й тоски родилась фэнтези, — она водила пером даже одного из прародителей, сэра Томаса Мэлори, рыцаря, создавшего капитальный труд «Смерть Артура», и посегодня служащего неисчерпаемым источником вдохновения для современных авторов, начиная от Спрэг де Кампа и заканчивая Андреем Легостаевым.
Конан был целен и ограничен. Именно он является стержнем, вокруг которого вращается все действие. Все прочее — не более чем фон, на котором живет, сражается, любит и ненавидит главный герой. Не случайно при огромном числе продолжений «о Конане» нет ни одного просто «о Хайборийском мире». Конан оживляет этот мир. Без него он — не более чем занятная театральная декорация.
Обратимся теперь к другому аспекту «конанианы» — к продолжениям. Как я уже сказал, сам Говард написал о Конане не так много; часть вышедших под его именем повестей и рассказов есть не что иное, как позднейшие обработки черновиков Говарда Лином Картером и Спрэг де Кампом. Сам по себе этот факт не столь удивителен. Историки литературы, несомненно, приведут не один пример, я же напомню лишь «Египетские ночи», завершенную Брюсовым поэму А. С. Пушкина. Но вот что было дальше...
Картер и де Камп первым начали «продолжать». Сперва — кардинально переработав черновики самого
Говарда, сохранив лишь сюжет и частично антураж. Дальше — больше; корифеи сами взялись за перо. Так было положено начало беспрецедентной эпопее, что тянется уже больше полувека. Дискретный характер новелл о Конане (в каждой описывается конкретное приключение, не занимающее, как правило, очень много времени) оставлял простор авторской фантазии. «Мягкость» говардовского мира допускала существенную авторскую свободу, что избавило романы о Конане жесткой схематичности. В мире Говарда мирно уживались создания самых разных авторов. И никому не пришло в голову упрекать их в том, что это, мол, не было описано у Говарда и, следовательно, не имеет права на существование! Каждый автор мог по своему разумению добавлять в палитру Хайборийского Мира новые и новые краски. Да, никто не переносил Аквилонию на место Кхитая и наоборот; но вот новые существа, боги, демоны, колдуны — вполне могли появляться. И это, в свою очередь, обогащало ВЕСЬ созданный Говардом мир. Он радушно принимал любого, кто писал о Конане с любовью.
Здесь, в России, Конан прижился уже давно. Два фильма со Шварценеггером создали «первичную почву». И когда издательство «Северо-Запад» запустило свой проект «Конан», он имел очень большой успех. Оно и понятно — неистовый гуляка-варвар в чем-то неуловимо близок нам, близок своей бесшабашностью, удалью (в чем-то неуловимо похожей на удаль Васьки Буслаева), близок и странной своей неудачливостью. Это тоже очень интересный момент — во многих новеллах речь идет о том, как Конан, рискуя жизнью, охотится за каким-нибудь кладом и добывает его, преодолев все опасности, лишь для того, чтобы лишиться обретенного богатства на последних страницах книги. И киммериец лишь усмехнется, провожая взглядом в очередной раз канувшие в бездне богатства. Согласитесь, не очень-то характерно для западной фантастики с ее обязательными «хэппи-эндами»!
Ну и, наконец, последнее. Что для меня Конан?
Признаюсь — я люблю этого героя. Есть в нем что-то от нашего, как ни крути, национального символа — могучего бурого медведя. Конан мне симпатичен. И, пожалуй, я с удовольствием написал бы о том, что случилось бы, попади волею Сэта славный киммериец к нам, в наши дни, и окажись он в роли... ну хотя бы телохранителя по имени Конан Конанович Конанов.
Но это, конечно же, шутка.
Конан
В неведомый век к Землям запада шли,
С стихией морскою борясь, корабли.
Прочтите о них то, что Скелос писал,
Слабая, старик с каждым днем угасал.
Отправьтесь за ними в неведомый путь,
А те, кто ушел... тех уже на вернуть.
ЗАВОДЬ ЧЕРНЫХ ДЕМОНОВ
1
Санча сладко зевнула, потянулась и уютно распростерла свое гибкое тело на шелковом покрывале, окаймленном горностаевым мехом. Она расстелила покрывало на корме, прекрасно зная, что матросы сейчас не спускают с нее глаз. Она также знала, что короткое шелковое платье не скрывает ее пышных форм от их жадных взоров. Санча надменно улыбалась, предвкушая наслаждение минутами, оставшимися до восхода, пока солнце еще не слепит глаза. Между тем золотой диск уже поднимался над океаном.
Вдруг послышался странный звук. Он не был похож ни на скрип дерева, ни на бренчание рыболовных снастей, ни на плеск волн. Санча села от неожиданности, и взгляд ее упал на леер. Темные глаза девушки стали еще больше, а рот раскрылся от изумления: по веревке карабкался человек. Вода ручьями стекала с его широких плеч. Малиновые шелковые штаны — его единственная одежда — были насквозь мокры, так же как и широкий пояс с золотой пряжкой, на котором висел в ножнах меч. Стоя на леере, он, освещенный солнцем, напоминал бронзовую статую. Увидев девушку, незнакомец пригладил рукой свои развевающиеся черные волосы. В глазах его появились искорки.
— Кто ты? — спросила Санча. — Как ты здесь оказался?
Не спуская с нее глаз, он махнул рукой в сторону моря.
— Может, ты водяной, раз вышел из моря? — кокетливо спросила девушка, чувствуя себя неловко под его взглядом, хотя давно привыкла к восхищению мужчин.
Незнакомец не успел ответить. Послышались торопливые шаги, и на палубе показался хозяин галиона. Он уставился на пришельца, нервно барабаня пальцами по рукоятке своего меча.
— Кто ты такой, черт тебя дери?
— Я Конан, — невозмутимо ответил черноволосый гигант.
Санча навострила уши: она никогда не слышала, чтобы на зингарском языке говорили с таким акцентом.
— Как ты оказался на борту моего корабля? — Хозяин с подозрением осматривал мокрого незнакомца.
— Приплыл.
— Приплыл! Скотина, ты будешь еще насмехаться надо мной! Мы давно в открытом море. Говори, откуда ты взялся!
Конан поднял свою загорелую мускулистую руку и показал туда, где над горизонтом уже появилась ослепительно-золотая полоса:
— Я приплыл с островов.
— А, так ты один из тех барахских псов. — Губы хозяина скривились в презрительной усмешке. Однако во взгляде его появился интерес. Конан лишь слегка улыбнулся в ответ. — А знаешь ли ты, кто я такой?
— Твой корабль называется «Скиталец». Значит, ты — Запораво.
Ответ Конана понравился капитану. Ему льстило, что пришелец знал его. Запораво был так же высок, как и Конан, но более худощав. Его называли Ястребом. Он и в самом деле был похож на ястреба, особенно в своем шлеме-морионе. Его изысканная одежда и доспехи были такие же, как и у зингарских вельмож, а правая рука почти всегда покоилась на рукояти меча.
Едва заметная искорка благосклонности промелькнула во взгляде капитана. Взаимные симпатии между теми, кто был не в ладу с зингарскими властями, и разбойниками, бежавшими на Барахские острова с южного побережья, были недолгими. В основном это были матросы из Аргоса. Они нападали на корабли и грабили прибрежные города. Тем же занимались и зингарские разбойники. Разница была лишь в том, что они называли себя флибустьерами, а бараханцев окрестили пиратами. И те и другие не хотели называться ворами. Впрочем, история знает такие случаи.
