Когда я выхожу из конторы, на дороге стоит роскошная гудящая пробка, и обезумевшие водители объезжают ее по мокрому тротуару. Из-под колес у них в разные стороны шмыгают ослепленные фарами пешеходы, и я тоже шмыгаю, метро, троллейбус, детский сад, опять я самая последняя.
FAQ,
или Часто Задаваемые Вопросы
Об этом меня спрашивают так часто, что вместо ответа я только бурчу. Так что, предчувствуя расспросы, наберусь мужества и отвечу в последний раз.
1. А что вы не разведетесь?
Разводиться мне некогда. Для этого надо идти в суд, писать исковое заявление, в котором обязательно должны быть урегулированы вопросы дележа детей, денег и квартиры, а я это вообще не хочу обсуждать с Серегой, и не желаю становиться истцом, а его делать ответчиком. И потом еще надо его тащить на заседание суда, а его еще сперва поди поймай и объясни, чего хочешь, или верши черное дело у него за спиной. А потом надо идти в ЗАГС и получать бумажку о разводе. А тут бы хорошо еще девичью фамилию вернуть, конечно… но со сменой фамилии надо менять паспорт, ИНН, свидетельства о рождении детей и свидетельство о пенсионном страховании, и перерегистрироваться в ДЭЗ, и переписать на новую фамилию телефон, и заменить загранпаспорт, а он у меня еще относительно свеженький… начинаю покрываться холодным потом… чтобы меня угробить, хватит одних только суда и ЗАГСа.
Некогда мне разводиться, мне вон Сашку надо к гастроэнтерологу в консультативно-диагностический центр тащить, и обоих к зубному, и себе сломанный мост заменить на новую металлокерамику, и если уж тратить на что-то целый день своей жизни, так уж на то, что принесет или пользу, или радость.
2. Ты же знала, что он с тобой не будет жить, зачем заводила второго ребенка?
Бывает, разговариваешь с кем-то из девчонок, а она вдруг скажет: а я уже четыре аборта сделала. И как отрежет — не могу больше с ней разговаривать. Вот так же не могла с соседкой-медсестрой, у нас старшие дети ровесники. Соседку невзлюбил и драл до крови свекровкин кот, она принесла с работы эфира, налила на вату, сунула кота и эфир в ведро и закрыла крышкой.
Да, а еще я хотела, чтобы у Сашки была сестра.
3. А кошка тебе зачем?
Котенка подобрал у подъезда Саша. Мокрого и жалкого. Мы его кормили из пипетки. Теперь Мавра белая и пушистая. Я не хотела кошки, но раз уж она уже тут, что с ней сделаешь. В ведро с эфиром?
4. А собака?
А собака вообще Сережина, он ее забрал на какой-то погранзаставе. Выглядит так, будто пограничница согрешила с диверсантом. Ее хотели утопить, она скулила и плакала, и Сережа ее спас. Вставая в семь утра, чтобы выгулять эту сволочь, я думаю, может, надо было утопить?
Я и собаки не хотела. Я сама скулила и плакала, представляя, кто будет гулять со страшилищем, кормить его и воспитывать. Сегодня она украла у меня со стола бутерброд и съела. Я отлупила ее тапками по заду. Потом обе скулили и плакали.
5. Но у тебя хоть личная жизнь-то какая-то есть?
Общественной жизни у меня и нет. А если имеются в виду мужчины, то мой сонный вид, прическа «крысий хвост», тяжелые ботинки, рюкзак и все прочее сразу направляют их мысли в правильном направлении. Направление такое: это конь, с ним работают.
6. А зачем ты ходишь с рюкзаком и в тяжелых ботинках?
Мне так удобно. По-другому мне неудобно и неуютно.
7. Почему ты не сделаешь себе нормальную прическу?
Потому что парикмахеров я боюсь так же, как судов, РЭУ и ЗАГСов. Они смотрят на меня, как советские завучи, и брезгливо спрашивают: как стричь-то? И я в панике убегаю. В парикмахерах ошибалась трижды, больше не хочу. Поэтому коллега Лариса и говорит, глядя на меня и поджимая губы: «Аптекарская резинка — лучшее решение проблемы».
8. Ну, наверное, тебе самой нравится такая жизнь?
Она сложилась не без моего участия, а стало быть, чем-то меня устраивает. Может быть, честностью: мне не надо доказывать себе и другим свою крутизну, вот она я, такая как есть, вся на ладони. Что могу — то могу, что умею — то мое, а чего не могу, уж не обессудьте, в шесть часов ребенка надо забирать из сада.
Нет, пожалуй, все-таки не нравится: для меня многовато бессмысленной суеты и трепыхания.
