— Да, — согласятся Конан, — держу пари, что там, вверх по реке, обитает множество хорошо вооруженных и воинственно настроенных пастухов и земледельцев. — Но тут киммерийца отвлекли низкие голоса, доносившиеся от соседнего костра, вокруг которого сидели матросы. Слов Конан разобрать не мог, но по их взглядам и жестам он понял, что обсуждают знатных господ, которые сидят рядом с ним. Он различил рокочущий голос Уму, который то и дело бросал в его сторону презрительные взгляды; встретившись с ним глазами, Конан одарил верзилу злобной усмешкой.
На берегу молчаливая враждебность Уму уступила место открытой дерзости, но он всегда умел вовремя остановиться, не давая Конану возможности выяснить отношения до конца. Товарищи Уму, похоже, согласны с тем, что он сейчас говорит. Конан видел, как матросы усмехаются, проверяя большим пальцем острие ножа или поглаживая древко копья, купленного у туземцев, в усмешке обнажаются кривые зубы. Это плохой знак, однако Конан не совсем понимал, что же движет этими людьми. Ведь закон джунглей непререкаем — небольшая группа должна держаться вместе.
Каковы бы ни были их мотивы, дальше терпеть нельзя. Лучше немного сократить отряд, чем иметь в подчинении людей, к которым страшно повернуться спиной. Жесткий урок хороших манер — вот, пожалуй, то, что нужно.
Они продвигались вверх по реке. Джунгли здесь подступали к самому берегу, к воде склонялись ветви деревьев, на которых в великом множестве обитали ядовитые змеи, и приходилось следить, чтобы какая-нибудь не упала прямо в лодку. Иногда на берегу попадалось несколько круглых земляных лачуг, крытых соломой. Их обитатели собирались у реки, чтобы поглазеть на путешественников. Маленькие дети бегали по берегу в полном восторге при виде столь небывалого зрелища. Эти непонятные белые создания казались им привидениями, но где это видано, чтобы привидение являлось днем?
К вечеру Конан и его команда приплыли в одну большую деревню, расположенную вблизи великолепного водопада. Множество водных струй, стекавших с огромного утеса, свивались в один пенящийся поток, который разлетался бесчисленными брызгами, ударяясь об острые черные скалы. В этих брызгах не потухала радуга.
— Как красиво! — воскликнула Малия.
— Да уж, — криво усмехаясь, согласятся Вульфред. — Прекрасный вид, но взбираться по этому откосу никому не пожелаешь. Займет столько же времени, сколько мы шли по реке.
Жители деревни приняли путешественников с большой радостью, и еще больше обрадовались, когда увидели, что на лодках приплыли их воины и вождь племени. В водных брызгах царствовала освежающая прохлада; разгрузив лодки, все их содержимое перенесли в большую хижину, которую вождь определил для этой цели, он же распорядился отвести путешественникам место для ночлега. Он отдавал приказы, а люди суетились и сновали туда-сюда, делая приготовления к торжественному пиру.
— Опять эти пиршества и разговоры! — ворчал Ульфило. — Когда же мы наконец займемся делом?
— Но нам нужны носильщики, — сказал Конан. — И самые лучшие. У нас есть только один день, чтобы найти добровольцев и набрать из них подходящих. Не сомневайся, этим мы только выиграем время. Вольные или хромые, они в пути помешают нам больше, чем недолгая остановка здесь.
— Я доверяю тебе, — сказал Ульфило все так же недовольно.
Конан заметил, что Спрингальд, как зачарованный, не сводит глаз с водопада.
— Что видишь ты в воде, друг? — спросил киммериец.
— Это он! Водопад Великана! Смотри, в «Плавании капитана Бельформиса» так и сказано: белые тонкие струи, которые потом сливаются вместе и, разбиваясь о скалы, разлетаются в дымку мелких брызг. И радуга не гаснет, как и написано в книге!
— Вот как? — сказал Конан. — А что еще твой древний капитан пишет об этом месте?
— Здесь и раньше была деревня, но люди жили другие. Они были выше, с более светлой кожей, как те, кого он видел на побережье, а жили они, он пишет, не в земляных лачугах, а в длинных бревенчатых домах.
— И что же, это значит, что мы почти у цели? — поинтересовался Конан.
— Пройти предстоит еще немало, но мы на правильном пути, в этом я уверен.
В тот вечер они набирали носильщиков, нужны были только самые сильные и выносливые. В деревне таких оказалось около тридцати, послали гонцов по соседним селениям, чтобы рассказать о том, что белые за очень хорошую плату нанимают носильщиков.
Когда с этим было покончено, вожди экспедиции вновь собрались у праздничного костра, предстояло о многом поговорить со старейшинами, расспросить их о той земле, что лежит за утесом водопада. Туземцы, однако, мало что могли им сказать, потому что на такие походы они не отваживались. В горы ходил только шаман, но он наотрез отказался говорить о том, что там видел, потому что место это проклятое и, чтобы туда идти, надо знать особые защитные заклинания.
