Незаметно появился официант.
— Господам принести меню и винные карты? — спросил он.
— Теперь уже можно, — ответил Гермес. — Спасибо.
— Александр Давидович, — вдруг заговорила Орли, — а как же вы планируете продавать государству часть акций «ДиКСи», если у вас ещё не урегулированы все права на компанию? То есть юридически «ДиКСи» вам пока что не принадлежит?
— Не понял. — Гермес слегка встряхнул головой.
Всё он понял, подумал Глеб.
— Какая часть «ДиКСи» принадлежит моему отцу? — прямо и открыто спросила Орли.
— Вашему отцу, а теперь вам, Оленька, принадлежат протоколы, — аккуратно сказал Гермес. — А чего тут не ясно?
— Сами по себе протоколы — только игра ума. Они конвертируются в акции компании, потому что без прав на эти протоколы программное обеспечение «ДиКСи» — контрафакт.
— Они никуда не конвертируются, Оля, — мягко возразил Гермес. — Вас ввели в заблуждение. Права на протоколы по завещанию вашего отца принадлежат вам, это бесспорно. Я сам помогал вам оформить эти права, если помните. Можете продавать их кому угодно. А «ДиКСи» ни вам, ни покойному Льву больше ничего не должен.
— Но программное обеспечение «ДиКСи» основано на протоколах отца!.. — Орли как птичка билась в прутья клетки. — Надо заплатить!
— Конечно! — убедительно кивнул Гермес. — Но этот вопрос, Оля, трудно формализуем. Я, например, не могу сказать, каков эквивалент стоимости протоколов. Сто тысяч долларов? Или кресло председателя совета директоров? Или пятнадцать процентов акций?
— То есть разделить компанию пятьдесят на пятьдесят, как вы и условились с отцом, вы не хотите?
К столику приблизился официант:
— Господа что-то выбрали?
— Немного попозже, — попросил Глеб.
— Оленька, плиз, не надо так переживать, — обеспокоился Гермес и даже придвинул Орли держалку с салфетками. — Уверяю вас, никто не хочет вас обмануть. Просто это серьёзные вопросы. Давайте решим их в арбитраже. Сколько он присудит вам предоставить — я с радостью!
Глеб смотрел на Гермеса. Какой красивый мужчина… Не в голубом смысле, просто в человеческом. Красивый. Умный и талантливый. Как хорошо он держится, как убедительно играет честность и заботу…
— А ты почему молчишь? — Орли вдруг повернулась на Глеба. Она почти плакала. — Помоги мне, Глеб!
Глеб тяжело вздохнул и отвёл взгляд. Неужели всё-таки придётся говорить всё это, портить отношения с Гермесом?..
— Александр Давидович, у нас с Орли большие опасения…
— С Орли? — переспросил Гермес и посмотрел на Орли. — Так вас называл Лев… Семейное, домашнее имя… Ясно… Простите, перебил.
— Мы знаем, что с помощью Бориса Крохина вы вскрыли файлы Льва Гурвича и скопировали протоколы, — с трудом сказал Глеб. — И теперь вы будете проводить необходимый апгрейд пэ-о «ДиКСи» сколько угодно. Орли и протоколы вам больше не нужны. Вы ничего не будете у неё покупать и ни за что не будете ей платить. А в суд она может подавать, как ей заблагорассудится, — до суда она просто не доживёт.
Гермес усмехнулся и потёр бровь.
— Вы считаете, я подошлю киллера? — лукаво спросил он. — Или сам наброшусь и задушу нашу милую Орли, как Отелло — Дездемону?
— Нет, Александр Давидович. — Глеб снова вздохнул. Ему очень не хотелось говорить про это. — Вы нашлёте чуму. Вернее, уже наслали.
— Чу-му? — по слогам уточнил Гермес.
— Вы услышали верно, — вяло произнёс Глеб. — И всё понимаете.
— Увы, не понимаю! — воскликнул Гермес настолько искренне, что Глебу нестерпимо захотелось поверить ему.
— Вы — Король-Чума, Александр Давидович. Вы убрали с дороги Льва Гурвича, он обрушил на вас чуму, а вы перепасовали демона мне в комьюнити. Генрих Дорн, похоже, погиб. Марина Павлова выбита из игры. На очереди Орли, Борис Крохин и я. Демон нас всех доконает, Александр Давидович. Вы нас приговорили, чтобы спасти себя.
Гермес сидел, молча глядя перед собой. Он был как постаревший падший ангел, не хватало только крыльев с пепельными перьями.
— Вы — Король-Чума, — повторила Орли.
И вправду, подумал Глеб, а зачем Гермес пригласил их сегодня? Они — компания Гермесу не по статусу. Объяснение только одно: в преддверии триумфа Гермес хотел удостовериться, вымер его чумной обоз или ещё нет? Гермес поднял на Глеба печальные глаза.
— Глеб, а вы-то сами верите в это? На дворе третье тысячелетие, мы с вами занимаемся Интернетом, а вы мне про чуму и экзорцизм…
Глеб пожал плечами:
— А что Инет? Уменьшает ли он невежество? Нет, не уменьшает. Избавляют ли социальные сети от одиночества? Нет, не избавляют. Запрещает ли демократия рабство? Даже в Элладе не запрещала, что уж говорить про нас. Так что и телеком не исключает чуму.
Гермес чуть заметно кивал, словно соглашался сам с собой.
— Александр Давидович, я прошу вас, — тихо произнёс Глеб, — остановите чуму. Для нас это важнее, чем «ДиКСи». И для Орли важнее, пусть она того и не понимает.
— Я не уполномочила тебя просить о пощаде! — вспыхнула Орли.
