— Отойдём-ка, — киммериец отвёл своих помощников подальше от ревущего огня, видя, что наружу не прорвалась и теперь-то уж точно не прорвётся ни одна ящерица. — Могу вас порадовать. Договориться удалось даже получше, чем мы прикидывали. Только вначале… Во сколько вам обошлись телеги и нефть?
— Значит, так… За двадцать две бочки сторговались на сорока динариях. Телеги и кони-тяжеловозы — ещё шесть динариев. Плюс запас еды и напитков… Ещё десять. И ночлеги — пять. Кое-какая амуниция ещё… На круг, считай, накладных расходов на семьдесят золотых.
— Отлично. Если от пятисот золотых отнять семьдесят да поделить на пятерых…
— Восемьдесят пять золотых. — Это влез Рнего, всегда считавший быстрее всех. — Клянусь кишками Эрлиха, отлично! Куда лучше, чем пятьдесят!
— Да, неплохо. — Это подтвердил удовлетворение от сделки Калед, крепкий ветеран средних лет, слегка прихрамывающий на правую ногу.
Борисс, последний из соратников Конана по похождениям на «Вестреле», никогда не отличавшийся разговорчивостью, что, впрочем, отлично компенсировалось огромной силой и отменными навыками владения любым оружием, только кивнул.
— Ладно. Работа ещё не закончена. — Конан повернул голову к зеву пещеры, где пламя уже стихало, явно догорая. — Все помнят? Добивать — только отрубая голову. Каждую ящерицу. И… Воск есть у всех?
— У всех.
— Отлично. Через десять минут, когда остынет, двинемся.
Двинуться, правда, удалось только через полчаса — раньше жерло почерневшего от жирной копоти тоннеля не остыло настолько, чтоб туда можно было хотя бы сунуться, не рискуя обжечься о стены и своды, а то и просто — задохнуться.
Потеющий так, что капало с подбородка и текло по спине, Конан с очередным зажжённым факелом в левой руке и мечом в правой шёл первым. Он пинал наиболее подозрительно выглядящие обгоревшие практически до костей трупы и отрубал головы тем, кто проявлял хотя бы намёки на шевеление. Остальные разгорячённые и с трудом дышащие всё ещё обжигающим воздухом корсары, идущие за ним, просто отрубали головы всем подряд. Укушенным никому быть не хотелось.
— Мерзко. — Как ни странно, это сказал обычно молчаливый Борисс.
— Мерзко. — Подтвердил кивком обернувшийся к нему Конан. — Но — нужно. Напоминаю: Велемиру пришлось самому отрубить себе полкисти, чтоб зараза не пошла дальше в тело. А самое главное — мы же не хотим, чтоб «воскресшие» ударили нам в тыл в самый неподходящий момент.
— Я не об этом, — буркнул Борисс.
— А-а… Да, мерзко и это. Я и сам напоминаю себе мясника. Или палача. Мы обычно не добиваем. Людей. Но это — уже не люди. Абсолютно никаких шансов превратить их назад нет. Так что это — монстры. В них не осталось ничего человеческого. И пока они были живы, они были лишь слепыми и безропотными исполнителями. Рабами. Кстати.
Мы подходим к главной пещере. Пора затыкать.
На плотное затыкание ушей ушло меньше полминуты. Для проверки все похлопали в ладоши и полязгали оружием. Тишина в ушах сказала Конану, что затычки действуют. Вот и хорошо: значит, никого не заговорят для «преображения».
Дальше спускались уже в полной тишине, переговариваясь по необходимости только жестами и знаками — такой способ был корсарам вполне привычен, и система жестов отработана ещё по операциям на «Вестреле». Конан не забывал считать. Сгоревших ящеров в тоннеле набралось триста семьдесят три.
Значит, впереди ждут ещё по меньшей мере двести двадцать семь.
Правда, неизвестно, в каком они состоянии, и затянулись ли уже травмы, полученные в лесу, и сейчас — от огня и меча Конана. Но в том, что твари не сдадутся и окажут нападающим самое жестокое сопротивление, никто из корсаров не сомневался. Рассказу Велемира Конан доверял, а остальные доверяли Конану: если он сказал, что будет вот так — так оно и будет.
7
Сопротивление им и правда — оказали. Ну, вернее, пытались.
Потому что когда двести с чем-то действительно оставшихся в живых ящеров, на телах некоторых из которых ещё зияли незажившие полностью раны или краснели полосами и пятнами вспухшей кожи ожоги, кинулись на пятёрку корсаров, битвой это назвать ну никак было нельзя. Уж слишком неравными оказались силы, и слишком явно сталь и мастерство переигрывали зубы, когти и слепое безрассудное стремление исполнить во что бы то ни стало приказ Хозяина…
Очень многих ящеров Рнего и Калед уложили ещё на подступах к выходу из жерла тоннеля, в котором пятёрка заняла оборону, оберегая таким образом свои фланги и тыл, стрелами: в голову! Похоже, поражение мозга вызывало у ящеров почти мгновенную и гарантированную смерть: такие ящеры больше не поднимались и не шевелились. Остальные двое корсаров с Конаном во главе в это время прикрывали стрелков с фронта и флангов, не позволяя ящерам приблизиться на расстояние укуса.
