— Губы Конана тебя не коснутся — целовать тебя будет моя плетка. И ласкать тебя будет тоже она, а не его руки!
— Что я вам сделала? За что вы меня так мучаете?
— Прежде чем встретиться со мной, Конан любил тебя! — зарычала Нзинга. — Никогда у меня не было такого мужчины. Но он обнимал и тебя, и твою белую грудь он покрывал поцелуями! В этом я уверена, и знание это не дает мне покоя… Когда тебя не станет, вся его любовь будет принадлежать мне! Я сделаю его королем Гамбуру — этой чести вот уже тысячу лет не удостаивался ни один мужчина! — Нзинга расправила хлыст.
— Но ведь это неправда, — застонала Хабела. — Он никогда даже не касался меня!
— Ты лжешь! Когда тебя поцелует плеть, ты скажешь мне всю правду!
Нзинга взмахнула рукой, и плеть обвилась вокруг талии Хабелы. Девушка закричала, пронзенная болью. На теле ее остался алый рубец, из которого тут же проступила кровь.
Нзинга неспешно завела руку за спину, готовясь нанести следующий удар. Слышно было только хриплое дыхание принцессы.
Вновь запела плеть; истошный крик вырвался из уст девушки, когда кожаная змея обожгла ее чресла. Нзинга сладострастно наблюдала за тем, как корчится перед нею белая рабыня. Она ударила еще раз; на темном ее теле выступили капельки пота. И вновь камера огласилась истошным криком. Королева засмеялась и облизнула свои полные губы.
— Вам бы все визжать да хныкать? Никто тебя не услышит! А если и услышат, то вряд ли осмелятся помочь тебе! Я усыпила Конана, он будет спать еще несколько часов. Так что не надейся!
Лицо Нзинги горело дьявольской страстью. Огромная амазонка любовалась кровавыми рубцами, покрывавшими тело рабыни. Она вновь взмахнула плетью, желая излить всю свою извращенную страсть, пока эта белая рабыня не испустит последнего вздоха.
Хабела не могла и вообразить, что тело ее способно вынести такие пытки. Привыкшая к роскоши и праздности принцесса никогда еще не испытывала настоящей боли. Не только боль, но и стыд мучил ее. Единственная дочь гордого старого короля, она привыкла слушать только себя и ни перед кем не склоняла головы. Подобно тому как плоть ее терзалась ударами хлыста, душа ее страдала от унижения.
Зингарская знать обычно держала черных рабов, привезенных с юга работорговцами Стигии и Шема; Хабела знала, что их наказывают так же сурово и зачастую так же несправедливо. Но никогда ей в голову не приходило, что когда-нибудь господа могут поменяться с рабами местами, — эта черная женщина обращалась с ней так, словно принцесса была последней рабыней на какой-нибудь зингарской плантации.
Удар следовал за ударом. Кровавый морок встал перед глазами Хабелы, и тут вдруг она увидела какой-то сверкающий предмет, что лежал на маленьком стульчике, стоявшем у стены. Это была золотая корона, инкрустированная тысячами каменьев, походившая на свернувшуюся кольцами змею. Ну конечно! Перед ней была Корона Кобры, которую Конан нашел в черном храме, стоявшем посередь Безымянного острова. Она попыталась сосредоточиться на Короне и тем облегчить страдания…
Она вспомнила о том, что Корона была похищена у Конана в Кулало. Но когда же это было? Ей казалось, что с той поры прошли годы. Непонятно только, как Корона оказалась здесь. Работорговцы, пленившие ее и Конана, должны были забрать ее у вора.
Нзинга прервала экзекуцию, для того чтобы немного передохнуть и выпить вина. Не прошло и минуты, как она снова взялась за плеть. Хабела приготовилась к новому удару и широко открыла глаза. И тут она увидела нечто в высшей степени странное.
За полуголой Нзингой возникло какое-то свечение. Оно походило на блуждающие огоньки, что порой загораются на пустынных, населенных духами болотах.
Светящееся пятно увеличивалось в размерах и горело все ярче. Через несколько секунд оно приняло форму веретена высотою в человеческий рост.
От изумления Хабела открыла рот. Нзинга, заметив, что рабыня изумленно уставилась на что-то находящееся у нее за спиной, резко развернулась. В тот же миг веретено вспыхнуло изумрудным пламенем и исчезло. На его месте стоял человек.
Человек этот был высок и статен; лицо его было смуглым и походило на бронзовую маску. Над орлиным носом поблескивали живые темные глаза. Похоже, что недавно он был обрит наголо, из-под коротких черных волос виднелась кожа. Человек был одет в простую белую мантию, сшитую из полотна, что оставляла открытыми его мускулистые руки.
Тот-Амон выглядел куда старше, чем в ту пору, когда Зароно и Менкара появились в его дворце. Смуглый лоб его был покрыт капельками пота — магическая процедура, позволившая ему перенестись из оазиса Хаджар в Гамбуру, отличалась особой сложностью, она была доступна лишь избранным членам братства магов. Ментальное усилие, необходимое для такого переноса, требовало полной отдачи всех сил даже от такого великого мага, каким был Тот-Амон.
Нзингу поразило то, что незнакомец, принадлежавший к презренному племени мужчин, появился в камере пыток без объявления. Подобная наглость потрясла Нзингу, и она тут же решила казнить непрошеного гостя. Замахнувшись на него плетью, она собралась звать стражу.
