Конан Дойль на стороне защиты — страница 26 из 51

В репортажах о суде пресса почти не пыталась пресечь расовую ненависть, которой пылала публика. Статья в бирмингемской Daily Gazette описывала молодого Эдалджи в выражениях, словно сошедших со страниц указателя Ломброзо: «Ему 28 лет, но выглядит моложе… В смуглом лице с круглыми черными глазами, выдающимися губами и маленьким круглым подбородком ничто не выдавало типичного адвоката. Внешность в основном восточная, во время речи обвинителя никакого проявления эмоций, кроме слабой улыбки».

В вулвергемптонской газете Express and Star репортер утверждал: «Многочисленные и удивительные предположения слыхал я в местных пивных насчет причин, по которым Эдалджи пустился убивать скот по ночам, и широко популярной оказалась идея, что он совершал ночные жертвоприношения экзотическим богам».

На суде в октябре 1903 года Эдалджи объявили виновным и приговорили к семи годам каторжных работ. Тот факт, что во время его тюремного заключения скот продолжали увечить, в глазах полиции не имел никакой ценности: полицейские считали, что убийства совершаются членами банды Эдалджи. Апелляционного суда в Англии тогда не было, и каторга казалась неотвратимой. Однако со временем, как и в случае Слейтера, росло публичное недовольство, составленная сторонниками Эдалджи петиция собрала 10 000 подписей. В октябре 1906-го, после трех лет каторги, Эдалджи освободили без помилования и объяснений.

Статус преступника, с которого не снят приговор, не позволял Эдалджи заниматься юриспруденцией. В попытке вернуть себе доброе имя он написал несколько статей о своем деле. В тюрьме Эдалджи читал рассказы о Шерлоке Холмсе и после освобождения выслал свои статьи Конан Дойлю.

«Читая статьи, я почувствовал голос правды; я понял, что имею дело с чудовищной трагедией и должен сделать все возможное для исправления дела, — позже писал Конан Дойль. — Мое негодование и решимость не отступать были порождены мыслью о беспомощности этих людей — цветного священника, смелой голубоглазой и седовласой жены, юной дочери, — которых изводят жестокие мужланы и которых полиция, призванная защищать, третирует и вопреки всякому здравомыслию обвиняет в их собственных несчастьях».

Подход Конан Дойля, в миниатюре предвосхищающий его подход к делу Слейтера, включал в себя три направления: расследование, публикацию и агитацию. После изучения газетных изложений и других документов, относящихся к делу, он назначил Эдалджи встречу в лондонском отеле. Как он напишет в брошюре 1907 года «Дело Джорджа Эдалджи», первый же взгляд показал, что молодой человек не мог совершить преступления, в которых его обвиняли:

При первом взгляде на Джорджа Эдалджи я понял, что этот человек почти наверняка не совершил преступления, за которое был осужден, и тот же взгляд позволил мне угадать по крайней мере некоторые из причин, из-за которых он попал под подозрение. Он пришел в мою гостиницу к назначенному сроку, но я задержался, и он коротал время за чтением газеты. Я узнал его по смуглой коже и, остановившись, за ним понаблюдал. Он держал газету близко к глазам и несколько сбоку, что указывало не только на сильную близорукость, но и на заметный астигматизм. Мысль о том, что такой человек станет рыскать ночью по полям и нападать на скот, при этом умудряясь избегать встреч с полицейскими, показалась бы нелепой любому, кто способен представить себе, как выглядит мир для человека с миопией в восемь диоптрий… Однако из-за безнадежного состояния зрения он выглядел как рассеянный человек с неподвижным взглядом, что вместе со смуглой кожей наверняка делало его очень странным в глазах английских селян и ассоциировало с ним любые странные события. Так один-единственный физический изъян оказался и показателем невиновности, и причиной, по которой этого человека сделали козлом отпущения.


Конан Дойля, который изучал офтальмологию, поразило, что адвокаты Эдалджи не указали на этот факт. «Защита была настолько слабой, что на протяжении всего судебного процесса ни разу не упоминалось то обстоятельство, что при отсутствии хорошего освещения этот человек все равно что слеп, в то время как между его домом и тем местом, где произошло злодеяние, лежит полотно железной дороги, идущей от Лондона на северо-запад: рельсы, проволока и другие препятствия; по обеим сторонам стоят изгороди, через которые пришлось бы перелезать, так что даже мне, сильному и энергичному человеку, при ярком дневном свете не так уж легко было все преодолеть».

Чтобы дать делу практическое доказательство, Конан Дойль заказал особые очки, в которых человек с нормальным зрением видел бы так же, как Эдалджи. «У меня нормальное зрение, — писал он, — но в очках я испытал полную беспомощность. Я дал их репортеру и заставил пройти от дома до теннисной лужайки напротив. Он не сумел… На мой взгляд, совершить преступление мистеру Эдалджи было все равно что совершить его безногому инвалиду».

