Чекист взглянул сочувственно:
— Зуб? Жуткая боль, по себе знаю… Я ведь вижу — вы ничего не едите, только коньяк.
«Наблюдателен, гад… — усмешливо подумал Бабин. — А я — впал в релаксацию, потерял осторожность».
— Позвольте рекомендоваться: Хряпин Вукол Луппович. О, вы не скрыли удивления такому сочетанию, оно, знаете, всех просто ошеломляет!
— Ну что вы, что вы… — мило улыбнулся зам. — В свою очередь — Фемистокл Пафнутьич, честь имею.
«Знает… — пронеслось возбужденно. — Понял. Или… Не поверил? Издевается?»
— Я, видите ли, сюда всецело по рекомендации фирмы «Нестле», — нес Бабин. — Меня уверили, что производители детского питания в Маньчжоу-Го достигли небывалых высот!
— В самом деле? Как жаль, что у меня нет детей, чтобы проверить.
— Но, несомненно, будут, вы так моложавы, то есть молоды, хотел я сказать.
— Вас не удивила оригинальность моего имени-отчества? — доброжелательно улыбнулся зам.
— Ну что вы… — рассмеялся Бабин. — Здесь, в Китае, теперь только и остались истинно русские люди. А в Совдепии, извините, бог знает что такое… Вы, извините, в СССР? Я прошу прощения, возможно, мои вопросы назойливы, неудобны?
— Ну что вы, что вы, отнюдь нет, а я все за вашим зубиком наблюдаю — какой же коновал ставил пломбу? Я просто страдаю, глядючи.
— Да-да… — помрачнел Бабин. Судя по всему, этот оборотистый разведчик был и от природы неглуп, да и профессионально подготовлен: нервная система на «ять». — Очень неумелый был дантист. И надо же — как меня угораздило: еду из Парижа, давно, как вы догадываетесь, зубы в полнейшем, надо вам сказать, порядке, и вдруг три человека предлагают мне срочно вылечить зубы…
Ход был правильный, взгляд зама мгновенно потускнел, улыбка исчезла.
— Три человека? — воскликнул. Но мастерства уже явно недостало. Заволновался, милок. — Загадочная история! И как же это было?
— Остановили — это в районе, который именуется Пристань — так? Ну вот, затащили, усадили в кресло, просверлили зуб насквозь. И только один вопрос: «Кто вы?» То есть — я, — улавливаете?
— И… вы…
— А что я? Говорю как на духу: я, говорю, приехал проверить судьбу… — скосил глазом, кроме них двоих в ресторане было еще человек пять, остальные ушли, отобедав. — Коммеля Владимира Ивановича. Мы там в РОВСе, говорю…
Фемистокл Пафнутьич сделал движение — хотел встать или вскочить, но Бабин успел раньше. С криком: «О, соус, соус, ваши брюки!» — свалился под стол и упер дуло браунинга в промежность заму.
— Осторожнее, ради бога! — выкрикивал из-под стола. — Сейчас я сниму это пятнышко…
— Хорошо… — отозвался Фемистокл, — я буду сидеть спокойно. Дальше что?
— Дак, милай… — осклабился, пытаясь достать кончиком языка дыру в зубе, — мы чичас пойдем. Ты — вперед, я — как бы сзади. Пошел…
Фемистокл послушно исполнил. «А он не герой, нет…» — вышагивал за спиной с браунингом наизготовку сквозь карман. — А чего не кричишь? — подтолкнул стволом. — Ты иди, иди…
— Что я должен кричать?
— А что положено. «Да здравствует…» и так далее. Чтобы смерть выглядела геройской.
— Что вам нужно?
— А то же, что и тебе. Сворачивай сюда, — подтолкнул к дверям служебного купе Дебольцовых. Вошли, Алексей и Надя смотрели хмуро, Фемистокл горестно вздохнул:
— Я предупреждал Василия Васильевича, что верить вам нельзя…
— Это лирика… — Бабин запер купе и сел. — Впрочем — лирики хочется? Извольте: «Взрывы дальние, глухие, алый взлет огня, — вот и нет тебя, Россия, го-су-да-ры-ня…» Мы за это животы кладем — чтоб была. А вы за что?
— За то же.
— Тогда не договоримся. Полковник Дебольцов, Кузьмин, то есть, извещен обо всем. Надежда Дмитриевна — тоже. Какие будут предложения, товарищ?
Фемистокл затравленно смотрел исподлобья и молчал.
— Что касается меня, — вступила вдруг в разговор Надя, — я бы отпустила этого человека. Опять кровь. Странно…
— Женщины добрее нас, — улыбнулся Бабин. — Но выход простой: мы вас сейчас застрелим и выбросим из поезда, как и господина поручика, у коего буква «у» в фамилии делает всю фамилию весьма непристойной. Так что же?
— Хорошо…
— Что-с «хорошо»? Ваши документы, пожалуйста. По паспорту — советскому, служебного образца, — был он членом правления КВЖД Константиновым Ильей Иосифовичем. Других бумаг в карманах не нашлось.
— Ну, — промямлил Бабин, — это, так сказать, документ-прикрытие. Кто вы на самом деле?
Усмехнулся, облизнул губы:
— Да ведь не проверите? Способа нет. — В голосе зазвучало торжество.
— Глупости… — Бабин покрутил браунинг на пальце. — Вы нам со страху расскажете. От ужаса. По чистой и сердечной правде. Илья… Таракашек мой запечный. Я ведь зрю сквозь целые столетия — вослед твоему предшественнику Радищеву. Соврешь — пулю сглотнешь.