Обо всем этом размышлял Запораво, поигрывая рукояткой меча и хмуро глядя на своего незваного гостя. О чем думал Конан, невозможно было понять по его лицу. Он стоял, скрестив руки на груди, с таким непринужденным видом, как будто находился на своем собственном корабле. Он улыбался, и в глазах его не было ни тени беспокойства.
Флибустьер продолжал допрос:
— Что тебе здесь нужно?
— Я счел необходимым покинуть это сборище на Тор-тидже вчера до восхода луны, — отвечал Конан. — Всю ночь я плыл на продырявленной лодке, греб без передыха и вычерпывал воду. Увидев на рассвете твои паруса, я бросил это корыто и добрался сюда вплавь.
— Здесь водятся акулы, — проворчал Запораво.
В ответ киммериец только пожал плечами. И это не понравилось капитану. Глаза матросов были устремлены на Конана и Запораво. Хозяин знал, что достаточно одного его слова, и они ввяжутся в любую драку. И тут уж не поздоровится даже такому молодцу, каким казался киммериец.
— С какой стати я должен брать на свой корабль всякого проходимца? — пробурчал Запораво. Его взгляд и жесты были еще более оскорбительны, чем слова.
— Хороший матрос на корабле не помеха, — спокойно ответил Конан. Он как будто не обратил внимания на тон капитана. Запораво нахмурился. Возразить было нечего. Старый морской волк заколебался, и это его погубило. В этот миг он потерял все: корабль, команду, женщину, жизнь. Но, конечно, Запораво не мог знать будущего. И Конан был для него лишь проходимцем, волею судьбы оказавшимся на его корабле. Ему не нравился этот парень, хотя вел он себя совсем не вызывающе. Была в нем какая-то самоуверенность и независимость. А к этому Запораво не привык.
— Ладно, оставайся, — пробурчал Ястреб. — Иди вниз. И запомни, здесь мое слово — закон.
Конан широко улыбнулся. Не раздумывая, но и без особой поспешности он повернулся и стал спускаться по лестнице в шкафут. Он даже не взглянул на Санчу, которая во все глаза смотрела на него во время его беседы с капитаном.
Едва Конан спустился вниз, как был окружен толпой зингарцев, обнаженных по пояс, в ярких шелковых штанах, забрызганных смолой. Серьги и рукоятки их кинжалов сверкали драгоценными камнями. Разбойникам не терпелось подвергнуть новичка испытанию. Это было вековой традицией. Сейчас должно было решиться, какое место он займет в команде. Запораво на палубе уже забыл о существовании Конана. Но Санча ждала его возвращений с нетерпением. Она знала, что испытание будет жестоким и наверняка кровавым.
Конан же, казалось, ничего и не подозревал. Он улыбался и безмятежно оглядывал сомкнувшееся вокруг него кольцо людей. У пиратов существовал свой ритуал в таких вещах. Так, поднявший руку на капитана был обречен. Ему перерезали горло. Но и в этом случае ему давали его законный шанс. Драку всегда начинал кто-то один.
Человек, выбранный для этой роли, выскочил вперед. Это был настоящий зверь. Вокруг его головы наподобие чалмы был обмотан малиновый шарф. Острый подбородок выдавался вперед. Лицо его исказилось дикой злобой, когда он, еле сдерживая желание сразу же растерзать свою жертву, начал:
— Эй, бараханец! Собака! Мы плюем на таких, как ты!
Он плюнул Конану в лицо и схватился за меч.
Бараханец не заставил себя долго ждать. Как кувалдой, он кулаком заехал в челюсть негодяю. Удар был такой сильный, что пирата подбросило в воздух, и он мешком свалился возле леера.
Конан огляделся. Глаза его блестели, но внешне он был так же непоколебим и спокоен. Драка закончилась так же быстро, как и началась. Матросы подняли своего собрата. Сломанная челюсть его болталась, голова свесилась набок.
— Клянусь Митрой, он сломал себе шею, — сказал один из пиратов.
— Да, вы, флибустьеры, — хилый народец, — засмеялся Конан. — На Барахских островах не придают значения таким пощечинам. Что, кто-нибудь из вас хочет еще помахать мечом? Нет? Ну, тогда мы друзья?
Большинство готово было согласиться. Мускулистые руки перебросили тело убитого через леер, и на него сразу же ринулась стая рыб. Конан потянулся, как огромный кот, и посмотрел наверх.
На палубе, облокотись на борт, стояла Санча. Лучи солнца, проникая сквозь легкую ткань платья, делали его прозрачным, и Конан любовался стройной фигурой девушки. В ее же глазах светился неподдельный интерес и восхищение. Внезапно на палубе появилась зловещая тень Запораво. С видом хозяина он положил свою тяжелую ладонь на плечо Санчи и, обернувшись, бросил на Конана взгляд, полный презрения и злобы. Конан лишь улыбнулся в ответ.
Запораво совершил ошибку, типичную для многих деспотов. Сидя наверху в своей роскошной каюте, погруженный в свои мрачные раздумья, он недооценил этого человека. Он мог убить Конана, но упустил этот шанс. Ему и в голову не приходило, что эти люди внизу могут представлять для него какую-то угрозу. Долгое время Запораво принадлежал к высшему сословию и без страха и угрызений совести погубил много своих врагов. Но опускаться до каких-то интрижек, затеваемых людьми низшего сословия, — это было ниже его достоинства.
Конан, впрочем, и не давал Запораво особых оснований для подозрения. Он сжился с командой, работал и веселился, как и все другие, оказался ловким и умелым матросом. Вряд ли кто-нибудь мог превзойти его в силе. Конан работал за троих и всегда был в первых рядах, если дело попадалось опасное или трудное. На него можно было положиться. Он не ссорился с командой, и матросы старались не ссориться с ним. Играя, он обычно ставил на кон свой пояс или ножны. Но если выигрывал деньги или оружие, обычно со смехом возвращал их хозяевам. Инстинкт подсказывал разбойникам, кто будет их вожаком. Конан никогда особо не распространялся, почему оставил бараханцев. Но его новые товарищи знали — с этим малым лучше не связываться. И если он покинул банду бараханских пиратов — значит, на то были причины. С Запораво и его окружением Конан был неизменно вежлив, никогда не дерзил, но и не раболепствовал перед ними.
Окружающих поражал контраст между капитаном и новым матросом. Один был жесток, угрюм и мрачен. Другой — неудержимо хохотал, горланил непристойные песни на всех языках, какие были ему известны, пил, как последний пьяница, и нимало не задумывался о завтрашнем дне.
Если бы Запораво знал, что его сравнивают, пусть неосознанно, с простым матросом, он бы потерял дар речи от изумления и гнева. Но Ястреб был всецело погружен в раздумья, которые с годами становились все мрачнее. В мечтах он тешил свое неудовлетворенное тщеславие. Ничто его не радовало, и даже в обладании любимой женщиной он ощущал какой-то привкус горечи.
А Санча все дольше и дольше заглядывалась на черноволосого гиганта, который был так непохож на всех остальных. Конан никогда не разговаривал с Санчей. Но взгляд его был красноречивее слов. Она чувствовала это безошибочно и понимала, что оба они вступили в опасную игру.
Прошло не так много времени с тех пор, как Санча покинула дворец в Кордаве. Но ей казалось, что минула целая вечность с того дня, когда Запораво вытащил ее, обезумевшую от ужаса, с пылающей каравеллы, потопленной его морскими волками. Санча, любимая избалованная дочь герцога Кордавского, узнала, что значит быть игрушкой в руках пирата. Однако она оказалась достаточно приспособленной и выжила там, где другие неминуемо сломались бы. Санча была молода, полна жизни и даже в нынешнем существовании умела находить радость.
