— Какой человек? — Он назвал себя Тодж, хотя я сомневаюсь… — Тодж? Он туранец? Его ухо имело странный шрам? — Сивитри спросила ворчливо.
— Да и то и это, — сказал Конан. Он не испытал удовольствия от знания, что Сивитри знала о Тодже…, поскольку он размышлял. — Ты знаешь его? — Я знаю о нём.
Она дрожала, хотя вечерний воздух был достаточно теплым.
— Это… — она резко жестикулировала, — похоже на его работу. Ютхан был более хорошим человеком, чем тот о ком ты знаешь. Тодж может быть человеком во плоти, но его кровь является столь же холодной и жестокой как у демона.
— Он пролился смертью на ассири, — сказал Конан, потирая подбородок. — Дважды он спас меня, хотя я не знаю почему. Я попытался задержать его, но угорь является менее скользким, чем он. В то время как он позже задерживался, собирая его странное вооружение, он говорил со мной о мести Балвадеку.
— Мы находимся в более страшной неприятности, чем когда-либо, Конан. Но не говорите более, не упоминайте об этом при Нарсаре! — Чем он обладает, чтобы сделать с… — Позже! — она шептала кратко, поскольку они приблизились к судье.
Нарсар притворно улыбнулся Конану.
— Ваше пребывание в Саридисе продлиться в течение одной ночи, или возможно двух, почётный гость? Несомненно, у Вас есть срочное дело в другом месте, нетерпящее отлагательств.
Его тон весьма ясно указал, что чем скорее Конан уедет, тем лучше. Сивитри резко приказала Нарсару.
— Обеспечьте двух из самых прекрасных ассирийских лошадей для нас и условия для семидневной поездки. Конан и я отбудем на первый взгляд завтра.
— Как Вы желаете, леди Зеганна.
Нарсар быстро поручил эту задачу одному из арбалетчиков около него, которые кивнули и стремительно ушли через ворота.
— Еще нуждайтесь в чём — то? — Да, в уединении, — Сивитри поторапливала. — Стол находится в Аметистовой Комнате, все за ту же положенную плату за постой, которую я просила? И вино из лучшего запаса в подвале цитадели? — Мои личные слуги обеспечили это. Все было устроено, — ответил он раздраженно. Развернувшись, он ушел в сопровождении своих арбалетчиков.
Конан задавался вопросом, раз это точно было устроено, то это могло бы повлечь больше, чем обед.
— Семь дней? — он фыркал. — Кром, я не проеду с тобой и одного! Я не твоя собака, Леди Зеганна, что ты можешь теребить меня на привязи. Конан делает, что он выбирает. Сегодня вечером я хочу ужинать с тобой, и завтра я беру свою лошадь, свои условия, и своё удаление от тебя и твоих планов! Выражение Сивитри заставило бы скиснуть свежее молоко. Она понизила свой голос и смотрела в его глаза.
— Тогда выбери ты поездку вперед в Медный Город? Он дремлет как покрытый песком гигант, в трех днях поездки от Саридиса. Семь дней, киммериец. Три дня, чтобы достигнуть гиганта, один, чтобы достать его сокровище, и три снова, чтобы возвратиться сюда.
Конан опустил руку на свой меч, захватил рукоятку и сжал, пока его суставы не побелили.
— Борода Белла, распутная девка! То, куда я еду, никак не является твоим делом, и я не знаю никакого Медного Города.
— Тебе повезло, что твой навык в сражении далеко превосходит твой навык во вранье, — сказала Сивитри со слабой улыбкой. — Ты говорил с Рулвио о Медном Городе, когда пили с ним в Мессантии, — ее улыбка расширилась от удивления, явно проступившем на лице Конана. — Да, я услышала почти каждое слово, которое вы произносили в лачуге той крысы причала. Поскольку в Мессантии, многие знают меня под другим именем — Рубиния, простая распутная девка обслуживания.
Конан бормотал, когда вызвал изображение Рубинии из памяти. Он вспоминал главным образом щедрую выпуклость ее грудей и ее восхитительную задницу. С усилием он припоминал ее гладкое, овальное лицо и высокие скулы, но кроме того, похожего не было в глазах. Ее радужные оболочки, казалось, меняли цвет вместе с ее настроением, от синего цвета столь же яркого как Южное Море в безоблачный летний день к чистому зеленому цвету как изумруды, искрящиеся в свете факелов хранилища сокровища. И белокурые локоны Сивитри, если затемнить красками и уложить по-другому, могли бы соответствовать эбеновым косам Рубинии. Да, разве они не были тем же самым человеком, если они не были двойняшками? Сивитри не сказала ничего больше, но ее самодовольный взгляд сделал немного, чтобы украсить настроение Конана. Киммериец следовал за нею через ворота и в деревню, его ум, кружащийся от событий прошлых нескольких дней. Он не предпринимал усилия разговаривать, и она казалась довольной позволить ему обдумывать.
Тодж отбросил окровавленный, обернутый тканью узел, содержащий голову Балвадека. Он надеялся, что киммериец поверит его рассказу. Импровизированная встреча была необходима, но неудачной, Тодж предпринял такие усилия, чтобы скрыть его присутствие к настоящему времени. Эту ошибку он совершил из-за женщины, действительно, ведь киммериец еще не достиг Нифии.
