Голова закружилась, и она снова почувствовала за спиной крылья.
Еще краше выглядела земля. Налитые спелостью виноградные лозы и яблоки, груши, персики и мясистые плоды разной формы и окраски, названия которых по большей части не знала, свисали к самой ее голове. Огромные яркие цветы всех сортов и оттенков украшали зеленый ковер, от темно-зеленого до салатового с желтизной, как небо. Птицы, красоты необыкновенной, с радужным ярким оперением, перелетали с ветки на ветку и веером раскрывали хвосты, нахохливали грудки. Из расщелин текли источники, рыбы билась друг в дружку в воде, лениво раскрывая пасть, когда жирная муха летела в рот.
И даже черт…
Он с веселым беззаботным видом прыгал по поляне и нюхал цветочки, что-то жевал, срывая с ветвей то один, то другой плод, надкусывал и вбрасывал, оставляя недоеденным. Сочные брызги летели каждый раз, как его зубы впивались в мякоть.
У Маньки заурчало в животе, она не ела с тех самых пор, как она, Дьявол и Борзеевич обсуждали в последний раз предстоящее путешествие. Времени прошло немало. Она позавидовала черту, который и плененный, и свободный умел устроиться, и пожалела, что рот у нее не там, где внутреннее око. Сразу пришли на ум мужественные люди, которых казнили, приковывая и выставляя перед ними много еды. Про такие муки в Аду и герои тоже рассказывали – а вампиры прилежно учились устраивать Ад там, где жили.
Если у Бога есть, значит, и у них, у Богов, должен быть такой же…
Нормальным зрением она видела только камень, камень и камень, с немногими отличиями по цветовой гамме. И разверзнувшиеся расщелины, из которых поднимался дым и копоть. Адом Дьявол не загружался. Похоже, исчерпав все силы на место, в котором наслаждался жизнью черт, он устроил его по образу и подобию Бездны. Ну, или что-то в этом роде… Местные достопримечательности не радовали разнообразием, круиз по Аду не предвещал богатых воспоминаний.
«Бессовестный лгун! – искренне возмутилась Манька. – Что за Ад такой, если даже простудившихся нет?!»
Время от времени она присматривала за чертом, заметив, что он следует за ней вприпрыжку, примерно на одинаковом расстоянии по другую сторону реальности, иногда высовываясь на эту. Ненадолго. Если бы Манька не следила за ним затылочным зрением постоянно, она едва ли успела бы поймать его взглядом.
«Мог бы подсказать, в какой стороне поселяет Дьявол грешников!» – обиделась Манька, заметив, что черт нанизывает на прут грибы и ножки какого-то животного, похожего одновременно на лягушку, краба и саранчу.
Черт начинал ловить животное, оно падало замертво, и толстые мясистые ножки откатывались в сторону, как хвост у ящерицы, потом вскакивало и трусило дальше на двух ногах. Возможно, так животина останавливала врага, давая время и ему перекусить, и себе скрыться. Прут с добычей черт выставлял на эту сторону, поджаривая на огне. В воздухе к смраду, к которому она привыкла и перестала замечать, прибавился ароматный аппетитный запах. Манька подавилась слюной, отчего обида на черта стала еще сильнее.
«Мог бы и угостить! Ну, разве так поступают?» – думала она, выбирая места подальше от черта. И вспомнила, что именно так люди и поступали.
«Молиться не буду!» – решила она, заставив себя не смотреть.
Но затылочное зрение то и дело разворачивалось в сторону аппетитных прутиков с нанизанным на них уловом.
В Аду было не людно, и пустыня без единого признака растительности расстилалась от горизонта до горизонта, земля дрожала под ногами, сотрясая основы Бытия. Она перелазила через каменные джунгли, стараясь обходить признаки Армагеддона стороной. Ни дорогами, ни тропинками в Аду не пахло. Ничего удивительного: Дьявол всегда умел находить самые непроходимые места – в Аду, очевидно, переиначивать себя не стал, сделав весь Ад непроходимым.
«Замертво паду, никто не заметит!» – мысленно ворчала она.
Сколотые камни под ногами кололи подошвы, и там, где она ступала, оставались пятна крови. В некоторых местах в ямах поднималась из земли кипящая лава. Манька подняла один камень, не такой черный, как вначале, и попробовала определить на зуб его происхождение.
Земля оказалась тверже гранита: во рту остались осколки двух передних зубов.
Наконец, Манька не выдержала.
– Ты один тут? Других в Аду нет? – вежливо поинтересовалась она у черта, приблизившись к нему.
Черт замер, оглянулся по сторонам, и, убедившись, что обращались именно к нему, на секунду другую выглянул на ее сторону.
– Нет, не один. Много всякого народца. Но им вряд ли будет интересно точить с тобой лясы… – ответил он, продолжая оставаться на другой стороне.
Манька промолчала. Если так, то она обиделась еще больше. В кои-то веки к ним залетел живой человек, а они встретить по-человечески не могут! Но черт мог и соврать.
– А ты почем знаешь? – мягким голосом спросила она, стараясь не настроить черта против себя. – Что же они меня, не видят?