Но когда закончились стрелы, за меч и саблю пришлось взяться и Каледу, и Рнего. Теперь корсары чуть выбрались из зева тоннеля, чтоб можно было сражаться плечом к плечу, прикрывая товарища, но и не мешая ему.
Возможно, что в пещере стоял невыносимый гвалт и рёв, но, к счастью, никто из людей этого не слышал — восковые затычки надёжно перекрывали слуховые проходы ушей. Как сказал ещё в тоннеле Конан:
— Выковырять слишком глубоко затолканный воск легко. Не стесняйтесь засунуть поглубже и понадёжней. Лучше перестараться. Потому что если недостараться — можно просто стать очередным безвольным рабом нашего друга. А что тогда будет — вы знаете.
Действительно, они знали: Конан просил и его самого убить, если они заметят в его поведении хоть что-то подозрительное…
Скоро, буквально через десять минут, вал из нападающих стал словно откатываться назад, и напор на соратников Конана ослаб: задние ряды тварей больше не напирали на передние, поскольку не осталось больше этих самых задних рядов — все они оказались перемолоты в мясорубке под названием профессиональные корсары.
Конан сделал жест, означавший: «Приканчиваем всех!». И теперь уже корсары неудержимой лавиной ринулись вперёд, на явно деморализованного и перепуганного противника, стараясь только не наступать на скользкие от крови тела и держаться подальше от разверстых пастей.
Буквально за минуту всё было кончено. Ящеров, желавших бы померяться силами с людьми, вооружёнными не персональными зубами и когтями, а доброй сталью, больше не имелось.
— Никто не ранен? — он вспомнил, что спрашивать бесполезно, и показал жестом.
К счастью, ран не оказалось: Конан предупредил всех заранее, и на корсарах были толстые сапоги из грубой сыромятной кожи, кожаные же плотные штаны и свободные и не стеснявшие движений, кожаные рубахи.
— Тогда — закончим с этими. — Он сделал жест, словно отрубает головы от туловищ.
На добивание и отрубание голов ушло времени гораздо больше, чем на сам бой: почти полчаса. Но уж отрубили все: Конан лично проверил все закоулки и завалы из тел.
Обезглавленных тел набралось двести девять.
Конан почесал в затылке: то ли он неправильно определил изначальную численность войска мага-монстра, то ли несколько десятков тварей где-то затаились, опасаясь неминуемой смерти. Или, что более вероятно, служат сейчас личной охраной мага. Потому что «своих» желаний или опасений за собственную жизнь у рабов быть не может!
Жестом Конан пригласил товарищей следовать за собой. И они двинулись в широкий третий коридор, в стенах которого были распахнутые сейчас настежь двери казарм. Попутно проверяли эти самые казармы — но нет: никто нигде коварно не затаился. В торце коридора оказалась дверь помощней: окованная крепкими железными полосами, из толстых дубовых досок. Всё верно: проход в покои мага-хозяина должен быть защищён и слугами, и препятствиями.
Конан дверь внимательно осмотрел. Хмыкнул. Ставил её явно непрофессионал. Вот и хорошо. Варвар посмотрел на Борисса и глазами и жестом показал тому, что нужно. Борисс вынул из чехла за спиной и подал киммерийцу огромный двуручный топор. Варвар поплевал на ладони, развернул топор обухом вперёд и с пяти ударов выломал крепления, которыми косяк двери крепился к скале: огромные куски породы выпали вместе с железными штырями, что их там удерживали. После этого всем пришлось посторониться: дверь вместе с косяком, подняв тучу пыли и чуть не загасив факелы, рухнула к ногам пиратов. Конан сделал жест: «Прикрывать!», сам же осторожно и пригнувшись двинулся в полумрак, чуть рассеиваемый лишь далёким факелом, торчавшем в держаке впереди шагах в ста.
Однако коридор, стены которого даже не были выровнены, оказался пуст. И никаких «коварных» ловушек ни в стенах, ни в каменном же полу не оказалось. Как не было приготовлено и глыб, что попадали бы на них с потолка… Странно. Конан привык к подлым ловушкам чёрных магов, расставленным на пути к покоям таких «Повелителей Вселенной и её окрестностей», и сейчас недоумевал: когда же чёртов чародей начнёт пытаться их убить или перехитрить?
Так, во главе своих людей, ощетинившихся стрелами на полунатянутых тетивах и мечами, он и вошёл в круг света от факела. Коридор кончался словно тупиком. Однако прощупав эту стену и поводив вокруг новым, поданным ему Бориссом факелом, киммериец обнаружил приличный сквозняк по краям огромного камня, перекрывавшего проход. Отдав факел Рнего, он снова взялся за топор: собственно, он и не выпускал его из правой руки.
Однако теперь, даже сменяясь с Бориссом и Паннутом, чтобы справиться с камнем пришлось основательно потеть почти полчаса. Конана бесила мысль, что за это время маг может свалить из чёртова логова к матери Ишшагетт, если у него имеется запасной выход в личных апартаментах, которым такие предусмотрительные гады обычно и обзаводятся в первую очередь. Имея в виду как раз вот такой случай.
Но вот скала пала, развалившись на крупные, но не мешающие проходу, обломки.
Конан снова взял факел и переполз через завал. Большая пещера. Из которой снова ведёт коридор, начинающийся в дальнем её конце. Похоже, дальше Саллах никогда не бывал: здесь его описание заканчивалось. Да и ладно: всё равно нужно двигаться вперёд!