Просматривая судебный протокол, Конан Дойль отметил сомнительное происхождение пятен, которые полиция нашла на пальто Эдалджи:

Теперь полиция пытается доказать два пункта: что пальто было влажным и что на нем были пятна, оставшиеся от преступления. Каждый из пунктов хорош сам по себе, однако, к сожалению, они несовместимы и уничтожают друг друга. Если пальто было влажным и если пятна были следами крови, оставленными на пальто в ту ночь, то эти пятна тоже были влажными и тогда инспектору оставалось лишь к ним прикоснуться и затем поднять обагренный палец в воздух, тем самым уничтожая все сомнения. Но поскольку он этого сделать не мог, то становится ясно, что пятна не были свежими… Как эти небольшие пятна оказались на пальто, определить настолько же трудно, насколько трудно выяснить, откуда взялось пятнышко, которое я сейчас замечаю на рукаве своей домашней куртки. Возможно, то была капля соуса от мяса с кровью. В любом случае можно почти с совершенной уверенностью сказать, что даже самый умелый хирург не сможет темной ночью взрезать лошадь бритвой так, чтобы оставить на пальто всего лишь два пятна размером с трехпенсовую монетку. Эта идея не подлежит рассмотрению.


В январе 1907 года Конан Дойль опубликовал свои выводы в серии статей в Daily Telegraph, позже они были изданы книгой под названием «Дело Джорджа Эдалджи». Впоследствии он написал: «О несправедливости по отношению к Джорджу Эдалджи вскоре узнала вся Англия». Когда о вмешательстве Конан Дойля стало известно, писатель тоже стал получать письма с угрозами расправы, написанные тем же почерком, что и послания к Эдалджи. «Этот факт, — отметил он, — нисколько не пошатнул убежденности министерства внутренних дел в том, что все письма написаны Джорджем Эдалджи»[47].

В результате работы над делом Эдалджи у Конан Дойля сформировалась частная гипотеза о личности преступника — местного юноши, пользующегося дурной славой, по имени Ройден Шарп. По убеждению Конан Дойля, против Шарпа говорил тот факт, что он успел поработать подручным мясника (отсюда познания в анатомии животных и умение обращаться с ножом), а также то, что периоды затишья в череде угрожающих писем приходились на то время, когда Шарп был в плавании. Чтобы не связываться с риском возвести вину на человека, которому не было предъявлено официального обвинения, Конан Дойль данную информацию скрыл; его брошюра «Дело против Ройдена Шарпа», содержащая доводы в пользу этой гипотезы, была опубликована полностью лишь в 1985 году.

Расследование Конан Дойля привело к тому, что министр внутренних дел Великобритании Герберт Гладстон создал правительственную комиссию по пересмотру приговора Эдалджи. В мае 1907 года комиссия опубликовала результаты работы. «Выводы, к которым она пришла, были довольно странными, — отметил биограф Конан Дойля Пьер Нордон. — С одной стороны, она не соглашалась с судом присяжных, вынесшим приговор Джорджу Эдалджи за жестокое убийство пони, и объявляла вердикт необоснованным; с другой стороны, она утверждала, что Эдалджи был автором анонимных писем, которые его же и обвиняли… О том, чтобы возместить ему ущерб от трехлетнего тюремного заключения или объявить официальное помилование, не было и речи».

Несмотря на частичную победу, Конан Дойль испытывал горечь. «Отвратительное решение, — писал он. — Этот несчастный человек, чья скромная семья уплатила сотни фунтов издержек, не получил ни одного шиллинга за причиненный ущерб. Это пятно на истории английского правосудия».

В остальном 1907 год принес Конан Дойлю три радостных события. Во-первых, Джорджу Эдалджи вернули право заниматься юриспруденцией, и теперь он вновь мог вернуться к адвокатской практике. Во-вторых, в сентябре Конан Дойль наконец женился на своей возлюбленной Джин Лекки. Эдалджи был приглашен на свадебный прием, и «Конан Дойль утверждал, — пишет его биограф Дэниел Сташовер, — что никого из гостей не встречал с большей гордостью». И наконец, усилия Конан Дойля оправдать Эдалджи способствовали появлению в Англии апелляционного суда. Вскоре его участие в этом деле приведет к еще более жестокой битве — за оправдание Оскара Слейтера.

Глава 14. Заключенный 1992

В Государственном архиве Шотландии есть примечательный экспонат, огромный гроссбух в кожаном переплете — журнал питерхедских надзирателей, содержащий записи их наблюдений за Слейтером на протяжении одной недели в 1911 году. Это, по-видимому, единственный сохранившийся фрагмент за 18 лет. Среди записей встречается следующее:

5 февраля. Заключенный был очень тих… Поведение очень плохое, пришлось перевести в отдельные камеры…

5 февраля. В 7:20 заключенный пришел в возбуждение и нес всякую бессмыслицу надзирателю. В 2 часа пополудни заключенный плакал и просил матрац, чтобы лечь, ибо голова его так болела, что он не мог держать ее прямо…

8 февраля. Заключенный временами пел, а также иногда разговаривал сам с собой. Когда его дверь открыта, он обычно болтает без умолку, в основном бессмыслицу… Во время прогулки он упорно говорил что-то дежурному громким возбужденным голосом…