Жизнь на галионе была полна неожиданностей. Она казалась нереальной, как сон. Драки, грабежи, убийства, погони. Запораво, обуреваемый тщеславными мечтами, казалось, не знает удержу в погоне за призрачной удачей. Никто не мог предсказать, что взбредет ему в голову завтра. Знакомые берега остались далеко позади, а они стремительно двигались все дальше и дальше в неизвестность. Морские разбойники обычно предпочитали не отрываться от берегов слишком далеко. Ничем хорошим это не кончалось. Те корабли, которые отваживались отправиться в неизведанные морские дали, обычно уже не возвращались. Но галион продолжал свой путь. И так день за днем... Впереди простиралась только зыбкая голубая бесконечность. Уже давно не заходили они в портовые города, где можно было бы заняться грабежом, не попадались им и встречные корабли. Значит, и добычи не было. Матросы начали роптать. Однако они опасались, как бы хозяин не услышал их разговоров. Капитан, как всегда угрюмый и мрачный, день и ночь ходил взад-вперед по палубе или же просиживал над древними, пожелтевшими от времени картами и книгами, до того ветхими и изъеденными червем, что они рассыпались в руках. Иногда он беседовал с Санчей об исчезнувших континентах и легендарных островах, находящихся где-то в океане. Он рассказывал, что живущие там драконы охраняют сокровища, спрятанные в доисторические времена.
Странными казались Санче эти беседы. Она слушала Запораво, обхватив колени руками, но мысли ее были далеко. Санча видела перед собой стройного «бронзового» гиганта и думала о том, что смех его такой же безудержный и неукротимый, как морской ветер.
После многих недель странствий они наконец заметили землю и на рассвете встали на якорь в мелководном заливе. Песчаная береговая полоса окаймляла склоны, поросшие деревьями и шелковистой травой. С берега доносился запах свежей зелени и пряный аромат неведомых растений. Санча хлопала в ладоши от радости: ей хотелось поскорее увидеть, что находится там, на берегу. Однако Запораво приказал девушке не покидать корабль, пока он за ней не пришлет. Ястреб никогда не объяснял свои приказы. И Санча никогда не знала, почему она должна поступать именно так, как он требует. Какой-то дьявол, видимо, заставлял Запораво причинять ей боль без всякой причины.
Санча томилась на палубе, наблюдая за командой, направившейся к берегу. Носы шлюпок разрезали гладь нефритовых вод, сверкавших в лучах восходящего солнца. Она видела, как матросы, разбившись на группы и держа наготове мечи, высадились на берег. Одни двинулись в глубь острова, а другие растянулись вдоль береговой полосы. Санча знала: Конан был среди них. Высокий и загорелый, он шел своим пружинистым шагом по неизведанной земле. Говорили, что он — киммериец, из тех варваров, что обитают в горах на дальнем севере и своими набегами наводят ужас на южных соседей. Неотесанный дикарь... Но Санча знала также, что в этом варваре была какая-то тайная сила, которая делала его совсем непохожим на своих собратьев.
Санча слышала, как перекликаются матросы, разбредаясь по берегу в поисках фруктов. Некоторые карабкались на деревья и срывали сочные плоды. У девушки потекли слюнки. Она гневно топнула своей маленькой ножкой и со знанием дела выругалась. Не зря же, в конце концов, она столько времени провела в компании пиратов!
Люди на берегу с жадностью набросились на фруктьц Особенно сочными и ароматными оказались неизвестные плоды с золотистой кожурой. Запораво фрукты не интересовали. Ему доложили, что поблизости не удалось обнаружить ни людей, ни животных, и он стоял, глядя вдаль на зеленые склоны, которым, казалось, нет конца. Затем, пробормотав что-то, Запораво поправил ремень, на котором висел меч, и решительным шагом направился в лес. Один из пиратов попытался уговорить его не ходить туда в одиночку, но получил от хозяина сильнейший удар в челюсть. У Запораво были причины, чтобы идти одному. Он хотел проверить, действительно ли это тот остров, о котором писал в своей волшебной книге Скелос. Если это он, здесь должно быть спрятано золото, которое охраняют чудовища. Запораво не хотел, чтобы кто-нибудь узнал об этом, тем более из его команды.
Санча наблюдала с корабля, как Запораво скрылся среди деревьев. Затем она увидела Конана. Быстро оглядевшись, бараханец пошел в том же направлении и скрылся в зеленой листве.
Санча смотрела во все глаза. Девушка ждала, что они вот-вот появятся, но их все не было. Матросы бесцельно слонялись по берегу. Несколько человек направились в глубь острова, многие уже сладко похрапывали, растянувшись в тени. Время шло. Санча не находила себе места. Солнце палило даже сквозь тент, натянутый над палубой. А всего в двух шагах маняще зеленели луга, раскидистые деревья давали тень и прохладу. К тому же таинственное исчезновение Запораво и Конана не давало ей покоя.
Санча знала, что хозяин жестоко накажет ее за непослушание, и сомнения одолевали ее. В конце концов она решила, что готова вытерпеть удары его кнута, и, больше не раздумывая, сбросила свои сандалии из мягкой кожи, скинула платье и появилась на палубе в чем мать родила. Девушка неслышно соскользнула в воду и поплыла к берегу. Слегка поеживаясь, она вышла на песок и огляделась. Поблизости никого не было. Затем Санча увидела спящих матросов. Многие спали, зажав в руке недоеденные диковинные фрукты с золотистой кожурой. Санча подивилась тому, как крепко они спят.
Никто не окликнул ее, и девушка, миновав песчаную косу, вошла в тень деревьев. Она пробиралась все дальше и дальше в том направлении, в котором ушли Запораво и Конан. Перед ее глазами открылась удивительная картина: зеленые, голубые, изумрудные горы и на них могучие раскидистые деревья. Склоны гор были покрыты нежной шелковистой травой и плавно переходили один в другой. Они тянулись бесконечно далеко. И эта призрачная даль, открывающаяся перед взором, и убаюкивающая тишина завораживали.
Девушка шла, зачарованная этим изумрудным великолепием, пока не оказалась на холме среди огромных деревьев. И вдруг, отчаянно вскрикнув, она отпрянула назад. На примятой, залитой кровью траве она увидела Запораво.
Он лежал под деревом с запрокинутой головой. В груди его зияла страшная рана. Меч капитана покоился рядом с его безжизненной рукой. Так закончился последний вылет Ястреба.
Нельзя сказать, что Санча смотрела на труп своего хозяина и не испытывала никаких чувств. У нее не было причин любить его. Она испытывала то, что испытывает каждая женщина, видя бездыханное тело мужчины, который был первым в ее жизни. Она не плакала, да ей и не хотелось плакать. Но Санчу била дрожь. Она чувствовала, как кровь стынет в ее жилах. Еще немного, и она не сможет совладать с собой.
Санча огляделась. Вокруг не было ни души. Деревья-гиганты с толстыми мясистыми листьями окружали ее. Сквозь листву виднелись голубые склоны гор. Может быть, убийца Запораво тоже смертельно ранен и находится где-то неподалеку? Санча внимательно оглядела траву. Нет. В таком случае, от тела должен был бы тянуться кровавый след.
