Ели вампир нарисовал себе светлый образ царя и бога, понятно, как они становились Спасителями в белых одеждах… Вампир не мог быть не Богом, не Богом он начинал умирать – и полез бы в бутылку, даже если бы Дьявол как-то смог понять его болезнь и принять больного.
Не устоял бы…
Из опыта она знала, что черт гораздо правдивее может открыть человека, чем человек, указывая на самые характерные узнаваемые признаки. Выходит, не зря она ненавидела свою неуклюжесть, боялась, что человек не дождется, не поймет, закроется прежде, чем успеет расположить его к себе. Даже она сама вдруг ощутила невероятное желание оттолкнуть его…
В мгновение Манька поймала змею и раздавила голову – не отвела глаз, не отказалась, заставив любить себя и такую. Горсть пепла усыпляла мертвый ум, а ее ум анализировал. Ни мудрости, ни человечности не оставили ей вампиры – она пришла убивать и ограбить, и была убита и ограблена всеми, кто защищал себя и вампира, которому принадлежала ее левая сторона.
Наверное, она была такой во время ритуала…
«Он где-то там, почти мертв, и я нахожусь среди них!» – догадалась она, уловив в себе, что никогда не мыслила так раньше. Мысль поднялась от земли – качество ее было другим, земля как будто вырвалась из плена. Мысль не пришла и не ушла, она была чистой и ясной, как молния, лишенная плоти, соединив небо и землю, осветив тьму и став ею.
Свое новое состояние Манька отметила лишь вскользь: ее земля не ненавидела, она лишь перекрывала доступ всему, что исторгала земля вампира-души, свидетельствуя о ней. Ложно! Теперь она лишь пожалела, что Дьявол не пригласил ее к себе намного раньше, когда вампир еще не залетел так далеко и высоко. Она могла бы исправить свидетельство земли, которая не знала о ней ничего. Если правда то, что он жил в соседнем селении, то дойти до вампира и Благодетельницы она могла за день, а доехать, так вообще за час: общественный транспорт собирал и развозил рабочих шахты утром и вечером.
И обрадовалась – первый шаг к тому, чтобы вернуть доверие обоих земель был сделан.
– Перебросимся в картишки?! – смущаясь, предложил черт, тасуя колоду карт, будто взял карты первый раз в жизни.
Манька, слегка растерялась, не сразу сообразив, что именно сказал ей черт. Она не играла в карты. Ей это было не свойственно. Примерила фразу на себя: фраза далась с трудом.
Но один взгляд на карты – и в голове помутилось, в горле появилась резь. И стало так тошно, будто выпила магнезии.
Манька сразу узнала их по рисунку на рубашке.
«Откуда у него мои карты?!» – мысли лихорадило. Откуда-то поднялся животный страх, словно убийца уже нацелился на нее и смотрел в глаза. Вспомнив, что она в Аду, она дала страху волю, не сделав ни одной попытки защитить себя. По крайне мере, так она, может, наконец, встретится со своими убийцами.
Дьявол учил ее открыться, принять, поднять, и вырвать жало ядовитой твари: «Маня, можно долго гоняться по пустыне за змеями и скорпионами, – сказал он, – а можно лечь, измазав себя кровью и ждать, когда они сами приползут на запах. Как ты найдешь в себе мерзость, если не позволишь ей выйти наружу и поцеловать себя в лобик?»
«А если сожрут?» – полюбопытствовала она.
«Держи при себе противоядие! – торжественно произнес он, будто все вампиры были у нее в кармане. – А лучше приучи себя к ядовитым укусам, и поймешь, что яда в них нет…»
Когда-то она вырезала эти карты из толстого листа ватмана, обклеив скотчем, и держала в ящике рабочего стола, раскладывая пасьянс во время обеда, или с удовольствием гадала, радуясь каждый раз, когда ее об этом просили. До тех пор, пока не уволили с работы. Карты остались в столе – она не смогла их забрать. Ей казалось, что каждый, кто остался, осудит ее, если она вдруг вернется и напомнит о себе.
«После! – говорила она себе, – после…»
А спустя некоторое время отказалась от этой мысли, уверенная, что их выбросили сразу же, как только она вышла из кабинета.
Там, в ее прошлом, карты были нужны, чтобы сблизиться с людьми…
Но теперь она видела себя со стороны и думала несколько иначе. «Забор, оставленный вампирами, не забодать одной колодой!» – грустно покачала она головой. Это был не самый лучший способ обрести понимание. И снова боль. Но боль отступила. Времени прошло много, рана затянулась. Люди приходили в ее жизнь и уходили, как на шахту, и все, кто знал ее такой, ушли из ее жизни давным-давно. Жизнь затянула петлю и на их шеях. Каждый, кто дал в тот день молчаливое согласие с несправедливостью, угодили в свои же сети. И первый, и последний выбыли в назначенное время.
Манька улыбнулась, вспомнив, как несколько дней подряд пыталась стать в коллективе своим человеком.
Заметив, что сослуживцы на ее попытки, будто сговорившись, все чаще поджимают губы и морщатся, решила обзавестись картами, которые были любимой игрой коллектива. Пред обедом человек пять бросались к хозяину карт, чтобы быть весь обеденный перерыв в центре внимания. Ее карты были ничуть не хуже. И краска на них ярче, и лица получились, как живые. Даже престижнее – все-таки ручная работа. Но карты коллектив разлюбил в тот же день, как появилась еще одна колода. И домино – стоило ей выиграть пять партий подряд. И шахматы, как только народ осознал, что она имеет посвящение в тайны шахматных баталий, имея заслуженную степень. В правила игры в нарды она даже не стала вникать: народу нужно было отдыхать – народ предпочитал отдыхать без нее.
