присутствии Таканацу все ее члены словно сбрасывали с плеч тяжелый груз и обретали способность шутить и дурачиться. Конечно, в какой-то мере это происходило благодаря стараниям самого Таканацу, но не только. Он был единственным человеком, знавшим всю подноготную их отношений, перед ним не было нужды притворяться, и они могли позволить себе роскошь быть самими собой. Мисако уже и не помнила, когда ее муж так весело смеялся. Впервые за долгое время супруги сидели в креслах друг против друга на обращенной к югу веранде, нежась на солнышке и глядя на возящегося с собаками сына. Канамэ что-то говорил, Мисако ему отвечала, и оба были от души рады приехавшему издалека гостю. Избавленные от необходимости лицедействовать, они ощущали на сердце мир и покой, и само это чувство свидетельствовало о том, что отчуждение между ними еще не достигло последней черты. И пусть оба понимали, что такое положение не может продлиться долго, им было радостно уже от этой передышки.
– Ну как, интересная книга? Я вижу, тебя от нее не оторвать.
– О да, весьма… – рассеянно пробормотал Канамэ, не поднимая глаз от книги, которую держал таким образом, чтобы никто, кроме него, не мог разглядеть иллюстрацию, – это была репродукция гравюры на меди с изображением обнаженных обитательниц гарема.
– Ты не представляешь себе, как долго мне пришлось уламывать владельца магазина «Келли и Уолш», чтобы он выписал это собрание из Англии. Наконец книги пришли, и я побежал их выкупать, так этот прохвост, отлично понимая, что я у него на крючке, запросил с меня двести долларов[64] и ни центом меньше, дескать, второго такого собрания теперь не найти даже в Лондоне и ни о какой скидке не может быть и речи. В вопросах книготорговли я полный профан, тем не менее ценой неимоверных усилий мне все-таки удалось добиться скидки в десять процентов, правда, с условием, что я уплачу всю сумму сразу, причем наличными.
– Неужели это такое дорогое издание? – удивилась Мисако.
– Не забывай, речь идет не об одной книге, а о целых семнадцати томах, – объяснил Канамэ.
– Кстати, а чего мне стоило довезти эти семнадцать томов! Как известно, это издание подпадает под категорию obscene books[65], к тому же в нем множество иллюстраций весьма пикантного свойства, и чтобы избежать неприятностей с таможней, мне пришлось упихнуть их в свой саквояж, но от этого он стал совершенно неподъемным. Короче говоря, я так намаялся, что не описать. Вообще-то, Канамэ, мне полагалось бы взыскать с тебя солидные комиссионные.
– Что же, выходит, это совсем другие «Арабские ночи»? – спросил Хироси отца. – У меня ведь тоже есть такая книжка.
Рассказ Таканацу подействовал на мальчика интригующе, и он все время пытался заглянуть на страницу, где была иллюстрация, которую отец предусмотрительно закрыл от него ладонью.
– Не совсем так. На самом деле книга «Арабские ночи» предназначена для взрослых. Но некоторые сказки подходят и для детского чтения, они-то и вошли в сборник, о котором ты говоришь.
– А в твоей книге есть рассказ про Али-Бабу?
– Есть.
– А «Волшебная лампа Аладдина»?
– Есть.
– А «Сезам, откройся!»?
– Тоже есть. Здесь есть все известные тебе истории.
– Наверно, трудно читать их по-английски, да, папа? За сколько дней ты сможешь прочитать всю книгу?
– Я не собираюсь читать все подряд, только самое интересное.
– Какой ты, однако, молодец, – похвалил Таканацу брата. – А я совсем забыл английский – пользуюсь им редко, да и то лишь на службе.
– Но ведь эта книга особенная, – возразил Канамэ. – Не понимаю, как можно устоять перед соблазном ее прочесть, даже если для этого потребовалось бы постоянно лазить в словарь.
– Увы, это занятие для праздных и богатых, вроде тебя. А я бедняк, у меня нет на это времени.
– Вот те раз! – недоуменно произнесла Мисако. – А как же слухи про ваше внезапное богатство?
– Я действительно сколотил солидный капиталец, но тут же все и потерял.
– Каким образом?
– Играл на бирже и погорел на котировке доллара.