Продолжая говорить, девушка ни на секунду не оставалась на месте — ходила по комнате, складывала что-то, увязывала, снова перекладывала. Зажгла масляную лампу — в комнате стало уже совсем темно. У Конана закружилась голова от ее непрестанного движения. Знакомые слова, произносимые с непривычными интонациями, кружились стремительной каруселью, запутывали смысл, ускользали от понимания. Он замотал головой по подушке:
— Подожди! Не так быстро… Зачем?
— Что — зачем?
— Зачем мне бежать? И зачем — именно сегодня?
На какую-то секунду девушка замерла. Обернулась, наклонилась к Конану, пристально вгляделась в его лицо — растерянно и с каким-то непонятным отчаянием:
— Ты что — действительно хочешь остаться здесь на всю жизнь?!
Конан отвел глаза. Врать ему почему-то не хотелось.
— Нет.
Она облегченно выдохнула. Буркнула что-то неразборчивое — во всяком случае, Конан предпочел не особо вслушиваться, понимая, что вряд ли услышит что-нибудь лестное о собственной особе.
— Вот и хорошо. Я помогу тебе убежать. Сегодня ночью. А ты… ты поможешь мне.
— Убежать?
Она поколебалась какое-то время, словно всерьез обдумывая эту возможность. Но потом качнула головой. Вздохнула.
— Нет. Мбонго — хороший человек. Было бы нехорошо требовать от него такого. Если сбежишь ты — это не так страшно. Ты ведь странный. Непонятный чужак. Никому не известно, чего от тебя можно ждать. Непонятно, как пришел, непонятно, как ушел. Накажут, конечно, но не сильно…
Она опять вздохнула.
— А вот если сбегу я — его убьют…
— Тогда чем же я могу тебе помочь?
Она какое-то время молчала. Словно сейчас, когда уже подошла к последней грани и выбора, в сущности, давно не оставалось, все равно никак не могла решиться и сделать последний шаг. Конан тоже молчал, зная, что торопить в таких ситуациях бесполезно — человек должен решиться сам. Или отступить. Но тоже — сам.
— Ты ведь хотел стать солдатом, правда? — спросила она наконец, решив начать издалека. Осторожно спросила. Добавила еще осторожнее — Наемником?
Если уж начал не врать — то не ври до конца. Может, и сработает.
— Я и был наемником.
Ее глаза вспыхнули восторженным торжеством, речь стала стремительной и почти бессвязной:
— Я так и знала! Я сразу поняла, у тебя такое лицо, что ты не мог оказаться просто бродягой и нищим, как говорил этот чертов тупица Нрагон! Ты, правда, совсем не похож на горца, но ведь не только в горах бывают хорошие люди, правда? Ой, прости, что я такое несу, не обращай внимания, просто я так долго ждала, что уже почти перестала верить… Я молилась — молилась всем богам, которых знала. Бабка не очень-то чтила богов, она учила меня ворожить, а молиться не учила, но кое-что я все-таки запомнила. Здесь свои боги, им я тоже молилась. Мне порою казалось, что все это бессмысленно, здесь ведь почти не бывает мужчин, только эта жирная жаба и его мерзкие гости, но я все равно молилась. Каждый день, помногу часов, всем богам, которых только могла вспомнить! Хоть кто-то из них — да должен же был откликнуться, в конце-то концов?!.. Не все же они там у себя напрочь глухие!!! И вот видишь — я оказалась права! Кто-то из них откликнулся на мои молитвы!..
Она запнулась на секунду, перевести дыхание, расплылась в обожающе-восторженной улыбке и добавила торжественно, словно итог подвела:
— И они послали мне тебя! Вот.
Конан опешил от этой страстной речи настолько, что даже сесть толком не смог — так слегка приподнялся на локтях:
— Эй! А я-то тут при чем?
— Как это при чем? Я же о тебе и молилась, разве ты не понял? Вот они мне тебя и послали!
Конан таки сел. Голова кружилась — то ли от ароматического масла в светильнике, то ли от полной бредовости всего происходящего.
— Еще вчера ты меня знать не знала! Как же тогда ты могла обо мне молиться?
Девушка немного смутилась. Но — совсем немного. И ненадолго.
— Ну, я, конечно, не о тебе конкретно молилась… Я просто просила их послать мне честного и храброго наемника.
Она смотрела на Конана и улыбалась, явно довольная и не находящая в своей жуткой логике ни малейших изъянов. Тонкий пальчик уперся Конану в грудь, улыбка стала торжествующей:
— И вот он — ты!
Конан закашлялся, на своем опыте убеждаясь, что некоторыми комплиментами можно подавиться. Отдышаться ему не дали — на живот Конану шлепнулся довольно увесистый позвякивающий узел. Из узла торчали какие-то остренькие побрякушки, царапали кожу. Конан нахмурился. Он уже заранее понял, что именно обнаружит в этом узле, но все-таки протянул руку и разворошил не слишком туго завязанную шелковую тряпку.
Так и есть.
— Я не очень хорошо разбираюсь в рыночных ценах… Но здесь довольно много, думаю, должно хватить.
Конан поднял голову и осмотрел девушку. Особенно внимательно — шею, уши и руки. Ну да. Что и требовалось доказать.