Дебольцовы сидели молча, вид у Алексея был виноватый — вляпался, все же…
— Я из ИНО[18]. Руководит Трилиссер, Меер Абрамович.
— А во главе секретариата ЦК ВКП(б) — Иосиф Виссарионович. Не тяни время, воробушек, — рассмеялся Бабин.
— Хорошо. Дятлов Михаил Никифорович. Сюда направлен в помощь Василию Васильевичу, то есть — Дееву Артамону Леонидовичу… Что с ним?
— Убит. Вместе со своими помощниками. Резидентура ликвидирована. Я ведь это вам битый час втолковываю, товарищ… Цель?
— Операция носит… носила кодовое обозначение «Издалека». Здесь, в Харбине, мы должны были подобрать кандидатуры для вербовки и внедрения в головку РОВСа… Что со мной будет?
— Правильный вопрос… «Дача Боде ближний левый угол» — растолкуйте нам, что сие значит?
— А я Артамона, видит Бог, предупреждал, что его тайник в КК[19] — мудизм воинствующий… В пшене жизнь и смерть держать… Идиот…
— Ну, это, согласитесь, уже поздно. Так о чем речь?
— О золоте. Я думаю, вы догадались.
— Переворота нету? Ну, скажем, «левый» надобно понимать как «правый»?
— Есть… Никакой «дачи Боде» не существует. Это кодированное название охотничьей избушки в тайге, пять верст от станции Зима. Мы перевербовали втемную вашего агента Сургучова. Он вывел на остальных двух. Все совершилось по пьяному делу, обыкновенно… Узнали мы об этом золоте от ныне покойного Малах… Малахаева. Там было восемь ящиков, по десять слитков в каждом, маркировка государственная. И два солдатских трупа. Еще труп возчика. Их, понятно, уничтожили. Малах… В общем — поручикова работа. Теперь главное: для вас, то… господа… Мы оставили один ящик и скелеты — для достоверности. Мы должны были обеспечить прохождение золота до Москвы. Вы понимаете: наши территориальные органы — для безопасности проведения — не в курсе…
— А… потом? — спросил Дебольцов.
— А потом — супругу вашу в одиночку на Лубянке, а вас с золотом — к Петру Николаевичу. Врангелю то есть. Дальнейшее ясно… Я вас, господа хорошие, только вот о чем предварить хочу: меня вы можете, конечно, и угробить, но: как вы сойдете с поезда? Останетесь? Это сразу же привлечет внимание местных жителей, милиции. Как изымете тайник? Как провезете до Москвы? Как доставите в Белград? Учтите, что на станции Зима могут быть люди из ИНО. Я их не знаю. Они подойдут ко мне, если сочтут, что все в порядке, понимаете?
Бабин и Дебольцов переглянулись, Дебольцов спросил:
— Связь резидентуры с Москвой — по радио? Есть график?
— Выходили через точку Разведупра, без графика — мы ведь с разовым заданием. Выход на связь по готовности.
— Думать надо… — задумчиво произнес Бабин. — Узелок-от туго завязался. Вы, Миша, пока весь наш разговор собственноручно, в мельчайших подробностях, зафиксируйте. Надежда Дмитриевна даст перо, чернила и бумагу.
— У меня нету…
— Найдете. В ресторане. У них отчетность, так что письменные принадлежности имеются. Напишите — там решим.
— Вы сохраните мне жизнь?
— Не знаю. Прочту, переговорим и решим. Полковник: бдительность, бдительность и еще раз бдительность. Товарищ есть товарищ.
— Зайдет начальник поезда, что я объясню?
— Хорошо. Переходим в мое купе. И на ближайшей станции купите мне билет на второе место.
Поезд мчался к границе, горы остались позади, простучали по мосту, Дебольцов прошел по вагону, выкрикивая: «Хайлар! Следующая станция — Хайлар, стоим пятнадцать минут!» Бабин в это время сидел напротив скуксившегося Михаила Никифоровича — руки у того были связаны за спиной — и внимательно изучал его меморандум. Что ж, следовало отдать должное «заместителю»: свое задание, руководство и любимую Родину он продал восемь раз с дерьмом. Правда, вникая в сие саморазоблачение, Бабин даже усмехнулся несколько раз — ведь всего два дня назад он сделал то же самое и с не меньшим усердием. Разница была лишь в том, что — в отличие от чекиста — Бабин тянул время и искал выход. Этот же, напротив, желал только собственного спасения. Похоже было, что смирился…
— Меня удовлетворяет, — искренне сообщил Бабин. — Извините: я освобожу вам правую руку, и вы повторите — сжато, коротко, самое главное — я подчеркну, что именно. Игра открытая, Миша, я ничего не скрываю — отныне мы должны во многом доверять друг другу.
— Во многом… — с горькой улыбкой протянул Дятлов.
— А вы желаете поступить к нам на службу? — весело осведомился Бабин.
— Мне бы ноги унести…
Закончив копировать, Миша довольно подробно изложил Бабину свою биографию. Был на фронте, служил в Особотделе, зачастую приходилось выводить в расход — врагов, конечно. Правда, были случаи, когда уничтожались и пленные, да ведь что поделаешь… Установка руководства, партии — против ветра не пописаешь. Ну и социальная база — она, конечно же, многое определила: был Миша простым рабочим на механическом заводе и пропаганду большевиков всосал, что называется, с молоком матери.
— Гражданская война продолжается, — сказал угрюмо, — а она, как известно, есть взаимное зверство. Так чего же вы от меня хотите?