Старик Борзеевич видимо змей не видел.
Он подошел к Маньке с ножом, безо всякого страха вступил в круг и попросил ее протянуть к нему руку. Потом резанул ее по ладони, смазывая кровью свой лоб и ухо, вывел ее из круга за руку, зажимая рану, и привел к жертвеннику, доставая еще крови, чтобы окропить камни по углам. Содержимое чаши, наполненную землей, высыпал на жертвенник. После чего Борзеевич неопределенно помолился: молитву молитвой назвать можно было лишь условно — он не столько молился, сколько выговаривал Богу, что тот попустил вампиров, и Дьявол, начертав какой-то знак на земле, сообщил Маньке, что в жертву приноситься начаток ее земли. Потом исчез на несколько мгновений, шарахнув с неба молнией, от чего поленья (обычный хворост), сложенные на жертвеннике, тут же загорелись.
После этого Борзеевич налил в чашу живой воды, смешал с мукой, испек лепешку и приказал ее съесть. Манька вдруг почувствовала привкус железа, испытав некоторое угрызение совести, вспомнив, что где-то на чердаке валяется котомка с ее нехитрым железным скарбом. Будто специально напомнили.
Снова появился Дьявол со словами: «Ну, теперь имущая!», подхватил ее и поставил на выступ в стене избы.
Уж как Манька не готовилась, а к чему-чему, к прыжку она как раз была не готова.
Очень не к стати закружилась голова, то ли от напряжения, в котором находилась весь день, то ли Храм на нее так подействовал и всякие глюки, но отступать было поздно. Она смерила расстояние взглядом: высота не превышала двух метров, и она могла просто шагнуть вниз.
«О камень я точно не преткнусь, и ангелы не понадобятся!» — подумала она, хмыкнув.
Внизу камней не было, трава стояла по пояс. Было уже темно, но место под окнами изб она знала, как свои пять пальцев — не раз сиживала на скамеечке, наблюдая, как волки важно прохаживаются между разрастающимся день ото дня смешанным стадом из лосей, оленей, горных белоснежных коз с козлятами, спустившихся с заснеженных гор на тучные зеленые пастбища…
Дьявол парил рядом, и держал ее за шиворот.
И вдруг в лицо ударил такой ветер, будто они стояли не в пяти, а в сотне метров над землей.
Манька перепугалась — если Дьявол ее отпустит, ее подхватит и понесет ветром на все четыре стороны. Но быстрый взгляд в сторону Борзеевича, который стоял неподалеку, засунув руки в дырявые карманы (из которых почему-то никогда не просыпался горох), скрестив пальцы крестиком, она опять обнаружила, что у нее глюки: волосы Борзеевича не трепало ветром и трава стояла не шелохнувшись.
— Смотри! — каким-то не своим голосом, глубоким, пространственным, приказал Дьявол. Казалось, голос его идет от ветра, он разносился на всю округу как звон набата, и проходил сквозь нее, и она слышала его не столько ушами, сколько внутри себя.
— Куда! — крикнула она сквозь усиливающие порывы.
— Смотри! — повторил Дьявол все тем же чужим голосом.
И она стала смотреть. Но то, что ей было нужно, увидела не сразу.
В паре метров от нее, скорее не из-под земли, а откуда-то сбоку заворачивалась воронка, которая становилась все шире и шире, разевая пасть. Там было темно, как в глазах Дьявола, и били молнии, освещая мертвенно бледным светом пространство, которого в принципе не должно было быть.
Она с ужасом уставилась в эту дыру, и вдруг, к еще большему ужасу заметила, что рядом Дьявола нет, но по левую и по правую руку от нее стоят два крылатых существа, или просто крылья за спиной появились, одно красное, как кровь, которую только что добыл из нее Борзеевич, слегка запекшаяся, а другое — грязно-серое, будто им помыли полы, но такие огромные крылья! Манька косила взглядом за спину, понимая, что ангелы все же будут. Не могли же крылья вырасти у нее за ту минуту, что она стояла на выступе!
— Прыгай! Прыгай вниз! — услышала она голос Дьявола отовсюду.
Повиновавшись, Манька изо всех сил зажмурилась и прыгнула…
Глава 4. От бытия до Ада…
Тут птицы не поют, деревья не растут,
И только мы, плечом к плечу, врастаем в землю тут…
Удара о землю не последовало… Манька неслась с огромной скоростью. Слегка мутило, но без тошноты. Звезды пролетали мимо, образуя белый коридор из множества точечных бело-голубых линий. Иногда казалось, что бежит по земле и ноги едва касаются опоры, иногда перепрыгивает через огромные расстояния — дух захватывало. Кружилось пространство, рассеченное сознанием, телом, сгустком энергетической субстанции, или тем, чем она была.
Мысли отсутствовали. Лишь четкое понимание своего «я» и ощущение пустоты вокруг. Полет напоминал путешествия под плащом Дьявола, когда видения приходили к ней, но тогда она оставалась на месте, а пространство вокруг двигалось. Теперь же наоборот — летела она, а пространство оставалось на месте.
