Конан не стал ничего думать, а поступил так, как велел ему внутренний голос: ломанулся со всех возможной скоростью в ту сторону, откуда прилетели камни! Да и хорошо, что он так поступил: три покрытых буквально с ног до головы густой шерстью непонятных существа не успели ещё заложить в пращи новых снарядов для метания, и сейчас поспешили отбросить их за ненадобностью, а достать кривые сабли! И кинжалы.
На Конана они набросились, вереща, как давешняя сойка, из чего варвар заключил, что или они работали с ней в паре, или просто пришли на её характерные крики. Однако много рассуждать на эту тему киммерийцу не пришлось, а пришлось отбиваться что было сил от проворных и отчаянно храбрых дикарей! Рубили и кололи они вполне профессионально: если б киммериец был обычным воином, давно бы шлёпнулся в мягкую таёжную подстилку его изрубленный труп!
Но для варвара ничего особо необычного в том, что его остервенело атакуют одновременно с трёх сторон, не было. Поэтому не прошло и минуты, как поверженные нападающие судорожно вздрагивали, бились, или хрипели в агонии у его ног, а Конан быстро осматривался в поисках дальнейших подвохов.
Странно, но больше никто в дебрях не обозначил своё присутствие или желание прикончить незваного гостя. Варвар перевёл взор на троицу, затихавшую у его ног: а молодцы, ничего не скажешь! Прятались в зарослях профессионально – почти как он сам! То есть – реально их не было ни видно, ни слышно! И если б не его отменные инстинкты и обострённое боковое зрение, уловившее в последний момент стремительно несущиеся к нему метательные снаряды – лежал бы он сейчас во мху с разбитым виском, и попрощавшись с белым светом, а ему перепиливали бы горло одним из кривых кинжалов, что оказался зажат в левой руке у каждого мерзавца…
Конан наконец успокоился – похоже, его тылам и правда, ничего не угрожало. Значит, можно принять как достоверный факт, что нападавших было всего трое. И спокойно осмотреть их уже замершие тела.
Осмотр первых двух трупов, правда, ничего интересного не дал. Кроме выявления того факта, который киммериец и так подозревал с самого начала: нападавшие оказались людьми, желтокожими, низкорослыми и кривоногими, а одеты они оказались в штаны и куртки, действительно сшитые из шкур бурых медведей, и весьма сильно потрёпанными и с повылезавшей местами шерстью. Странно. А ведь он здесь таких медведей пока не встречал. Привозные, что ли, куртки и штаны?..
С третьим человеком оказалось посложней. Когда Конан опустился перед ним на колени, тот попытался ткнуть его в глаз коротеньким ножичком, которым, на взгляд варвара, можно было только в зубах ковырять. Конан руку с оружием перехватил легко, поскольку ещё при осмотре двух других нападавших заметил, что этот тип ещё дышит, хотя и пытается это скрыть.
Вырвав кинжальчик из ослабевших пальцев, Конан глянул в фанатично выпученные на него глаза.
Ого! Так на него не смотрели даже бангальские тигры! А уж они-то славятся на всю Ойкумену отменными боевыми кондициями и лютым характером. Если звериный нрав можно так назвать. Однако Конан не принадлежал к особо пугливым. Или чувствительным. Так что зрелище кишок, вывалившихся из живота третьего негодяя при попытке ударить его варвара не впечатлило. Грубо схватив умирающего за горло, он и сам сделал страшное лицо, оскалился, сузил глаза в щёлочки. После чего приблизил небольшое тело к себе, без видимых усилий оторвав верхнюю часть торса того от земли:
– Сколько вас всего?! Сколько ещё вас тут, в лесу?
В глазах, утративших свой «злобно-храбрый» взор, и сейчас похожих, скорее, на глаза испуганного до смерти зайца, не отразилось, впрочем, понимания. Конан повторил вопрос по зингарски, по стигийски. По бритунийски. Когда перешёл на язык пиктов, глаза моргнули. Но отвечать их обладатель явно не собирался. Конан пожал плечами, изо всех сил демонстрируя презрение и равнодушие к чужой судьбе: мол, этот глупец всё равно скоро умрёт. Так какая разница: чуть раньше, или чуть позже?!
Он сжал свои могучие пальцы, собираясь и правда просто прекратить мучения раненного: ему вредный или принципиальный противник ни к чему! Не захотел ответить – так умри!
Обе окровавленных руки раненного схватили его за запястье, начали скользить по пальцам, пытаясь разжать стальную хватку… Ага – как же!
Но очень быстро бедолага понял бессмысленность этой затеи, и перешёл к другой тактике: глаза умоляюще уставились на варвара, одна из рук постучала по предплечью, другая – указательным пальцем показала на рот, откуда уже и хрипов слышно не было!
Конан кивнул, и разжал захват. Положил хватавшего воздух ртом, словно рыба, балбеса обратно на моховую подстилку. Буркнул:
– Ну, говори!
– Ни… кого! Никого больше… в этом лесу… нет! Мы – последние лютопсы!
– Кто-кто? – Конан снова сощурился.
– Э-э… – заметно было, что раненный растерялся. Похоже, не мог поверить, что странный воин про них, великих воинов и героев «люто-псов», не слышал! – ну… Лютопсы! Слуги его Величества Цеймата! Охранители Священного места!
– И где этот ваш Цеймат? Здесь? Он жив?