Стигиец наблюдал за ней с загадочной улыбкой на устах. Стоило плети взмыть в воздух, как он простер руку в направлении королевы. Яркие изумрудные лучи вырвались из его пальцев, залив своим сиянием черное тело Нзинги Гамбурской.
Королева пронзительно закричала, скорчилась, словно от удара, и повалилась на земляной пол. Лучи тут же поблекли и исчезли.
Хабела сделала вид, что падает в обморок, — голова ее упала на грудь, и густые черные волосы прикрыли ее лицо.
Тот-Амон даже не посмотрел на нее. Он подумал, что видит перед собой обычную белую рабыню, которую хозяйка решила наказать за некую провинность, и потому счел излишним интересоваться ею. Он никогда не видел Хабелу во плоти и вряд ли бы смог узнать ее. Знал бы он, что перед ним находится та самая принцесса, за которой Менкара и Зароно охотились по всему Черному побережью! Маги совершают ошибки ничуть не реже, чем самые обычные люди.
Когда Тот-Амон послал свою «Ка» в мир акаши, Конан и Хабела были еще в Кулало, а Бвату еще не похитил Корону Кобры. Будущее же представлялось достаточно неясным, ибо вариантов развития событий было слишком много даже для его, Тот-Амона, пытливого ума.
После того как его добровольные слуги отправились на поиски принцессы, Тот-Амон решил еще раз взглянуть в магический кристалл. Ему необходимо было знать точное местонахождение Короны Кобры еще до начала магического действа, которое позволило бы ему перенестись в пространстве. Поскольку в конечной точке он мог пробыть достаточно недолго, он хотел оказаться как можно ближе к столь вожделенной им Короне.
В то же самое время Бвату выкрал Корону и был убит работорговцами. Зуру спрятал Корону и вместе с ней появился в Гамбуру, где королева Нзинга отвалила ему за нее столько квиллов, что их хватило бы ему до скончания лет. Так — к собственному изумлению — Тот-Амон обнаружил, что Корона находится не в Кулало, но в Гамбуру.
Все это время он не вспоминал ни о Конане, ни о Хабеле. Он нисколько не сомневался в том, что принцесса находится в Кулало и поныне и что Зароно и Менкара легко найдут ее. Впрочем, как бы то ни было, чары, перенесшие его в Гамбуру, не позволяли ему прихватить с собой еще одно одушевленное существо.
Что касается Конана, то маг и вовсе не принимал его всерьез — киммериец представлялся ему чем-то вроде назойливого москита. Окажись Конан на его пути, Тот-Амон раздавил бы его, словно насекомое, заниматься же его поисками сознательно магу и в голову не приходило. В его игре были куда большие ставки, чем жизнь какого-то пирата.
Сосредоточь Тот-Амон свое внимание на Хабеле, он тут же признал бы ее в белой рабыне. Но сейчас он думал только о Короне Кобры. Лицо его озарилось радостью, когда он узрел вожделенный предмет на стульчике. Перешагнув через бесчувственное тело королевы амазонок, маг приблизился к Короне. Осторожно взяв ее в руки, он поднес ее к лицу и стал рассматривать, любуясь тем, как играет на гранях бесчисленных кристаллов свет факела, нежно ощупывая плавно переходящие одно в другое змеиные кольца.
— Ну наконец! — с облегчением выдохнул маг, в глазах его заплясали алчные огоньки. — Теперь весь мир будет у моих ног! Священный завет великого Сета будет единственным законом этого мира!
Зловеще улыбнувшись, Тот-Амон произнес тайное слово и сделал странный жест. Ярко вспыхнул изумрудный огонь, и маг тут же исчез. Свет померк, сменившись едва заметным призрачным свечением, но вскоре погасло и оно.
На земляном полу возле ног Хабелы лежало бездыханное тело черной королевы. Принцесса потихоньку приходила в себя. Оказалось, что она может стоять на цыпочках, при этом боль в запястьях стихала. Ремни были затянуты туго, но покрывшиеся обильным потом запястья теперь могли скользить в них. Хабела попыталась высвободить сначала одну руку, затем — другую, но у нее ничего не получалось. Прошло бесконечно много времени, прежде чем рука выскользнула из пут; освободить вторую руку было уже несложно.
Обессилевшая Хабела повалилась на пол. Руки ее так затекли, что она не могла пошевелить пальцами. Однако вскоре она почувствовала, как в руки ее вонзились тысячи раскаленных игл. Принцесса стала постанывать от боли, но тут же заставила себя замолчать — ее стоны могли разбудить черную королеву.
Вскоре руки стали слушаться ее. Хабела встала и посмотрела на простершееся у ее ног тело Нзинги. Грудь королевы то вздымалась, то опадала — казалось, что она спит.
Хабела подошла к стене, возле которой стоял кувшин с вином, поставленный сюда Нзингой. Она стала жадно пить сладковатую прохладную жидкость, и каждый глоток придавал ей сил.
Она вновь посмотрела на бесчувственное тело королевы, ища глазами кинжал. Ничего не хотелось ей так сильно, как вонзить клинок в эту роскошную грудь. Принцесса дрожала от ненависти: чувство ее было так сильно, что казалось, одно оно способно лишить жизни это чудовище.