А не спрятался ли он наверху? Девушка подняла голову, пытаясь рассмотреть что-либо в густой листве деревьев.
— Конан, — позвала она. И собственный голос показался ей глухим и слабым в зловещей тишине. Санча чувствовала, как дрожат колени.
— Конан! — закричала она в отчаянии. — Это я, Санча! Где ты? Отзовись, пожалуйста, Конан!
Невыразимый ужас сковал ее. Нужно было бежать, но девушка не могла двинуться с места.
2
Когда Конан заметил, что Запораво один направляется в лес, то понял, что настал момент, которого он так давно ждал. Киммериец не ел фруктов и не участвовал в возне, затеянной пиратами на берегу. Он следил за действиями капитана. Зная характер Запораво, никто не удивился, что он один отправляется в незнакомое и, возможно, опасное место. Все занялись своими делами, а никем не замеченный Конан, как пантера, крался по следу капитана.
Конан не сомневался в своем влиянии на пиратов. Но он не получил еще законного права пользоваться им. Во время схватки или очередного набега он мог бы сразиться с капитаном насмерть. Но такой случай, когда бы он мог утвердить себя согласно пиратским законам, пока не подвернулся, да он и не мог подвернуться в этих пустынных местах. Если бы Конан напал на капитана открыто, вся команда ополчилась бы на него. Но киммериец знал, что, если бы он убил Запораво без свидетелей, вряд ли кто-нибудь стал бы вспоминать о верности мертвому капитану. В этой волчьей стае в расчет принимались только живые.
Итак, он шел по следу Запораво с обнаженным мечом в руке, полный решимости осуществить задуманное, пока не оказался на вершине холма среди гигантских диковинных деревьев. На поляне он увидел Запораво, который, почуяв недоброе, внезапно обернулся, сжимая, как всегда, рукоять своего меча.
— Какого черта ты плетешься за мной, собака? — вскричал капитан.
— А ты не догадываешься, или у тебя котелок плохо варит? — усмехнулся Конан, стремительно наступая. Его голубые глаза сверкали бешеным огнем.
Отчаянно ругаясь, Запораво выхватил меч. Послышался скрежет металла, и клинок Конана просвистел у самой головы капитана, очертив огненную дугу в воздухе.
Запораво участвовал в десятках сражений. В мире не было человека, который мог бы сравниться с ним в искусстве владения мечом. Однако до сих пор ему не приходилось иметь дела с варваром, чья быстрота и натиск превосходили все мыслимые для цивилизованного человека пределы. Искусные приемы Запораво были бесполезны в борьбе с ним, подобно тому как ловкость опытного борца мало что значит в схватке с разъяренной пантерой.
Отражая из последних сил бешеные удары киммерийца, меч которого, подобно вспышкам молнии, сверкал над его головой, Запораво вдруг ощутил, что его рука, сжимающая меч, внезапно онемела. Это Конан с плеча ударил по мечу Ястреба у самой его рукоятки. В тот же миг клинок киммерийца, пронзив кольчугу флибустьера, как пергамент, вошел Ястребу между ребер и поразил в самое сердце. Страшная гримаса исказила лицо Запораво, но он не проронил ни звука. Ястреб испустил дух раньше, чем его тело рухнуло на примятую траву, где рубинами блестели капельки крови.
Конан стряхнул кровь со своего меча, широко улыбнулся и потянулся, точно огромный зверь. Внезапно выражение спокойного удовлетворения на его лице сменилось замешательством.
Вдали, за зеленым холмом, он увидел какую-то странную фигуру. Голый чернокожий огромного роста нес на плече нечто похожее на белое обнаженное человеческое тело. Видение исчезло так же внезапно, как и появилось. Конан был в раздумье. Не то чтоб он был обескуражен. Человека с такими крепкими нервами трудно было вывести из равновесия. Он прекрасно знал, что в мире существуют потусторонние силы, и доверял своим глазам и здравому смыслу. Но сама по себе черная фигура, тащившая белого пленника, была странной. К тому же она была гигантских размеров.
Не раздумывая более ни минуты, Конан, подстегиваемый любопытством, направился вслед за привидением.
Он поднимался на зеленые холмы и шел вниз по шелковистым склонам, все дальше удаляясь от места сражения, и казалось,.этому не будет конца. Наконец киммериец вскарабкался на гору, выше которой, как ему показалось, на острове не было. Оттуда Конану открылась удивительная картина. Он увидел бледно-зеленые, сверкающие на солнце башни и стены замка. Раньше их невозможно было заметить, поскольку они сливались с изумрудной зеленью ландшафта.
Немного помедлив и проведя пальцем по лезвию меча, Конан решительно двинулся вперед.
Подойдя ближе к замку, киммериец увидел арку в полукруглой стене. Осторожно заглянув внутрь, он обнаружил двор, также окруженный стеной из зеленого полупрозрачного камня. В этой стене было множество арок. На цыпочках, с мечом наготове, Конан подошел к одной из них и, пройдя внутрь, оказался в следующем дворике. Во дворах росла трава, а стены их венчали остроконечные башенки какой-то удивительной формы. Широкая лестница вела в одну из таких башен. Конан взбирался вверх по ступеням со смутным ощущением нереальности всего происходящего.
Поднявшись, он очутился на площадке, которая чем-то напоминала балкончик. Отсюда башни видны были лучше. Конану стало ясно, что все это не человеческих рук дело. Был некий порядок и симметрия в этих конструкциях, непостижимые для человеческого разума. Конан видел всюду полукруглые дворики, окруженные стенами. Все они соединялись друг с другом арочными проходами. В центре же этого города или замка (Конан не мог подобрать подходящее название тому, что открылось перед его взором) находились высокие, причудливой формы башни.
Повернувшись в другую сторону, киммериец быстро присел и спрятался за перилами выступа. Балкон был выше противоположной стены, и двор за ней хорошо просматривался. Внутренняя стена в глубине двора отличалась от остальных. Она не была гладкой. Конан заметил в ней множество выступов, на которых что-то лежало. Что — невозможно было разобрать.
В центре двора Конан увидел темно-зеленую заводь. А вокруг него на корточках расположились какие-то темные фигуры. Они выглядели как люди: нагие, чернокожие. Правда, самый маленький из них был намного выше рослого пирата. Поджарые и мускулистые, они были прекрасно сложены. Но даже с такого расстояния Конан ощущал, что это были дьяволы, а не люди.
В центре, у заводи, киммериец увидел сгорбленного, трясущегося от страха юношу: самого молодого матроса из их команды. Конан понял, что именно его и тащил черный гигант. Киммериец не слышал шума на берегу. На руках и ногах черных великанов не было никаких следов борьбы. Очевидно, мальчишка отправился в лес один, без товарищей, и там его схватили эти чернокожие. Конан не мог подобрать названия для этих огромных существ с кожей цвета эбенового дерева и мысленно так их и называл — чернокожими.
Черные гиганты разговаривали, при этом жестикулируя. Но Конан не мог расслышать ни звука. Один из гигантов вынул что-то похожее на дудочку и поднес к губам. Очевидно, он дул в нее, но звуков не было слышно. Внезапно пленник вздрогнул, как будто услышал или почувствовал что-то. Он задрожал, затрясся, выделывая немыслимые телодвижения в такт неслышимой мелодии. Его танец был подобен танцу кобры, которая загипнотизирована звуками дудочки факира. В этом танце не было ничего от буйства бьющего через край веселья и жизнелюбия. Было жутко смотреть, как юноша судорожно извивался и подергивался. Будто чьи-то грязные похотливые пальцы выворачивали человеческую душу, выставляя напоказ самые сокровенные ее уголки. Все темное и запретное, что таилось в них, было бесстыдно обнажено и сотрясалось в конвульсиях похоти, вожделения, сладострастия.