Теперь настало время устранить ее. Но он должен сделать так, не поднимая подозрения киммерийца и не вызывая дальнейшие задержки. Медленный яд был бы лучшим, тот, который имел признаки мора, хотя тот, требовал определенного времени для составления. И здесь была возможность ввести это, без риска показаться киммерийцу снова. Тодж перелез стремительно через деревянную внешнюю стену Саридиса. Его грубая поверхность, достаточная, чтобы остановить обремененного амуницией воина, была достаточно шершавой со многими точками опоры для него, и преодоления с небольшим количеством усилий.
Со стены он наблюдал, что Нарсур спешил к цитадели, возвышающейся в центре Саридиса. Тодж знал этого продажного маленького дворянина, который когда-то щедро заплатил гильдии убийцы Замбулы за устранение конкурента.
Наблюдение за улицей было оставлено, Тодж скатился с внутренней стены и поторопился войти в деревню, чтобы перехватить Нарсара. Несколько мгновениями спустя, он выступил из тени и стоял перед своим источником сведений.
Нарсар отклонился назад от удивления.
— А? Тодж? Что, почему Вы здесь? — Просто, чтобы спросить простую услугу, прежде, чем я уеду в Замбулу, — ответил убийца. — Незначительное одолжение.
Он порылся в своих одеждах, доставая мешочек ткани и склянку глины. Из пакета он достал два маленьких кристалла, один бледно красный и другой яркий.
Он встряхнул склянку, вылив содержание на оба кристалла немедленно впитавшие это. Тогда он поместил кристаллы в ткань и протянул мешочек.
Нарсар наблюдал за этим с сомнением.
— В какой услуге Вы нуждаетесь? — Женщина, вместе с киммерийцем. Она попросила, чтобы ты подготовил пищу и вино? И если я правильно предположу, то она будет нуждаться в лошадях и припасах завтра.
Взгляд пузатого шемита затуманился.
— Она хотела хороший стол и провизию, да. Но откуда Вы это знаете о ней? — Действительно я знаю. Ты думаешь, что я двигаюсь вслепую? — Эрлик, Вы, спрашивая меня к… — Чтобы спасти тебя от вялой и болезненной смерти. — Лицо Тоджа выразило угрозу. — Небольшую услугу, одну без последствий для тебя, если ты выполнишь это быстро. Подведешь меня, и умрешь в муке перед восходом солнца.
Нарсур сжался. Его плечи резко опали.
— Скажите мне, что сделать.
Тодж бросил пакет в протянутую руку шемита, обрекая на смерть назойливую женщину.
12. Аметистовая комната
За пределами своей внешней стены Саридис напоминал большинство больших деревень, расположенных в винодельческих областях Шема. Его главной особенностью была непосредственно эта стена, постройка которой, должно быть опустошила сокровищницу Балвадека. Каменный барьер окружил не всё растягивающееся селение, опоясывая и охраняя немногие из любых значительных зданий, расположенных вокруг цитадели в центре. Вдоль широкой дороги ютилось множество деревянных лачуг и крошечных, кривых каменных зданий. Никакие таверны или лавочки не загромождали дорогу, ведущую к воротам.
Наконец, когда Конан и Сивитри приблизились к высокой цитадели, Конан увидел часть палаток и вытоптанную траву, которая отметила большое место, где велась вся торговля. Следы телег уводили к другой стороне деревни. После восхода солнца торговцы и коробейники распродали бы свое оборудование из телег, укрытых ниже полосатых навесов. Шемиты и иностранцы торговались бы на языках дюжины по бронзовым распискам медным монетам, покупая или торгуя все виды товаров: фрукты и мясо от фермеров, лесозаготовки от лесорубов, и металлических товаров, которые колебались от железных горшков до стального оружия. Конан сомневался относительно того, что для Саридиса эта общая торговля составлял одну десятую торговли шемитскими винами.
Звуки веселой музыки и удивительного смеха доносились к киммерийцу со всех концов торговой площади. Впереди располагались таверны и винные лавки, где сельские жители-рабочие и торговцы веселились, несомненно, праздновали снятие пяты сапога Балвадека с их горла. Сузившаяся дорога вела пару через этот район, где своего рода фестиваль ограничивал путь к цитадели. Темноволосые лисицы с глазами как у лани, прикрытые только подобием одежды и узкими полосами красочной ткани, вихлялись смело среди гуляк, торгуя своими шикарными телесами. Мужчины с бочками, привязанными к их спинам, продали свои личные смеси вина или пива за переменные цены; другие несли подносы конфет, испускающих ароматы, дразнящие ноздри Конана и щекотавшие его нёбо.
Они проталкивались через толпу, которая была самой плотной около группы музыкантов, которые играли в трубы и пели, смеясь, танцуя для деревенского народа. Конан редко видел эту сторону жизни шемитов. Они были людьми крайностей — воевали с таким большим количеством энергии, как и кутили. Он покачал головой и заметил ассири, известного ему по поездке, который улыбнулся Конану, жадно пил из глиняной фляги, рыгал, и требовал ещё.
Когда эти двое миновали последние из переполненных таверн и приблизились к узким, открытым воротам в основании цитадели, Конан увидел несколько дюжин ассири при исполнении служебных обязанностей. Они сидели на своих лошадях и провожали Конана с мрачными выражениями, когда он проследовал за Сивитри в высокую, квадратную башню. Больше кожано-бронированных воинов располагалось во внутреннем дворе, наблюдая с нескрываемым интересом. Человек с седой бородой возился с кованой внутренней дверью с его ключом и посчитал её открытой, так как Конан и Сивитри вступили в большой зал цитадели.