Глаза вытаращились ещё сильней. Но ответил раненный быстро:
– Цеймат – наш царь. Легендарный. Самый великий и мудрый. Ему наш народ обязан буквально всем! Но я не… не знаю, жив ли он ещё. Это он увёл наш народ отсюда – вниз, в долины. И он-то и велел нам остаться здесь и охранять Священное место. Пока нам на смену не явятся другие. Назначенные и посланные великим Цейматом.
– И как давно вы ждёте этой… Смены? – Конан уже и так всё понял. Последние Стражи. Оставленные последним живым Царём почитателей Червебога. Непонятно было только одно: как им удалось прожить столь долго без, вот именно – смены?!
– Точно не знаем. Мы сбились со счёта. Но не меньше двухсот девяноста лет!
– И как же вам удалось прожить так долго?
– Мы… Нас всех провели через обряд Посвящения. И дали отведать эликсир Бессмертия! Мы должны были жить… Вечно!
– Бэл вас раздери! Вы бы и пожили… Ещё какое-то время! Если б, как последние идиоты, первыми на меня не напали! Кто вам мешал оставить мирного путника в покое?!
– Вот уж нет! «Мирных» путников тут не бывает! А ходят тут только те, кто норовит проникнуть в храм нашего Великого Аттаху, и похитить сделанные ему подношения! А мы как раз и не должны этого допустить! Иначе все беды Предначертания обрушатся на голову нашего народа!
– Я смотрю, ты не в курсе. – Конан пожал плечами, – Похоже, эти самые беды ещё триста лет назад, буквально после этого самого переселения, обрушились. И не только на головы. Но и на всё остальное, что там у вас было. Не буду тебя обманывать: вашего народа давно нет. Всех перебили стигийцы. До последнего человека!
– Что?! Ты!.. Это… правда? – по вдруг потухшим глазам Конан понял, что раненный ему поверил. И спрашивает скорее автоматически.
– Да.
– Проклятье! Ишаззах его раздери! Ещё триста лет назад?
– Да. – Конан не видел смысла врать, а тем более – клясться, или что-то доказывать. Смысл? Этот бедолага так и так через десяток минут умрёт от потери крови.
– Но… Как же так?! Мы же… До сих пор иногда ловим и убиваем пришедших оттуда! – умирающий из последних сил кивнул в ту сторону, откуда Конан пришёл.
– А вы их пробовали перед тем, как убить – хотя бы допросить?
– Ну… Нет.
– А вот и зря. Узнали бы, что последний царь вашего народа, кажется, Згорра, сын, если не ошибаюсь, этого самого… Цеймата… Или Цуймана, поскольку я знаю его под этим именем, убит в последнем бою. А ваш народ вырезан под корень – стигийцы не пощадили даже стариков, женщин и детей. Справедливо, в-общем-то, посчитав, что нечего чужакам делать на исконных землях Стигии. Однако вот на ваши земли эти проклятые твари заселиться всё равно не смогли. Потому что всех, кто пытался вступить на вашу территорию оттуда, – Конан кивнул головой в другую сторону, – из лощин и долин, поражала страшная болезнь. Вероятно, так действует Проклятье.
Не знаю, как ваши жрецы это сделали, но после того, как погибло в диких мучениях, покрывшись язвами и почернев, или задохнувшись, более тысячи человек, попытки прекратились. И оттуда, – он снова кивнул, – больше никто не пытается. Проникнуть. На проклятые земли вашей страны.
– А-а, ты про каррасту… – умирающий чуть кивнул, словно сообщение Конана его не удивило, – Всё верно. Там, на тех рубежах, эта болезнь свирепствует до сих пор. Но вина в этом не только наших жрецов. Она, эта болезнь, скорее, природная. И убивает только в определённой местности… А переносят её комары, живущие в тамошних болотах. Но они, к счастью, не могут жить ни в каких других местах. А наш народ за тысячи лет жизни на этих землях не боится – тьфу ты! – не боялся заразиться: у нас есть как бы… Внутреннее противоядие!
– Понятно. – Конан мысленно содрогнулся. И подумал, что уход с «проклятых» земель «лёгким», как он считал, путём – отпадает. У него-то «противоядия» точно нет! – Но теперь ваша миссия здесь, думаю, завершена. Раз нет народа, и того, кто вас сюда, на эту должность Хранителей, назначил. Так что я заберу все сокровища, что хранятся в Храме.
– Если найдёшь их! – глаза дикаря снова яростно блеснули, словно он знал что-то такое, чего не знал больше никто! Не иначе – как храбрые и коварные лютопсы перепрятали искомое Конаном! Варвар снова сощурил глаза:
– Говори! Куда вы перенесли сокровища!
Но в ответ умирающий только нагло ухмыльнулся ему в лицо, и выдохнул в последний раз:
– Никог!.. – с последним вздохом словно вышла и вся энергия из сухопарого тела. И оно бессильно откинулось на мох, и как бы растеклось по прелой листве и пожухлой коричневой хвое.
Остекленевшие глаза Конан прикрыл ладонью.
И было в них столько фанатизма и радости от осознания исполненного с честью долга, что киммериец невольно проникся уважением к последнему лютопсу. Ничего не скажешь: верный и преданный служитель! И отважный воин!
И пусть несчастная троица и не знала, что давно мертвы те, кто давали ей приказы, поручения и наказы – мертвы вернее, чем грешные души в чертогах Мардука, но вряд ли эти фанатики бросили бы свою миссию, даже если б узнали!