Конан не мог смотреть на это без отвращения и тошноты. Влечение и страсть, которую он, лесной волк, когда-либо испытывал, были в нем естественны, как сама природа. Извращенные вкусы — изобретение человеческой цивилизации — были чужды киммерийцу. Хотя нельзя сказать, что он не был о них осведомлен. Конан странствовал по городам Заморы, знал женщин Шадизара-сластолюбца. Но то, что он увидел здесь, не шло ни в какое сравнение с его прежними знаниями. Эти мерзкие твари вытаскивали самые темные и жуткие инстинкты, спящие в тайниках души человека, и бесстыдно, со сладострастием упивались этим зрелищем.
Внезапно монстр опустил дудочку и поднялся во весь свой гигантский рост. Он грубо схватил юношу одной рукой за шею, другой — за ногу, перевернул его вниз головой и опустил в воду. Белое тело мальчика виднелось сквозь зеленую воду заводи. Затем среди чернокожих началось какое-то движение, и Конан, опасаясь, как бы его не заметили, спрятался за выступ. Однако любопытство все же взяло верх, и он снова осторожно выглянул. Черные великаны толпились под аркой у выхода. Один из них, мучитель мальчика, положил что-то в углубление дальней стены. Он был выше других ростом. На его голове красовался тюрбан, украшенный драгоценными камнями. Юноша бесследно исчез. Вскоре Конан увидел, как великаны покинули замок. Оружия у них не было. Но у Конана не оставалось сомнений, что они отправились за очередной жертвой.
Нужно было срочно предупредить пиратов о грозящей им опасности. Но вначале Конан решил узнать, что стало с мальчиком. Киммериец чувствовал, что в замке никого, кроме него, не осталось.
Киммериец быстро спустился по лестнице, пересек двор, и вот он уже у заводи, там, где только что сидели монстры. Сейчас он мог наконец рассмотреть стену с высеченными в ней углублениями. В каждом из них лежала маленькая фигурка величиной с ладонь, изображающая человека. Эти фигурки бледно-серого цвета были сделаны так искусно, что в них без труда можно было узнать зингарца, офирца, жителя Аргоса или кушитского пирата. Фигурки офирца и кушита были черного цвета: эти народы имели черный цвет кожи. Конану стало как-то не по себе, когда он рассматривал эти безмолвные незрячие фигурки. Он не мог понять, из какого материала они сделаны, настолько поразительным было их сходство с живыми людьми. Они напоминали окаменелости. Но невозможно было вообразить, что такое их количество было найдено на острове.
Конан заметил, что типы людей, фигурки которых лежали на верхних полочках, были ему знакомы. Внизу же размещались статуэтки, изображавшие представителей неведомых ему рас. Или это был плод воображения мастера, их сделавшего, или же это были люди, жившие много веков назад, давно исчезнувшие и забытые.
Киммериец подошел к краю водоема. «Мальчика нигде нет, во дворе спрятаться негде», — подумал Конан. Он вглядывался в неподвижную поверхность заводи, которая была похожа на прозрачное зеленое стекло. Заводь была небольшой, круглой, отделанной по краю нефритом. Нагнувшись, киммериец увидел круглое дно. Это удивило Конана. С одной стороны, заводь казалась неглубокой, но — если смотреть вниз — голова кружилась, как будто при взгляде в пропасть. Несмотря на страшную глубину, киммериец отчетливо видел, что на дне водоема ничего нет.
«Куда же подевался юноша, так жестоко утопленный?» — подумал Конан. Он снова оглядел двор и провел пальцем по острию меча. Внезапно его взгляд упал на одну из верхних выемок в стене. Он видел, как черный великан положил туда что-то.,. Спина Конана покрылась холодным потом.
Нерешительно, будто его притягивал невидимый магнит, киммериец приблизился к освещенной солнцем стене. Ужасная догадка пронзила его. Ему стало ясно, почему эти фигурки имели такое поразительное сходство с живыми людьми. Тайна черных великанов открылась ему. Но Конан понимал, что на этом острове его ждут еще более ужасные тайны.
3
Конан стоял, погруженный в мрачные раздумья. Из оцепенения его вывели чьи-то дикие вопли. Кричала женщина. Киммериец узнал голос Санчи. Конан быстро полез по уступам на стену, скидывая одну за другой фигурки, попадавшиеся ему на пути. Взобравшись наверх, киммериец увидел, как черный гигант нес кого-то, взяв под мышку, как непослушного ребенка. Конан не ошибся: это была Санча. Ее черные волосы волочились по траве. Оливкового цвета кожа ярко выделялась на фоне лоснящейся эбеновой фигуры ее похитителя, который не обращал никакого внимания на сопротивление девушки.
Не раздумывая, Конан прыгнул вниз и, проскользнув под арку, спрятался в дальнем дворике. Киммериец видел, как гигант вошел во двор, волоча за собой жертву. Сейчас Конан мог его хорошенько рассмотреть. Вблизи еще лучше были видны идеальные пропорции тела великана. Он был крепок и мускулист. Конан не сомневался, что тот сможет играючи разорвать человека надвое. Руки монстра с длинными когтями напоминали лапы зверя. Лицо его было похоже на маску из черного дерева. Желтовато-коричневые глаза великана вспыхивали золотистым огнем. Он не был человеком. Это исчадие ада просто не могло быть человеком.
Черный гигант бросил Санчу на траву. Девушка кричала от боли и страха. Монстр огляделся, и глаза его сузились, когда он увидел сброшенные со стены серые фигурки. Затем чудовище наклонилось и, схватив свою жертву одной лапой за шею, другой — между ног, потащило к заводи. Конан, выскочив из своего укрытия, со скоростью ветра бросился ему наперерез.
Глаза гиганта вспыхнули. От неожиданности его пальцы разжались, и Санча, вывернувшись, упала на траву. Лапы монстра потянулись к горлу Конана, но тот уклонился и загнал свой меч в пах чудища. Гигант рухнул как подкошенный, истекая кровью. В ту же секунду Санча, отчаянно закричав, бросилась к Конану и в изнеможении повисла у него на шее. Киммериец выругался, пытаясь освободиться. Однако его враг лежал без движения. Он был мертв.
— О Конан! — Санча рыдала, прижимаясь к нему. — Что с нами будет? Что это за чудище? О, я знаю, это — ад, меня похитил дьявол...
— Ну что же, — усмехнулся бараханец. — Значит, в аду теперь появится новый дьявол. Но как он тебя поймал? Они что, проникли на корабль?
— Не знаю. — Санча хотела вытереть слезы подолом платья, но потом вспомнила, что на ней ничего нет. — Я вышла на берег, увидев, как ты отправился вслед за Запораво, и пошла за вами. Я нашла Запораво... Это... Это ты?..
— Кто же еще? Ну а что дальше?
— Заметив, что на дереве кто-то сидит, — продолжала всхлипывать девушка, — я подумала, что это ты, и стала тебя звать. Потом появилось это черное чудовище. Оно прыгало с ветки на ветку, как обезьяна, и смотрело на меня своими страшными глазами. Я так испугалась, что не могла двинуться с места. Потом оно спрыгнуло с дерева и схватило меня. О-о! — Девушка закрыла лицо руками. При одном воспоминании об этом ее затрясло от ужаса.
