— Вот именно. Армия. Для начала — хотя бы просто более сильная, чем у султана. Поэтому — только мужчины. И желательно — молодые и здоровые. Навыки владения оружием не имеют значения: держать в таких лапах с когтями мечи, луки или даже копья — нереально. Значит, вот именно они-то и остаются в качестве основного, так сказать, встроенного, оружия: когти и зубы. Ну, а насколько они эффективны, ты уже видела.
— Ты что имеешь в виду? То, как они разделались с жителями моей деревни, или то, как уже ты разделался с сорока тварями?
— Собственно, и то и то. Против неподготовленного и невооружённого контингента ящеры очень даже ничего себе. Поскольку подавляют возможность к адекватному сопротивлению хотя бы ужасным внешним обликом: на некоторых особо впечатлительных людей, не воинов, — тут Конан снова глянул на Резеду, — такое зрелище действует буквально парализующее. Заставляя вот именно — застывать в страхе, думая, что сопротивление магии — бесполезно и бессмысленно.
А вот против сильного и хорошо вооружённого, и — главное! — быстрого! — воина когтистые и зубастые вояки не годятся. Меч и сабля разят с пяти-шести футов — это с учётом длины руки. А зубы и когти — лишь при непосредственном близком контакте. Да и куда медлительней эти монстры. Потому что кровь у ящеров… Холодная. И даже в жаркий солнечный день крупные вараны или ящерицы должны вначале полежать на солнце и прогреться, чтобы начать нормально двигаться. И всё равно их движения будут медленней по сравнению с нашими. Так что тянущуюся к тебе лапу или морду всегда можно успеть отрубить раньше, чем она дотянется… — Конан кинул короткий взгляд на Резеду. — Я для чего тебе об этом уже второй раз напоминаю — вдруг пригодится!
— Хочется всё же надеяться, что не пригодится… — Резеда поёжилась. — Но почему же он, этот маг-ящер, не превращает людей в… Кого-нибудь другого?
— Это просто. Думаю, у него фактически просто нет выбора. Если то, что я знаю про склянку с зельем — правда, то превращать в своих рабов он может лишь вот так. Зельем. Из людей — в ящеров. Таких, как и он сам.
И, думаю, что именно поэтому он и может ими командовать. Они ведь — в его полном подчинении. Мне кажется, здесь всё дело в каком-то особенном гипнозе. Он загипнотизировал их. Поскольку сам уже давно в таком облике и знает, как это сделать.
— А что такое… гипноз?
— Хм. Трудно объяснить никогда не сталкивавшемуся лично. Собственно, я и сам лично не… Зато видел. В Вендии. Как какой-то тощий и почти чёрный от загара бродячий не то факир, не то — дервиш, пария, по их кастовому подразделению, запросто загипнотизировал одного торговца. Да так, что тот самотдал ему целую золотую рупию и пошёл прочь, ещё и благословляя… — Конан снова глянул на Резеду и пояснил, поняв, что женщина не очень понимает и верит: — Чтоб тебе было понятней — из местных торгашей и богатеев не то что рупию, а и медный обол не вытрясешь и не вымолишь, даже поминая всех местных Богов и посыпая голову пылью, и пролив ведро слёз. А уж чтоб подать парии…
— А может, этот дервиш или там факир, и сам был… Колдуном? Или магом?
— Магического в этом старичке было не больше, чем в твоей заколке с ядом. Просто… Я видел и слышал, как он говорил с торговцем. Тот как бы застыл, словно в трансе, и полностью утратил свою волю. А потом — и память. Дервиш приказал ему обо всём забыть! И ведь так и получилось! Я специально прошёл за этим торговцем — мне было интересно. И точно: едва выйдя с базара, он остановился и встряхнулся — словно проснулся. Стал думать, хмурить брови, чесать затылок. Но на базар не вернулся — пошёл себе дальше, как будто так и надо. Забыл, стало быть. Про рупию.
— И ты думаешь…
— Да. Магия — это магия, но простое внушение, гипноз — это просто… гипноз.
— Конан. Ты так уверенно об этом говоришь… А сам даже никогда этого мага-монстра и не видел!
— Не видел. Но я привык, — Конан постучал по виску пальцем, — пользоваться тем, что находится тут, внутри. Полезно бывает, знаешь. Позволяет избежать или свести к минимуму массу проблем! То есть я стараюсь складывать два и два, прикидывать, что да как, и проверять, а иногда и перепроверять. А не кидаться сразу в драку.
— Да-а?! А почему же тогда — спрошу уже в третий раз! — мы так храбро и нагло лезем прямо в самое логово?!
— Да хотя бы потому, что, как я тебе уже только что объяснил (или ты, как это обычно и делают все женщины, просто не слушала и не слышала? А думала в этот момент о чём-то «очень важном» своём? Ничего: я напомню, тоже — в третий раз!), ночью кровь у тварей — холодная, застывшая. И поэтому движутся они куда медленней. Легче будет справиться со стражей этого самого логова, если она там выставлена. А теперь — потише. Закончим этот интересный разговор. Пора переходить к делу.
По моим расчётам, мы должны уже подъезжать — я что-то слышу.
Резеда только хмыкнула. Но замолчала.
Правда, оказалось, что это ещё не логово. Непонятные и странные звуки, которые чуткое ухо Конана уловило с нескольких сотен шагов, гораздо раньше, чем их различила Резеда, производило не менее странное тело, ползущее или, точнее, пытающееся ползти по дороге.