Огромное потрясение — но чувство пришло не сразу. Приказное: «Не бойся!» прозвучало отовсюду, прошло волной — и страх ушел: Дьявол был где-то рядом…
Полет вряд ли длился долго. Скорее, ощущение расстояния растянуло время необозримо, которое, как таковое, скорее всего, отсутствовало… Крылья все-таки были. Вели себя, как родные: плавно затормозили, медленно опустив на каменный выступ скальной породы. И остались. Манька пощупала спину. Крылья, одно буро-красное, как запекшаяся кровь, другое грязно-серое, как застиранная простынь, которой перед стиркой три раза помыли пол, висели за спиной. Но на самом деле их не было. То есть, она видела их, и даже могла пошевелить, но руками не нащупала. Обычная спина — и горбик не выставлялся.
«Странно! — подумала она, разглядывая крылья через плечо. Крылья сложились и не мешали. — Откуда они?! Я же не птица!»
Приобретенные крылья напугали ее больше, чем потрясение от полета. Она живо представила себя на земле, и при всем желании порадоваться приобретению, убилась плачевной картиной: люди, без сомнения, за версту станут обходить стороной полуангела-получеловека. После внушения крылья не исчезли: трепыхнулись и освободили место для визуального осмотра местности.
Расстроившись, она осмотрелась по сторонам.
А где… гром и молнии? Где огонь, сера? Манька решительно отказывалась верить, что попала в Ад.
Ну, разве кого-то напугаешь камнями? На земле водились места пострашнее.
Плохая была идея — таскать сюда людей, перестали Дьявола бояться. Вот так ушла праведность из народа! «Исчезал, и будет исчезать», — с сожалением подумала Манька, переживая за друга, которому нечем было удержать свободолюбивый народ. Она пыталась понять его, но, разочаровавшись, ни в одном из объяснений не находила ни малейшей истины. По всему получалось, что запугивал Дьявол одного себя, и права была она, когда подозревала что-то в этом духе…
Прекрасным место тоже не назовешь…
Мрачновато. Тускло…
Воздух здесь необыкновенно плотный, привыкла она не сразу. Вокруг невообразимое, невероятное нагромождение камней, напоминающих уродливые деревья, строения, или высеченных в камне людей, сцепившихся между собой и поедающих друг друга. Как в Храме, когда змеи извивались у ног. Камни и скалы показались ей зловещими.
Ну, хоть что-то…
На гранях каменных разломов натекала красная, как кровь, смола. Ни деревца, ни ручейка, ни былинки — ничего! В нос ударил резкий ядовитый запах, от которого тут же захотелось перестать дышать. Не запах разложения, но вонь… Высоко над головой свесилось небо, напоминая, скорее, каменный свод. И когда она смотрела, почему-то показалось, что небо не над головой, а под ногами. И как будто правильно. Но сразу после этого стало казаться, что она неправильно стоит. На голове. А когда начала смотреть на себя, то по всему выходило, что она стоит нормально, как обычно, и неправильным все-таки было небо. Стоило подумать о небе, и опять — неправильно стояла она…
— Тьфу ты! — используя старое верное средство против Дьявола и его заморочек, Манька плюнула, к своему неудовольствию убедившись, что в Аду Дьявол все тот же — опять обман!
Не помогло, заморочка осталась, но уже не думалось — пусть ее разгадывает кто-нибудь другой! Голова слегка закружилась. Она оглянулась, не заметил ли кто нелюбви к Дьяволу. Успокоилась. Ни души не оказалось рядом.
— И что теперь? В какую сторону мне идти? — рассеянно вслух произнесла она, поднимая с земли обломок.
Камень был черный, как уголь, но тверже гранита. И тяжелый — руку оттянуло. На ощупь — гладкий.
И вдруг почувствовала тяжесть во всем теле, будто обломок местной породы высасывал ее. Камень она держала в руке, но он точно проник в нее. Она торопливо отбросила его, брезгливо отряхнув ладони.
С другой стороны, все-таки Ад выглядел удручающе. Голо. И черные камни повсюду.
Мысли сразу стали тревожными и беспокойными… и чужими, влетевшими в голову. Повеяло тоской, ни с того, ни с сего захотелось завыть. Просто так, без причины. Да так, чтобы волки, воющие на луну, позавидовали. Само ощущение воющего ощущения проявилось неестественно материально. Будто надвинулось на нее и вошло в тело, надавив, как камень, который она только что держала в руке.
Она не завыла, и от этого разделилась сама в себе: тело отчаянно желало исправить несоответствие между собой и ощущением, которое шло изнутри, а она чувствовала и противилась — и от этого ощущение воющей себя стало сильнее. Наверное, так чувствовал себя одержимый Дьяволом человек, которого она видела лишь однажды. Он орал, кричал, бился — а Святой отец читал молитвы и кадил, размахивая позолоченной корзиночкой. На чудо одержания Дьяволом и изгнание Дьявола собралось много людей, но Маньке это чудо чудом уже не казалось — слова Дьявола плотью не становились ни при каких обстоятельствах, а тут явно над человеком издевалась враждебно настроенная плоть. В своем одержании она узнала бы черта, если бы все это происходило не в Аду. Она присмотрелась к ощущению, отказываясь наотрез выть вместе с ним.
— Не мое! — сообщила она телу, отвергнув чуждое нытье. — Пусть воет!
«Плохо мне, плохо! Больно!» — заныл неизвестно кто в ее голове ее собственным голосом.