К столику опять подошёл официант.
— Я уже могу принять заказ? — спросил он.
— Мы передумали, сорри, — сказал Гермес. — Посчитайте на меня.
Он протянул официанту карточку. Глеб автоматически отметил: «Центурион», премиум-карта American Express. Наверное, ему никогда не быть обладателем такой карты, и это решается именно сейчас.
— Глеб Сергеевич, — сказал Гермес. — Боюсь, вам надо сделать выбор. Я понимаю, что Оленька обижена на отца и на судьбу, но я для Оли сделал всё, чего требовал моральный долг. Предпринимать что-либо сверх этого у меня уже нет желания, ибо Оленька считает меня чудовищем. О’кей, я приму это без возражений. Но вы, Глеб, должны определиться. Либо вы с Олей, и тогда я злодей и Король-Чума, либо вы со мной, но тогда я ваш босс и обычный человек, а Оля вам никто.
— Почему я должен с ней порвать? — хрипло спросил Глеб.
— Не заставляйте меня проговаривать самоочевидные вещи, — уже с раздражением заявил Гермес. — Как мы с вами сработаемся, если она будет петь вам в уши: он убийца, он дьявол!.. Я предлагаю успешную жизнь и прошу от вас сравнительно небольшую плату: расстаньтесь с подругой, которая мне — простите, Оля, — неприятна. Или она, или я.
— А если я этого не сделаю?
— Тогда я вас уволю, — твёрдо произнёс Гермес. — Завтра же.
— Неужели нельзя найти компромисс? — жалко спросил Глеб.
— Нельзя. Если вы не порвёте с Олей, вы начнёте действовать против меня. Мне нужен способ нейтрализовать вас. Я дам вам мотив — месть за увольнение. Наличие у вас этого мотива дискредитирует ваши обвинения в том, что я сгубил Гурвича или похитил протоколы.
— Вы откровенны… — проскрипел Глеб. — Значит, Орли права?
— Это не важно. Я опасаюсь не приговора, а дрязг следствия.
— Он боится дрязг куда больше приговора, — нагло и смело сказала Орли. — От приговора он отвертится, откупится, а вот дрязги и шумиха расстроят его сделку с правительством по продаже «ДиКСи».
Гермес положил ладони на столешницу и поднялся.
— Господа, благодарю за вечер, — отсёк он дальнейшее общение.
— Простите, Александр Давидович, но Орли мне дороже «ДиКСи», — не вставая, тихо произнёс Глеб. — Я останусь с ней.
— Не за что перед ним извиняться, — торжествующе заявила Орли.
35
Похоже, что из «Балчуга» Глеб бежал, как с места катастрофы. Он даже не понял, каким образом оказался на другом берегу Москвы-реки на Кремлёвской набережной, прямо под Кремлём. Хоровод башен и стен проехал над Глебом, будто Кремль вращался. В чёрном и пустом небе метался невидимый ледяной ветер. Вокруг была та образцовая и статусная Москва, которая могла оправдать всё на свете. Та самая Москва, классическая, надменная и вечная, ради которой жертвовали всем. Два часа назад ворота в неё наконец-то приоткрылись для Глеба — а Глеб вдруг захлопнул их, и захлопнул совсем не с той стороны. Он и сам ошалел от того, что сделал. Орли держалась за локоть Глеба и еле поспевала, часто щёлкая каблучками по асфальту.
— Глеба… — задыхаясь, произнесла она. — Глебушка… Спасибо тебе, милый мой… Я не верила в тебя…
Но Глеб сейчас и не думал об Орли.
Улица пересекала Москву-реку изящным и замедленным прыжком Большого Каменного моста. Над фонарями Берсеневской набережной по обеим сторонам портика Театра эстрады сияли прямоугольные и многооконные бастионы. Над левым, будто нимб, парило блистающее рекламное кольцо «Мерседеса». За правым, как пучок лампочек, светились сусальные куполочки старинной церковки. Москва была пылающая, горящая, оперная, словно пиар-проект самой себя.
— Глеба, погоди, — просила сзади Орли. — Мне надо сказать тебе… Меня всегда предавали… Если у человека появлялся выбор между мною и какими-нибудь благами жизни, то человек всегда выбирал эти блага и бросал меня, предавал, оставлял… Ты первый, кто не предал…
— А ты всегда выбирала человека, у которого должны появиться блага? — хрипло спросил Глеб, не оборачиваясь.
Орли заплакала.
Впереди из темноты ночи выдвинулась гигантская белая глыба храма Христа Спасителя — будто медленно выступил боевой слон в золотых доспехах. Храм точно клубился арками и сводами, его словно пучило от избыточной архитектурной мускулатуры. Новогодняя иллюминация просторной площади заменяла цветные плюмажи.
— Ну что же делать, Глеба? — плакала Орли. — Я выбирала того, кто сильный, кто побеждает, у кого будущее… Зачем же связываться с лузерами, с неудачниками?.. Как их можно полюбить?..
На стрелке Москвы-реки и Водоотводного канала в перекрестье прожекторных лучей вздымался исполинский идол Петра Великого. Этот Пётр не смог бы, перешагивая через дома, гнаться за Глебом по Москве, как Медный Всадник скакал за Евгением по Петербургу. Этот Пётр скорее походил на башню Саурона из «Властелина Колец».
Глеб остановился.
— Я не виню тебя, Орлик, — сказал он. — Я всё понимаю. Просто мне горько… Я ведь имею право на эту горечь…
— Ты молодец! — быстро заговорила Орли, но Глеб, не слушая её, пошагал дальше и повернул в закоулки Арбата, будто хотел укрыться от всевидящего ока Петра-Саурона.