Именно отстраненность принесла первые плоды.
Так коллектив смирился с ее присутствием, обращаясь за помощью иди советом, или поплакаться, а карты из игральных превратились в гадальные.
Черт потоптался, и внезапно карты выпали из его рук. Он неловко нагнулся.
И опять ей показалось, что нагнулся не черт, а она сама. Черт одевал ее на себя из прошлого, как одежду. Где-то там, внутри себя, она сразу же нашла глубоко спрятанные ощущения, когда чьи-то сильные руки придавили ее к земле, заставляя ползать перед множеством народа.
И внезапно поняла – это было! Где-то там, в ее прошлом, вампиры учили ее унижаться, воспользовавшись ее колодой. Она ползала перед ними, а они смеялись, пинали и топтали карты ногами, когда она пыталась их поднять.
Глава 6. Первый шаг
Сознание боролось с тьмой, и она почувствовала, как у нее, помимо ее воли, шевелятся губы. Словно чужие. Пожалуй, она могла бы даже повторить сказанное ею вслух…
В какой-то миг сознание прояснилось, дав ей возможность понять происходившее, и она снова увидела черта, который пришел на помощь, отвлекая издевающихся над нею людей на себя.
Черт скреб пальцами по карте, пытаясь торопливо ухватить ее за край. Она никого не видела вокруг него, но догадаться, что есть те, которые его подгоняли или что-то приказывали, было не трудно. В невменяемом состоянии, он иногда неловко поднимал карты и ел их, а они снова падали и рассыпались – и он ползал на коленях, иногда мимо, будто не замечал, пока ему не показывали на них, и тогда он снова, с трудом фокусируя взгляд, заторможенными движениями пытался их поднять.
Она съела карты?
Так вот почему у нее долго болел живот!
Очередной обмен состояниями застал ее врасплох: теперь она ползала по полу, пытаясь побороть накатившее сумеречное состояние и смертельную усталость, и когда ей удавалось, сразу начинала видеть неясные образы вокруг себя. Возможно, она бы не осознала видения, но черт, одевая из на себя, как одежду, делал их живыми, узнаваемыми, и она то плыла в полузабытьи на поверхности, то бороздила дно, чувствуя, что не управляет ни собой, ни своим состоянием. Но чем больше она сопротивлялась, стараясь побороть себя и остаться в сознании, тем быстрее туман рассеивался, выдавливая неясные тени.
Эти образы…
Когда она погружалась в сумерки, они прилипали, как песчинки, и выплывали вместе с нею, а то вдруг оживали и становились как люди, которые начинали кружить в смертельном танце где-то совсем рядом, но неуловимо. Она чувствовала, как ее хватали руками, слышала, как над нею смеялись и плевали в лицо, угрожали, мешая подняться на ноги, заставляли признаваться в чем-то, уничтожая все, во что она верила. Униженность и стыд поднимались вместе с этими образами – а ее вина вдруг становилась доказанной.
Пожалуй, Дьявол правильно назвал их богами – в земле они были больше, чем Дьявол, больше, чем она сама, и все они казались ей важными…
Осознание, что с ней проделали такое, устрашило ее больше, чем Ад.
«Бог мой, за что?!» – с удивлением, с отчаянием, думала она, стараясь понять мотивы успешных и ненавидящих ее людей. – Дьявол, за что наказываешь меня? Что я им сделала? Почему убиваешь меня? какой грех я совершила, что мучаешь меня этими ужасами?»
– В чем ты меня обвиняешь? – удивленный голос Дьявола прошел по Аду и вошел в нее, как во время полета. – Это, Маня, разве живые люди? Это те, кто пришел к тебе в ночи и остался, как морок. Сунь им могилу!
Присутствию Дьявола Манька обрадовалась. Перед уходом он внушал ей: «Соберись! И прославь себя делами!» Какими, опять же, не сказал, но раз пришел на зов, значит, не забыл о ней. Она ясно ощутила его присутствие, сознание немного прояснилось.
Манька слабо улыбнулась, и тут же еще одна тень заслонила глаза.
– Могилу? Где я ее возьму? – в отчаянии прошептала она пересохшими губами. – Этот черт меня убьет!
– Черт – единственный, кто может встряхнуть обе земли, чтобы василиски и грифоны выставились наружу. Он тебе головни кажет! – рассмеялся Дьявол. – Маня, черви тебя подъедают, гложут твое нутро, ну так собери урожай!
– Мысленно? – уточнила она, с опаской поглядывая на черта.
– Моя земля материальна, твоя тоже, – голос Дьявола звучал не так, как она привыкла слышать его раньше. Богатый, бархатный, твердый и повелительный, и она слышала его не ушами, а всем своим существом. – В твоей земле жизнь этих тварей более материальна, чем ты в моей. Все они порождение земли, которая наделила плотью посеянное в землю слово. И ты была среди своих врагов, в земле лежат и твои слова. Чего же удивляешься, что кто-то пьет твою кровь, если ты сама себя убиваешь. Вот ты, стоишь передо мной, а кто там, в твоем прошлом, изображает тебя?