— Ладно, а сейчас мы должны бежать отсюда, — прохрипел Конан, хватая девушку за руку. — Нам надо добраться до своих...
— Они все спят на берегу, — сказала Санча.
— Спят? — изумленно воскликнул киммериец. — Тысяча чертей! Они что, спятили?
— Тише, слышишь, стоны? — Девушка вновь задрожала от страха.
— Слышу, — ответил Конан. — Жди здесь.
Он снова взобрался на стену, и... оттуда посыпались такие страшные ругательства, что даже Санча, видавшая виды дочь морей, пришла в изумление.
Черные гиганты возвращались, но не с пустыми руками. Каждый тащил одну или две жертвы. Пленники не сопротивлялись. Их тела безжизненно болтались, и если бы некоторые из них случайно не шевелили рукой или ногой, Конан подумал бы, что все мертвы. Флибустьеры были разоружены, но одеты. Один из черных гигантов нес их оружие. Изредка кто-нибудь из пиратов вскрикивал во сне.
Конан наблюдал эту сцену, как волк, попавший в капкан. Чтобы выбраться из дворика с заводью, нужно было пройти три арки. Великаны уходили и возвращались через восточный вход. В западных воротах прятался Конан, но он так и не успел посмотреть, что за ними. План замка был неизвестен Конану, а решение нужно было принимать немедленно.
Спрыгнув со стены, киммериец быстро положил все фигурки на свои места. Подтащив труп монстра к краю заводи, он столкнул его в воду. Тело мгновенно пошло ко дну, и Конан заметил, как оно стало сжиматься, сокращаться в размерах и постепенно затвердело. Киммериец содрогнулся при виде этого зрелища. Он схватил Санчу за руку и потащил ее к южному входу. Девушка умоляла сказать, что он увидел со стены.
— Они захватили команду, — коротко ответил Конан. — Нам ничего не остается, как спрятаться где-нибудь и наблюдать за ними. Если они не заглянут в заводь, то, может, и не догадаются, что мы здесь.
— Но на траве — кровь!
— Дьяволы могут подумать, что это они сами наследили. Ну же, идем!
Они оказались во дворе, из которого Конан наблюдал предсмертный танец юноши. Быстро поднявшись по лестнице, киммериец пригнул голову Санчи, и они спрятались на том же балкончике. Это было ненадежное укрытие. Однако лучшего не было.
Не успели они спрятаться, как во дворе появились черные великаны. Услышав тяжелые шаги по ступенькам, Конан весь напрягся, вцепившись в рукоятку меча. Однако чудища прошли мимо. Они побросали свои жертвы на траву. Увидев великанов, Санча начала истерически хохотать, и Конан, опасаясь, что их услышат, зажал ей ладонью рот.
Некоторое время спустя беглецы вновь услышали во дворе топот. Затем все стихло. Конан осторожно выглянул. Двор был пуст. Великаны вновь уселись вокруг заводи. Казалось, они не замечали кровавых пятен на траве и нефрите. В заводь они тоже не заглядывали. Один из монстров снова заиграл на золотой дудочке. Остальные слушали его, впав в оцепененье, неподвижные, как эбеновые статуи.
Взяв Санчу за руку, пригнувшись и стараясь бесшумно ступать по лестнице, Конан стал спускаться. Девушка опасливо поглядывала на арку, ведущую в соседний двор, где сидели вокруг заводи монстры. У подножия лестницы были свалены в кучу мечи зингарцев. «Вот откуда доносился шум...», — подумал Конан.
Они пересекли двор, прошли под арку и оказались в соседнем дворе, где, развалившись на траве, храпели флибустьеры. Киммериец нагнулся над спящими. Санча опустилась на колени рядом с ним.
— От них пахнет чем-то сладким, — сказала девушка.
— Они нажрались этих чертовых фруктов, — ответил Конан. — Я помню их запах. Они, должно быть, усыпляют людей так же, как черный лотос. Клянусь Кромом, они начинают просыпаться, но у них нет оружия. А мы могли бы устроить этим черным бестиям ловушку, пока они не начали свое дьявольское действо.
Конан нахмурился и вдруг схватил Санчу за плечо так, что она чуть не вскрикнула от боли.
— Слушай меня! Я отвлеку этих черных свиней в другую часть замка, а ты разбуди этих дрыхнущих придурков и принеси сюда их мечи. Нельзя упускать такой шанс! Справишься?
— Я... Я не знаю, — пробормотала девушка, дрожа от ужаса. Она вряд ли осознавала, что происходит.
Тогда Конан схватил несчастную за волосы и тряхнул ее так, что стены запрыгали у нее перед глазами.
— Ты должна это сделать, — прошипел он. — Это наш единственный шанс!
— Я сделаю все, — пролепетала Санча, задыхаясь.
— Ну вот и молодец, — сказал Конан и, одобрительно хлопнув девушку по спине, отчего та чуть не рухнула на землю, помчался прочь.
Несколько мгновений спустя киммериец уже прятался под аркой, ведущей во двор с заводью, наблюдая за врагами. Монстры все еще сидели вокруг заводи, но было видно, что они начинают проявлять нетерпение. Со двора, где спали пираты, доносился храп вперемежку с бессвязными ругательствами. Конан напряг мускулы, как пантера, изготовившаяся к прыжку.
Киммериец ворвался в компанию черных великанов в тот момент, когда их музыкант, игравший беззвучную мелодию, поднялся. Как разъяренный тигр, Конан бросился на остолбеневших от неожиданности чудищ. И прежде, чем они опомнились, черепа троих из них оказались расколоты. Вырвавшись из их круга, киммериец стремительно бросился через двор.
Великаны опомнились и погнались за Конаном, когда он был уже у западной арки. Киммериец чувствовал, что, если захочет, запросто убежит от гигантов. Однако план у него был другой. Он должен был выиграть время, чтобы дать возможность Санче разбудить и вооружить команду.
Миновав западную арку, киммериец ворвался во двор и с ужасом обнаружил, что оказался в ловушке. Двор был не круглым, как другие, а восьмиугольным, и выхода из него не было. Это был тупик. Конан отчаянно выругался.
Оглянувшись, он увидел, что все монстры столпились у входа. Медленно отступая к северной стене, Конан бесстрашно смотрел на кольцо великанов, сжимающееся вокруг него. Чудища опасались, как бы он не вырвался из круга, и их подходило все больше и больше.
Киммериец наблюдал за ними с холодной расчетливостью волка. Его удар был настолько неожидан и силен, что рассек череп и туловище одного из великанов до самой грудины. Чудище рухнуло наземь в центре живого кольца, и, прежде чем его соседи слева и справа сумели прийти в себя, Конан вырвался из окружения. Стоявшие в воротах приготовились отразить нападение киммерийца. Но Конан не оправдал их надежд. Он повернулся и наблюдал за своими преследователями. В его глазах не было ни страха, ни волнения.
На этот раз монстры не стали окружать киммерийца, поняв, что это приводит к неблагоприятным для них последствиям. Чудища, сбившись в кучу, надвигались на Конана.
Конан знал: если он сейчас бросится на них, конец неизбежен, ему не уйти от их когтистых лап. Взглянув на стены, киммериец заметил на одной из них выступ. Он находился в углу западной части дворика. Медленно отступая, Конан приближался к этому выступу, не зная еще, как он им воспользуется. Великаны стали наступать активнее. Им, видимо, казалось, что они загоняют его в угол. Конан подумал, что они, вероятно, воспринимают его как существо низшего порядка. «Тем лучше, — решил киммериец, — пусть недооценивают противника».