Разговор был в самом разгаре, когда вдруг из-за деревьев появился какой-то незнакомец. Это был очень высокий человек, он явно принадлежал к какому-то другому племени. Его широкое красное одеяние спадало до самых колен, в руке он держал топорик на длинной ручке. Крашенные охрой волосы были собраны в большой пучок, напоминавший те, что иногда украшают шлемы. Кожа незнакомца отливала темной медью, двигался он медленно, с достоинством.
— Это еще кто? — спросил Конан, хватая незнакомца за руку.
— Это Гома, бродяга, у него нет племени. — В голосе вождя слышалось презрение. В тех местах человек без племени мало чего стоит. — Он здесь уже несколько лет, может быть, десять.
— Человек без племени живет здесь уже много лет? — переспросил Конан. — Как же он не погиб?
— От работы он отказывается, он может только воевать, и нанимается то к одному вождю, то к другому. Воевать он умеет, надо отдать ему должное.
Незнакомец посмотрел на собравшихся сверху вниз:
— Меня зовут Гома. Я слышал, вы, белые, собираетесь в горы. Я намерен пойти с вами.
Он говорил на торговом кушитском, но акцент выдавал в нем выходца из других мест.
— Нам нужны носильщики, — сказал Ульфило. — Сними одежду — мы посмотрим, достаточно ли ты сильный.
Незнакомец рассмеялся:
— Я ни перед кем не сниму одежды и не понесу ваш груз, как какой-нибудь раб или как эти презренные.
— В таком случае ты свободен, — ответил Ульфило. — Нам нужны только носильщики.
— Не спеши! — поднял руку Спрингальд. — Чем ты можешь быть нам полезным, Гома? Ты видишь, у нас много доблестных воинов и все хорошо вооружены.
— Вам нужен проводник. Из этих псов мало кто поднимался на вершину утеса. В горах был только старый колдун, а по ту сторону вообще никто не ходил.
— А ты был там? — спросил Ульфило.
— Был. В своих странствиях я заходил очень далеко. Я поднимался в горы, пересекал пустыню, что лежит за ними, и был в тех землях, что за пустыней.
— Он лжет! — прошипел шаман, потрясая посохом, на котором сухим треском застучали кости. Он так бурно жестикулировал, что на его впалой груди задрожало ожерелье из кистей человеческих рук. — Никто из людей не в силах вернуться оттуда живым!
— Но я вернулся! — Гома одарил его надменной улыбкой.
— Скажи, Гома, — обратился к нему Спрингальд, — известно ли тебе место под названием Рога Шушту?
— Да, известно. Это две вершины: одна — белая, другая — черная. Между ними — ущелье, которое ведет в долину.
— Он знает! — изумленно проговорил Спрингальд. — Он говорит правду, ту, о которой написано в древних книгах!
— Не говори больше ничего, Гома, — сказал Ульфило. — Ты будешь нашим проводником. Что ты хочешь в награду за свою службу?
Тем же самым взглядом, полным презрительного высокомерия, воин оглядел товары. Его прямые, аристократические черты придавали лицу выражение еще большей надменности. Он мог бы казаться красивым, если бы не множество мелких шрамов, нанесенных для украшения. Такими же шрамами испещрены и руки, и грудь. В порезы явно втирали сажу, и теперь на фоне бронзовой кожи четко выделялись толстые бугорки, похожие на блестящие черные бусины.
— Ничего, — ответил Гома спустя некоторое время. — Я пойду с вами просто ради своего удовольствия. — С этими словами он повернулся и пошел по направлению к лесу.
— Ну и ну! Очень странный, — заметила Малия.
— А как он тебе, Конан? — спросил Спрингальд.
— Похоже, он знает те места куда мы направляемся, — ответил киммериец. — И я бы не стал отказываться от его услуг.
На следующий день путешественники заканчивали последние приготовления. Утром они отправились в путь, а таинственный Гома больше не показывался.
В мутном свете раннего утра они вышли из деревни, их сопровождали причитания и плач женщин, которые не знали, увидят ли они когда-нибудь своих мужчин. У подножия утеса, примерно в четверти мили от водопада, в гору поднималась узкая кривая тропинка.
Подъем оказался тяжелым, на это ушел целый день. По узкой петляющей тропе ходили очень мало, поэтому местами она совсем заросла, а кое-где ее размыло дождями. Но для Конана, который вырос среди суровых скал, она была все равно что вымощенная дорога. Остальным приходилось тяжелее. Особенно страдали матросы. Они не привыкли много ходить пешком, и этот подъем стал для них суровым испытанием.
Киммерийца же устраивала любая дорога, если только она уводила из болотистых джунглей. Вынести можно все, только не эти отвратительные, зловонные топи. Какие бы места ни ожидали их впереди, хуже они не будут. Конан легко взбирался вверх по тропе, время от времени останавливаясь, чтобы откатить с дороги валун или расчистить путь сквозь заросли кустарника. На самой вершине перед ним открылась бескрайняя зеленая долина, окаймленная на горизонте серебристой нитью, — это море.
Деревья здесь другие, чем внизу. Они растут дальше друг от друга и гораздо меньше перевиты ползучими лианами. Низкорослые кусты уже не столь непроходимы, как внизу, а воздух — свежее и чище. Конан рассматривал открывшийся перед ним вид, когда из тени деревьев показалась знакомая фигура — Гома.