– Чтобы тебя увидели, ты должна хоть какое-то место в пространстве занимать. А тебя нет! – он смутился. – Вернее есть, но, если кому привидишься, он крестить тебя начнет! – приятным голосом сообщил черт. Снял с прута мясные кусочки на большой лист, и, орудуя кривыми палочками, начал уплетать их за обе щеки, закусывая пряной травой. Опустошил лист, поднялся, подошел к ней, пощупал крылья и отошел разочарованный, прихватив с собой еще одну порцию жаренных мини-окорочков. Следующую порцию черт уплетал не так аппетитно, посматривая в ее сторону.
Манька тяжело вздохнула: сытый голодного не уразумеет. Присела неподалеку, дожидаясь, когда черт закончит трапезу.
– А для тебя я не привидение? – спросила она, заметив, что большую часть еды черт небрежно отложил в сторону. – Это как?
– Я же черт! Материализованный… Из мысли… Мне положено видеть всякое начало! Он прибрал обратно лист с едой и вывернул его на Манькину сторону и протянул ей.
– Я не хочу… – неуверенно отказалась Манька, спрятав руки за спину.
– Помолчи! – небрежно оборвал ее черт. – Ты сначала достань!
Манька протянула руку. Но она прошла сквозь еду.
– Я в другом измерении. Крылья у тебя за спиной для тебя материальнее, чем еда из того места, где я сижу. А ты и того меньше! Любой, кто на тебя посмотрит, увидит ненадежные, недееспособные крылья, которые потеряли хозяина, а между ними красивую вещицу.
Черт не пудрил ей мозги, говорил прямо, как есть. Она и сама видела, что не доставала до места, где еда становилась настоящей. На этот раз он поступил как друг.
Она промолчала – зря обиделась.
– Не могу понять, чего это ты один и тот же круг нарезаешь уж в который раз? – дружелюбно поинтересовался черт. – Я бился бы о стену, если бы меня так положили!
Манька оглянулась и покраснела. Если ей не изменяла память, то первый раз они встретились на этом же месте. Она узнала его сразу, как только черт отколупал еще один камушек и бросил к ногам.
– Меня не положили, – буркнула она в ответ. – Я сама… Мне в Ад надо.
Черт надолго задумался.
– Слышал я, что есть такой, но не видел, – признался черт. – Надо у старожилов спросить, они про Ад всякое рассказывают. Я три раза ногу сломал, пока не догадался, что это сказки. А зачем тебе в Ад? Иди на меня, и выйдешь сюда. Не боялась бы, давно была бы на месте.
– Да? И что они рассказывают? – скептически поинтересовалась Манька, усомнившись в словах черта.
– Будто каждый человек, прежде чем родиться из чрева Шефа на свет Божий, – черт ткнул пальцем рядом с собой, – проходит через Ад, который под землей. И каждый бьется с чудовищем, который охраняет ворота этого мира… Врут, – уверено сказал черт. – Я никакие ворота не видел! И чудовища нет! Я однажды привел человека – он такой же бред нес, – черт помолчал, разглядывая ее. – Но помилуй, зачем тебе гроб? – недоумевая, поинтересовался он и с жаром добавил: – Не знаю, не бывало такого, чтобы человек с гробом родился. Плохая, плохая идея! И сырую землицу, понятно, надо убрать с себя. И всякий хлам. Мне больше голые новорожденные по нраву. Я родине служу, принимая роды родов, а тут вдруг ни с того ни с сего, куча мусора… И прощай ученая степень! И крылья у тебя – больные совсем.
– Какой гроб? – насторожилась Манька.
– Этот! – черт ткнул пальцем ей за спину. – Да ты и не родилась бы с ним! Так и останешься замыслом промысла Господня, которому сбыться не суждено. Нет, не родишься, – черт с сомнением покачал головой с рожками.
Манька не могла понять, черт издевается над ней, или предложил что-то стоящее. А ну как испытывает?! Или вдруг землю выманивает?! Скажет тоже, гроб! Это что же, получалось, не черт не существует, а она?!
Прошла минута, другая, она молчала, обдумывая ответ.
– Нет, – наконец, твердо произнесла она. – Я еще живая. И вернуться хочу! К Борзеевичу. К избам. К земле своей…
Ошеломленный заявлением черт разинул рот, округлив изумленно глаза.
– Вот видишь! Ходишь вокруг да около! – воскликнул он горячо. – И придумываешь себе покой с миром. Если живая, поймай меня и накрути хвост на рога!.. – воскликнул он ехидно. И задумался, произнес неуверенно рассуждая сам с собой: – И не совсем мертвая… Мертвые ни в Ад, ни в Рай дорогу не ищут… И крылья не болеют у них… У них и крыльев-то нет… И почти поймала… Не пойму, зачем тебе еще куда-то идти?!
– Так надо, – мягко и настойчиво повторила Манька. – Мне нужно в Ад.
Черт взглянул на нее с сожалением и провалился сквозь землю. Но одна она стояла недолго. Он вернулся с монстром. Момент их появления она пропустила – не было сил любоваться гордым Раем. Сравнение лишь увеличивало пропасть и ввергало в уныние.
Черт начал что-то быстро объяснять существу, отчаянно жестикулируя руками. Тот слушал его, с любопытством посматривая в сторону крыльев.
«Но это не человек! – расстроилась Манька. – Чем же он мне поможет?»
Монстр вынырнул из-под земли, точь-в-точь как горбунок, представ перед глазами – рогатый, весь в чешуе, со сверкающими как у Дьявола глазами, выше ее метра на три, и весь какой-то стальной. На поясе рогатого чудовища висел самый настоящий меч, кр