Всегда удивляюсь тому, что на свете есть экстремальный спорт. Какие там поездки на велосипеде по канату над пропастью, какой дельтаплан, какие прыжки со скалы… с меня довольно одной ночи с рухнувшим шкафом, одного разговора с мужем, ожидания сына из гостей, когда скачешь по окнам, бегаешь по чужим дворам, звонишь всем друзьям — и слышишь: ушел два часа назад… Мое адреналин-шоу — бег с препятствиями по мегаполису, по хлюпающей грязи в промокшем башмаке, с тяжелым рюкзаком, опаздывая за дочерью в садик, не успевая сделать звонок и сдать материал в номер, потеряв перчатку, счет времени, банковскую карточку, которую надо успеть заблокировать, а в мобильном разрядился аккумулятор или кончились деньги на счету. Мне не надо даже глотать, как в «Факторе страха», тараканов или утиных зародышей, мне достаточно найти в Сашкином дневнике просьбу позвонить учителю математики, а потом объясниться с Сашкой. Достаточно получить уведомление, что квартплату с меня будут взыскивать через суд, а телефон отключат за неуплату — и вспомнить, что я в последний раз пришла в сберкассу и забыла дома кошелек, а потом решила, что я там была, а значит, заплатила, — и это было три месяца назад…
Сто четыре дыры
В моей голове сто четыре дыры, и я привыкла к этому. Гораздо труднее заставить помнить о своих дырах коллег, начальство и мужа. Коллеги уже знают, в чем дело, и важных документов мне в руки не дают. Они знают, что через десять минут я заору «Куда я его положила» — а потом лихорадочно полетят листки со стола, и будет перекладывание из стопки в стопку, и дрожание рук, и стук себя кулаком по лбу. Избавляя себя и меня от этих сцен, они прикалывают документы кнопкой к стене, и всякую бумажку, замеченную у меня в руках, аккуратно изымают и кладут на место.
Но я пытаюсь бороться — и уже достигла успеха. Я провожу с собою и детьми кампании: что несешь — донеси до места; что делаешь — доведи до конца; самое противное — сразу; делаем только одно дело за раз; ничего не записываем на листочки; по пятницам — уборка рабочего места.
Я перестала удивляться призывам продавщиц: девушка, вернитесь, вы сдачу, кошелек, покупку, голову на прилавке забыли. Уже даже не говорю им: извините, склероз.
Я обставляю быт ритуалами. Перед выходом обхожу квартиру и говорю: утюг выключила, свет выключила, балкон закрыт, газ перекрыт. Фиксирую стоп-кадром: кошелек положила обратно в сумку, сумку застегнула. Ритуалы нужны, чтобы не забывать, но я забываю о ритуалах.
Первое время нашей совместной жизни Серегу оскорбляло, что я не встречаю его со вскипяченным чайником. Все наши ссоры первого года были из-за дурацкого чайника, символа моего невнимания к нему, пренебрежения, эгоизма: такую простую вещь сделать не можешь — усталого мужа чаем напоить. А я просто не помнила о чайнике, я с радостью поставила бы его, но память о чайнике никогда не доживала в моей голове до вечера, ее опережали другие. И сколько слез было, сколько скандалов, сколько обид, пока закрепился у меня условный рефлекс: муж — чайник. Пискнул домофон, заворочался ключ в двери — беги втыкать чайник в розетку или ставить на газ. Иначе — суровая кара.
С дырами в голове жить нелегко. Их принимают за лень и недобросовестность, за себялюбие и свинство, а это просто дыры в голове, в них свищет ветер. Моя немытая посуда в раковине, мои носки, второй месяц лежащие на стуле, пройду мимо, посмотрю, скажу себе: как же ты их до сих пор не убрала! — и пока несу бумажку в мусор, носки проваливаются в дыру.
Залатать дыры нельзя, их можно огородить частоколом. Поставить вокруг цифры и факты, ритуалы и добросовестность, скрупулезность и въедливость. Перепроверять цитаты и источники, не доверять памяти на цифры и лица, все записывать, дублировать диктофонную запись ручной, голову ежедневником, сигнальными значками, ассоциативными связями… Проверять и перепроверять себя.
А результат все равно плачевен: работа занимает втрое больше времени, чем нужно, пропущенные звенья вываливаются из памяти, а Серегина мать обижается: я знала, что она больна, и даже не позвонила… Я знала, но я забыла. Этого нельзя ей сказать, ибо это чудовищно. Но это правда. Я даже оправдываться не буду, хотя у меня было столько же причин, сколько дыр в голове. Знал, но забыл. Садись, два.
Ритуал и добросовестность — спасение от безумия, созидательная деятельность и структурирование мира — спасение от хаоса. Я покупаю полочки и коробочки, папочки и контейнеры, чтобы вместить в них мой бумажный, одежный, игрушечный, продуктовый хаос, но контейнеры прячутся из разбегаются, полочки заселяются мелкой дребеденью (игрушки из киндер-сюрпризов, пуговицы, монеты, фишки из Машкиных игр, пистоны, ручки, колпачки от фломастеров, винтики, кусочки «Лего»…).
Созидательная деятельность: навести порядок в комнате. Сварить обед. Через два часа обед съеден, порядок нарушен, энтропия торжествует, где, где моя жизнь, куда она девалась, куда она опять провалилась?
Отходняк
Вот что нам всегда мешало с Серегой. Навидавшись за день противных людей, намозолив язык скучной болтовней, утомив правую руку тиканьем мышиной кнопки, глаза мерцанием монитора и мозги — надоевшей работой, намотавшись по лужам и слякоти, наморозив хвост в ожидании маршрутки, оттянув лапы сумками с продовольствием, натолкавшись в троллейбусе и метро, дома хочешь всего-то-навсего тишины и покоя. Чтобы встретили горячим ужином, отпустили в ванну, а потом дали посидеть, занимаясь любимыми делами: сочинением текстов, например. И хорошо бы еще, чтобы приносили по требованию — стакан молока, кусочек шоколадки, яблоко…
Но дома меня ждет простор для деятельности. Горячий ужин предстоит готовить самостоятельно, а вместо того, чтобы лежать в ванне, надо стоять над душой