Конан некоторое время прислушивался, а затем, покачав головой, снова двинул коня вперёд. И он, и Резеда уже догадались, кто мог бы производить такие звуки.
Подъехав на несколько шагов, они убедились, что были правы: пошкрёбывание по земле и пыли дороги производили передние лапы тела-обрубка, а постанывания — приоткрытая пасть, из которой почти до земли вывалился пыльный серый язык. Недобитый ящер старался изо всех сил, но больше чем на пару дюймов за один рывок продвинуться не мог. При каждом таком движении из глотки твари доносилось конвульсивное: «Охх!»
Конан спешился. Подошёл. На действиях ящера это никак не отразилось: с упорством механизма он продолжал попытки продвинуться вперёд, к своей цели. Киммериец вытянул руку и схватил тело за складки кожи на загривке. Пошкрёбывание прекратилось. Варвар развернул ящера мордой к себе, стараясь, чтоб когти лап оказались подальше от его рук и туловища.
— Ты понимаешь, что я говорю? — Резеда услышала, как Конан по крайней мере на десяти языках задал этот вопрос. Ящер упорно отмалчивался, не оставляя попыток оцарапать или цапнуть киммерийца. Наконец Конан сдался:
— Ладно. Раз в качестве источника информации ты бесполезен, я отрежу тебе голову. Всё одним врагом меньше. Помолись, если ещё умеешь. И попрощайся с жизнью.
Пленник вдруг затих.
Крокодилья пасть закрылась и снова раскрылась, и зазвучал хриплый и еле понятный голос, поскольку дикция была отвратительной, и горло ящера явно пересохло и не было приспособлено под человеческую речь:
— Не убивать. Твоя моя не убивать.
— Тогда твоя — говорить.
— Нет. Моя не говорить. Хозяин запрещать моя говорить.
— Твоя видать этот меч? Так вот: это — он твоя новый Хозяин. Твоя жизнь — принадлежать ему. Если твоя не говорить, моя меч отрубать твоя голова. Твоя понимать?
После весьма продолжительной паузы, когда Резеда уж было подумала, что Конан только зря «тратить» время, пасть изрекла:
— Моя понимать. Моя сказать, что твоя меч хотеть. Тогда моя — жить. Договор?
— Договор. — Варвар сплюнул. — Тогда твоя моя не кусать и не царапать, и моя отпускать твоя на земля. Согласен?
— Согласен.
Варвар поставил монстра перед собой, но на всякий случай отодвинулся от него на два шага. Затем подумал и протянул руку к фляге на поясе.
— Твоя открывать рот.
Ящер так и сделал. Конан налил в пересохший рот жидкости, подождал, пока пойманный глотнёт. Налил и второй раз. И третий. Ящер блаженно закатил глаза.
Киммериец убрал флягу. Спросил:
— Давно ползёшь? Домой?
— Два ночь. И один день. Да, домой.
— Так кому ты подчиняешься?
— Хозяин.
— Сколько ещё таких как ты осталось у Хозяина?
— Моя не знать. Не уметь считать.
Конан почесал в затылке. Спросил:
— Почему вы убиваете всех, кроме мужчин?
— Моя не знать. Моя выполнять приказ Хозяин.
— А почему ты вообще выполнять приказ Хозяин?
— Моя не знать. Не спрашивать. Моя только выполнять. Выполнять — хорошо, еда. Жизнь. Не выполнять — Хозяин наказать. Больно. Или просто убить.
— Как Хозяин тебя наказать?
— Меня — не наказать. Я послушно. Я выполнять. Два слуга Хозяин — не выполнять. Хозяин приказать один слуга убивать. Медленно. Тот кричать, потом умирать. Другой слуга — отрубать нога, рука… Слуга кричать, плакать. Больно. Моя видеть. Моя понимать.
— Но рука и нога — снова вырастать?
— Да. Вырастать. Это тоже больно. И надо много еда. Без еда — быстро не вырастать.
— Что вы — есть? Где Хозяин брать еда?
— Еда — мясо. Хозяин брать плен, приказать убивать и держать кладовая — женщина, ребёнок. Хороший, мягкий мясо. Мы их есть, когда надо.
Конан чертыхнулся. У Резеды сдавило грудь острой болью и отчаянием:
— Так вот что мы для них! Еда!..
— Похоже. Но… Расходуя людские ресурсы так быстро, этот идиот «Хозяин» рискует обречь своих слуг на голод! Эй, как тебя зовут?
— Моя зовут Саллах, большая человек с меч.
— Скажи, Саллах, что-нибудь ещё вы есть, кроме мяса?
— Да. Мы есть всё, что расти. Трава, фрукты, овощи. Мы есть всё, что ходить и ползать: змея, корова, баран, курица… Мы есть всё!
— А зачем вам тогда мясо?
— Мясо нужно тогда, когда кто-то Саллах или другой раб отрубать рука, нога, хвост. Тогда быстро вырастать новая нога, рука, хвост. Не есть мясо — они вырастать медленно.
— Ага, вот оно как… — Конан повернулся к Резеде. — Тогда беру свои слова назад. Весьма экономично, надо признать. Всеядная армия, которая после каждой битвы может легко восстановиться, просто съев поверженных воинов. — Киммериец снова взглянул на ящера. — Саллах, а своих — ну, то есть других слуг! — вы тоже есть?
— Да. Когда нет другой мясо. Невкусно и жёстко, но мы есть.