Во время своих хаотичных перемещений по комнате она умудрилась как-то незаметно поснимать с себя все украшения — это именно они теперь побрякивали в узле, царапая конановский живот.
— Я хочу тебя нанять, — сказала девушка просто, — ты же наемник, правда?
— Ты — наемник. Ты работаешь за деньги. Денег у меня нет. Но есть золото. И драгоценности. Это задаток. А если ты выполнишь работу и поможешь мне — то будут и деньги. Много денег. Очень много, в десять раз больше, чем это. Ты ведь согласишься, правда?
Она старалась говорить уверенно, но личико уже снова кривилось неуверенностью и отчаянием. Глупо пытаться блефовать с таким-то личиком — откуда у нищей горской девчонки может найтись столько денег? Она и считать-то умеет в лучшем случае до десяти…
Конан взвесил на ладони завернутые в тряпку украшения. Килограмма на два потянут, купец, похоже, хоть и сволочь, но сволочь щедрая. Во всяком случае — к своей последней жене. Перекупщик заберет себе львиную долю, как у них водится, но все равно останется немало. На пару-тройку месяцев безбедной жизни, если не слишком шиковать… Но, по сравнению с тем, что было обещано юным шахиншахом за возвращение яблони — так, мелочь, разговора не стоящая.
Он уже принял решение. Практически сразу, еще до того, как она начала говорить, как только почувствовал кожей живота острые шпильки сережек или какой другой женской дребедени. Но оглашать свое решение не торопился — пусть девочка поверит, что он, как настоящий серьезный наемник, сначала должен все как следует обдумать и взвесить.
— И что я должен буду сделать?
— За то, что дала тебе я, совсем немного. Просто отправить письмо. В караван-сарае есть хорошая голубиная почта, очень быстрая и точная. Я напишу тебе адрес и дам письмо, ты просто придешь туда и отдашь дежурному свиток, они сами все сделают. А если рискнешь и дождешься ответа — тебе заплатят больше. Просто за то, что ты расскажешь про меня. Намного больше…
Конан еле заметно поморщился. Да что она заладила — намного, намного?! На самом, что ли, деле, совсем не умеет считать?..
— И кто же мне заплатит? — спросил, затягивая узел и опуская его себе под левую руку. Красноречивый такой жест, не отказываюсь, мол, но пока что еще и не соглашаюсь, — Бабка, живущая в пещере?
Он постарался сказать это помягче, боясь, что любая попытка пошутить в данной ситуации будет расценена как презрение и высокомерие. Так и вышло — девочка шутку не приняла, поморщилась досадливо:
— Нет, конечно. Тебе заплатит мой муж.
А в том, чтобы вести подобные переговоры лежа, оказывается, есть и свои преимущества. Тебе, например, не грозит отбить задницу, не слишком удачно приземлившись ею на пол после подобного ответа.
И ведь не врет, вот что самое ужасное! С таким лицом врать нельзя. Действительно свято верит, что муж хорошо заплатит беглому евнуху из собственного гарема за то, что тот передаст неизвестно кому весточку от его не слишком-то, похоже, верной жены. И как это ей удалось вырасти в горах и даже дожить до своих (сколько ей там?) лет — с этакой-то наивностью? А, может быть, не наивная, а просто больная? Красивая юная дурочка, которую умная бабка-ведьма постаралась поскорее сбыть с рук, пока заезжий купец не разобрался. Впрочем, купцу могло быть и все равно. Зачем красивой жене быть еще и умной? Лишнее это. Так что тут, скорее, наоборот все было — за умственную неполноценность невесты хитрая бабка наверняка содрала с купца пару лишних монет…
Больным лучше не возражать.
— Ага. Я понял. Ты мне поможешь бежать. Я отправлю письмо. Купец мне заплатит.
Кажется, ему не удалось произнести это с достаточно серьезным лицом. Во всяком случае, девушка покосилась как-то странно, в великолепном презрении сморщила хорошенький носик:
— При чем тут эта жирная жаба?! Тебе заплатит мой муж!
— Мой муж меня очень любит! Он очень важный господин. И очень богатый! Он со мной не разводился, я знаю, я бы почувствовала, а если так — значит, он все еще мой муж, что бы там не квакали разные жирные жабы! Он не продавал меня, жаба врет! Меня украли!
Она умудрялась говорить очень тихо, почти шепотом, но при этом многочисленные восклицательные знаки слышались вполне отчетливо. А купец-то, похоже, не дурак на дармовщинку! Тут — яблоньку, там — жену, сям — еще что-нибудь, в большом хозяйстве все пригодится. Интересно — он и по молодости был таким же… рачительным? Или это с возрастом пришло?..
Кстати, о яблони…
— Ты сад хорошо знаешь?
Девушка непонимающе моргнула, и он уточнил:
— Волшебных деревьев в саду много?
Она равнодушно пожала плечами, теряя интерес:
— Есть несколько, они у северной стены, там ограда специальная.
Несмотря на ее собственную колдовскую природу — а, может быть, именно благодаря ей, — волшебные деревья девушку не интересовали совершенно. Ну что ж. Северная стена — это уже неплохо. Тем более, что имеется специальная ограда, что существенно облегчает поиски. Будем надеяться, что яблонь там не слишком много.