Он был уже в нескольких шагах от стены. Великаны стали приближаться еще быстрее, предвкушая близкую победу. Чудища, стоявшие в дверях, бросились догонять остальных. Черные дьяволы шли на полусогнутых, глаза их горели все тем же адским золотистым огнем. Они подняли свои когтистые лапы, готовясь отразить атаку. Гиганты ожидали, что Конан вновь внезапно бросится на них. Но киммериец преподнес им сюрприз. Он поднял меч, шагнул вперед, а затем внезапно развернулся и бросился к стене. Сделав отчаянное усилие, Конан подпрыгнул, в то время как его преследователи, пытаясь дотянуться до него, повисли, зацепившись за край выступа. Раздался страшный грохот: обломившийся уступ рухнул. Конан упал вслед за ним.
Он ударился спиной, и жилы его неминуемо бы лопнули, если бы не упругая, мягкая, как подушка, трава. Киммериец поднялся и, как разъяренный зверь, вновь двинулся на своих врагов. В глазах его светилась уже не игривая беспечность. Они пылали, как два голубых костра. Губы Конана были плотно сжаты, волосы развевались на ветру. В одно мгновение дерзкая и опасная игра превратилась в схватку не на жизнь, а на смерть.
Великаны, растерявшиеся было от неожиданности, вновь стали наступать, готовясь схватить киммерийца. Вдруг громкие крики раздались за их спинами. Обернувшись, чудища увидели толпу людей, проталкивающихся через арку. Это были пираты. Они шатались как пьяные, выкрикивая бессмысленные ругательства. Видно было, что они плохо соображают. Но они были вооружены и, яростно размахивая мечами, надвигались грозной массой.
Пока чудища сообразили, что произошло, Конан, издав боевой клич, взмахнул мечом. Он рубил налево и направо. Великаны падали как подкошенные. Зингарцы с дикими воплями, спотыкаясь, падая и вновь поднимаясь, яростно набросились на монстров. Они еще не проснулись до конца и вряд ли поняли, чего хотела от них Санча, когда трясла их и всовывала им в руки мечи. Но враг был перед ними, лилась кровь, и этого было достаточно, чтобы понять, что делать.
В несколько мгновений дворик стал ареной кровавого побоища. Зингарцы ожесточенно размахивали мечами, круша своих противников и не обращая внимания на раны. Пиратов было намного больше, чем великанов, которые защищались зубами и когтями и обрушивали на своих противников удары гигантских кулаков. Зингарцы, одурманенные сонными плодами, в возникшей неразберихе с трудом уворачивались от их тумаков. В этом кровавом месиве невозможно было использовать преимущества, которые обычно давали скорость и натиск. Пираты рубили вслепую, работая мечами, как мясники, среди диких воплей, криков и проклятий.
Санча, оглушенная адским шумом, прижалась к дверям. Лязг оружия, искаженные ужасом лица, которые то появлялись, то исчезали в этом жутком хаосе, — все это казалось ей каким-то фантастическим сном.
Санча увидела, как один из матросов, заметив чудовище, перегрызавшее его товарищу горло, всадил свой меч по рукоятку монстру в живот. Она слышала треск костей, видела внутренности, вывалившиеся наружу.
Видела Санча и как умирающие великаны закатывают в агонии свои жуткие глаза. Один из гигантов схватился за клинок голыми руками. Обладатель же меча упорно тянул его к себе, пока чья-то черная ручища не обхватила его сзади за горло. Чудище уперлось матросу коленом в спину, и Санча услышала звук, как будто сломали толстую ветку. Чудище отбросило свою жертву. Но в это время над ним, подобно молнии, просвистел слева направо меч. Великан пошатнулся, его голова свесилась на грудь, а когда он сделал еще шаг, упала на землю и покатилась.
Санчу тошнило. Девушка сделала усилие. Ее вырвало. Безуспешно она пыталась бежать. Ноги не слушались ее. Не могла она и закрыть глаза: вид крови всегда действовал на нее завораживающе. Негодующая, дрожа от отвращения и тошноты, Санча смотрела и смотрела. То, что здесь происходило, было несравнимо ни с одной из потасовок, что она наблюдала во время налетов пиратов на портовые города и корабли. Затем девушка увидела Конана.
Великаны тащили его, окружив со всех сторон. Они бы затоптали его насмерть, но Конан, свалив одного, прикрыл себя его телом. Монстры пытались отодрать великана от Конана, но киммериец, вцепившись зубами в горло противника, сросся со своим испускающим дух «щитом».
Зингарцы пошли в атаку, и Конан, отбросив труп монстра, поднялся. Вид его был ужасен. Он был весь в крови. Он крушил своим мечом все, что попадалось на его пути. Три пирата подвернулись ему под руку, пав жертвой безумной ярости киммерийца, а меч его все свистел в воздухе. То там, то здесь кровь била фонтаном, заливая все вокруг.
Вновь раздался боевой клич Конана, и флибустьеры с удвоенной силой стали крушить своих врагов, пока лязг мечей и хруст разрубаемых костей не заглушил их крики и стоны.
Великаны в панике помчались к воротам. Увидев их, Санча с визгом бросилась прочь. В дверях произошла свалка, и зингарцы, преследующие чудищ, под ликующие победные крики наносили им удар за ударом. Они резали и кололи монстров. Чудища, которым удалось выбраться из этого кровавого месива, бросились врассыпную.
Пираты гнались за гигантами с волчьей яростью.
Они преследовали их во двориках, загоняли на лестницы, на стены и покатые крыши фантастических башен. Чудища бежали, оставляя всюду за собой кровавые следы. Иногда загнанным в угол монстрам удавалось отбить нападение, и пираты гибли в их железных когтях. Однако исход битвы был предрешен. Смертельно раненные чудища падали с крыш, корчась и извиваясь, либо погибали, пронзенные мечами пиратов.
Дрожа от страха, Санча спряталась во дворике у заводи. Внезапно совсем рядом раздался пронзительный крик, затем послышались тяжелые шаги, и во дворик ввалился окровавленный черный гигант. На голове его красовался тюрбан с драгоценными камнями. Крепкий, приземистый зингарец, преследовавший монстра, настиг его на краю заводи. Великан, схватив валявшийся рядом меч, обрушил удар на голову своего преследователя. Оружие монстру было незнакомо, и удар оказался таким неловким, что вместе с черепом пирата раскололось и само лезвие меча.
Монстр швырнул рукоятку в людей, столпившихся под аркой, и ринулся к заводи. Эбеновое лицо чудища исказилось от гнева. Увидев прорвавшегося к нему сквозь толпу Конана, великан широко раскинул руки и издал душераздирающий вопль. Это был первый звук, изданный чудищами за время битвы. Казалось, небеса содрогнулись от этого вопля. Он был ужасен, словно голос из преисподней. Зингарцы замерли от неожиданности. Конан же, не останавливаясь ни на мгновение, продолжал свою стремительную атаку. Когда его окровавленный меч, как молния, сверкнул в воздухе, великан неожиданно повернулся и высоко подпрыгнул. На какой-то миг он как бы завис в воздухе над заводью. Затем со страшным ревом зеленая вода вздыбилась и мощной струей ударила фонтаном, поглотив черного гиганта.
Конан едва не свалился в заводь вслед за монстром. Он отпрянул и, сделав огромный прыжок назад, увлек за собой нескольких зингарцев. Заводь превратилась в гигантский гейзер. С оглушительным грохотом столб воды поднимался все выше и выше, пенясь наверху.
Конан пытался оттеснить зингарцев к воротам. Они, казалось, совсем потеряли способность передвигаться. Увидев, что Санча тоже стоит, не двигаясь с места, как парализованная, Конан взревел так яростно, что Санча услышала его сквозь страшный грохот. И это вывело ее из оцепенения. Она побежала, протянув руки навстречу своему спасителю. Киммериец подхватил девушку одной рукой и ринулся к выходу.
Во дворе, за которым начиналось открытое пространство, собрались истерзанные, истекающие кровью оставшиеся в живых пираты. Они все так же завороженно смотрели на гигантский водяной столб, поднявшийся уже почти до небес. Вода с шипением падала вниз, переполняя водоем, грозивший выйти из берегов и затопить все вокруг.
Конан оглядел своих истерзанных товарищей и выругался, насчитав лишь два десятка человек. В сердцах он схватил одного и встряхнул так, что у бедняги из ран пошла кровь.
— Где остальные? — заорал он ему в ухо.
— Это все... — Голос флибустьера потонул в грохоте водопада. — Остальные убиты этими монстрами...
Конан вновь отчаянно выругался и прорычал, со всей силы отпихнув флибустьера к воротам:
— Нам нужно выбираться отсюда! Сейчас здесь все затопит...
— Мы все утонем! — завопил флибустьер, неуклюже ковыляя к арке.
— Утонем! Черта с два! Мы все превратимся в окаменелости! Быстрее, канальи, разрази вас гром! — орал Конан.
Он кинулся к выходу, не спуская глаз с зеленой грохочущей башни, зловеще возвышающейся над замком.
Ошалевшие от крови и жуткого шума, зингарцы двигались точно во сне. Конану приходилось подгонять шатающихся и еле переставляющих ноги пиратов. Он хватал каждого за шиворот и пинком ноги проталкивал сквозь ворота, сопровождая удар, который приходился жертве как раз пониже спины, отборными ругательствами в адрес самого разбойника и его предков.
Санча, повиснув на шее у своего спасителя, всем своим видом стремилась показать, что ни за что ни в коем случае с ним не расстанется. Тогда Конан, нещадно ругаясь, разжал руки девушки, обнимавшие его шею, после чего грациозная обладательница длинных ног, тонкой талии и прочих прелестей получила такой шлепок по мягкому месту, что скорость ее передвижения возросла в несколько раз.
Конан оставался у ворот, пока не убедился, что все живые выбрались из замка. Затем, еще раз глянув на вздымающийся до небес грохочущий столб, на фоне которого башни уже казались игрушечными, ринулся прочь.
Пираты уже миновали плато, на котором стоял замок, и бежали по склонам. Конан догнал Санчу на вершине холма, где она ждала его. Остановившись на мгновение, беглецы вновь оглянулись на замок. Они увидели гигантский цветок с белыми пенистыми лепестками и зеленым стеблем, покачивающийся среди башен.
Затем грохочущая нефритовая колонна с заснеженным верхом взорвалась. Стены и башни замка были сметены мощным ревущим потоком.
Схватив Санчу за руку, Конан бросился вниз. Они бежали по склонам, а зеленая река с диким ревом неслась следом. Поток не растекался по земле. Он напоминал широкую зеленую ленту или гигантскую змею, скользившую вверх и вниз по холмам. Оглянувшись, Конан с ужасом понял, что поток преследует их.
Споткнувшись, Санча в изнеможении упала на колени. В ее глазах светилось безнадежное отчаяние. Однако приближение смертельной опасности удвоило силы Конана. Он подхватил девушку, перекинул ее через плечо и побежал. Грудь его тяжело вздымалась, колени дрожали. Киммерийца мотало из стороны в сторону почти так же, как и остальных членов команды, которые едва тащились, подстегиваемые ужасом.
Внезапно беглецы увидели голубую гладь океана. «Скиталец», как мираж, возник перед ними целый и невредимый. Люди кинулись к лодкам. Санча свалилась на дно одной из них и осталась лежать неподвижно. Конан взял весло. Он ощущал, как кровь стучит у него в висках. Все качалось и плыло перед глазами. Киммериец видел впереди кроваво-красные очертания «Скитальца» и чувствовал, что его сердце вот-вот разорвется от напряжения.
Зеленая лента реки смерти прокладывала свой путь среди раскидистых деревьев. Они падали как подрубленные и исчезали в ее могучем потоке, который через несколько мгновений достиг океана. Вода у берега приобрела ядовито-зеленый оттенок.
Люди из последних сил налегали на весла. Они не знали, почему следует опасаться несущегося за ними потока, но инстинкт подсказывал им, что эта отвратительная гладкая зеленая лента представляет для них угрозу. Когда же Конан увидел, что поток соскользнул в воду и, не изменив своих очертаний, устремился вслед за шлюпками, он так заработал веслом, что оно сломалось в его могучих руках. Но вот лодки одна за другой стали ударяться о высокий борт корабля. Матросы карабкались по канатам вверх. Конан взобрался на борт, держа на плече неподвижное тело Санчи. Он, не церемонясь, бросил свою ношу и взялся за штурвал, отдавая команды остаткам экипажа. Все эти злоключения сделали Конана признанным лидером среди матросов, и они инстинктивно подчинялись ему.
Люди двигались по палубе, шатаясь как пьяные, на ощупь находя веревки и брасы. Якорная цепь с шумом поднялась из воды. Ветер надул паруса. «Скиталец» встрепенулся, затем задрожал и, величественно покачиваясь, двинулся в открытое море. Зеленая лента остановилась на расстоянии весла от киля корабля. Дальше она не смогла продвинуться. Конан проследил взглядом ее путь. Сверкая и переливаясь на солнце, изумрудный поток тянулся через песчаную косу, по склонам гор и терялся где-то вдали.
К бараханцу вернулось самообладание. Он улыбнулся, глядя на свою растерзанную команду. Санча уже стояла около Конана, и слезы струились по ее щекам. Штаны киммерийца превратились в окровавленные лохмотья. Он потерял пояс и ножны. Его меч, весь в крови и зазубринах, был воткнут прямо в палубу. Кровь запеклась на волосах Конана, ухо было наполовину оторвано. Его руки, ноги, грудь и плечи были в синяках и царапинах, как будто он побывал в когтях у пантеры. Но киммериец улыбался. Его ноги крепко упирались в палубу. Руки надежно держали штурвал.
— Что мы теперь будем делать? — спросила Санча, все еще дрожа.
— Грабить встречные корабли, — бодро ответил Конан. — Наши матросы имеют жалкий вид, но работать они могут. Да и потом, команду мы везде наберем. Иди сюда, девочка, и поцелуй меня!
— Поцеловать? — воскликнула Санча. — Ты думаешь о поцелуях в такой момент?
— Я думаю о жизни, — захохотал Конан. Он схватил Санчу свободной рукой, приподнял и звонко чмокнул в самые губы. — Я думаю о жизни! Мертвых не воскресишь. Что было, то прошло. У меня есть корабль, боевая команда и девчонка, чьи губы вкусны, как вино. И это все, что мне нужно! Зализывайте раны, канальи, да принесите-ка бочонок вина. Вам предстоит хорошо потрудиться. А пока — пейте и веселитесь, черт бы вас побрал. Мы отправляемся туда, где нас ждут богатые города и корабли, туда, где есть чем поживиться.