— Да, согласен, но бойцов у нас становится с каждым днем все меньше и меньше.
— Но и у тех, наверное, тоже есть потери. Они ведь идут тем же путем.
Слушай, Конан, может быть, пока не стоит рассказывать обо всем этом остальным?
— Пожалуй, ты прав, — согласился киммериец.
— И аквилонцам тоже.
— А им почему? — спросил Конан.
— Мы знаем, какой Ульфило. Он отличный воин, в этом нет сомнения, но у него обостренное аристократическое чувство собственного достоинства. Если он решит, что этот стигийский жрец его предал — а так оно и есть, — он захочет повернуть назад и встретиться с ним в честном бою. А мы к этому не готовы. Для сражения нужна хорошая подготовка и выгодная позиция.
— Да, так будет лучше всего, — согласился Конан.
Вульфред хлопнул его по плечу:
— Так давай, иди вперед, надо вести людей через пустыню.
Конан смотрел, как Вульфред пошел к костру. Он понимал, что молчание пока — самое лучшее. Ванир хитер и прекрасно справляется со своей командой, но все же Конан не очень-то ему доверял. Он опять посмотрел вверх, на гору. Стального мерцания больше не видно. Видимо, через вершину перевалил уже весь отряд, но сколько их там, Конан сказать не мог. Впрочем, скоро все разрешится, может быть, даже слишком скоро.
Они наполнили водой свои бурдюки, напились в последний раз и выступили в путь.
— А где Гома? — спросил Ульфило. — Этот черномазый негодяй нас бросил?
— Мы его скоро нагоним, — ответил Конан. — Он странный и по каким-то своим причинам хочет идти с нами. Он где-то рядом.
— Не так уж и плохо, — заметила Малия, окидывая взглядом голую землю, простиравшуюся вокруг. — Твердая почва под ногами, не так противно, как в джунглях, и идти легче, чем в гору. — Никогда еще за все путешествие она не выглядела такой свежей и веселой.
— В пустыне трудности совсем другие, — отозвался Конан. — Жара и сушь — вот что здесь самое страшное. А взять воды вдоволь все равно нельзя, потому что много уходит с потом. Остается только надеяться, что дотянешь до следующего источника.
— Мне кажется, что эти мешки с водой совершенно бесполезны, — сказал Спрингальд, за спиной у которого висел довольно вместительный бурдюк, под тяжестью которого он уже не бежал своей обычной трусцой, а шел медленно и с трудом. — По-моему, из-за лишней тяжести только сильнее потеешь. Лучше уж просто умереть от жажды, зато с относительным комфортом.
— Вон Гома, — сказал Конан, показывая вперед.
Малия смотрела вперед, но солнце светило прямо в глаза.
— Я никого не вижу.
— Вон он, там, — повторил Конан.
Через несколько минут Гому увидели все. Он стоял, скрестив ноги и опираясь на свой топорик, с головы до ног он был закутан в свое красно-коричневое одеяние.
— Ну как, что-нибудь нашел? — спросил Конан, когда они поравнялись с проводником.
— Здесь давно никто не ходил. И дождей, похоже, не было. Значит, первый источник, скорее всего, пересох. Он подпитывается только дождевой водой.
— А хищники? — поинтересовался Ульфило.
— Здесь пока нет. Но будьте осторожны, когда подойдем к воде.
Спрингальд огляделся вокруг:
— Здесь негде укрыться. Как же они могут подойти близко?
На загорелом лице Гомы ярко вспыхнула белозубая усмешка.
— Негде укрыться? Присматривайся к каждому камню, там может прятаться лев.
Солнце поднялось, и жара усилилась. К полудню люди уже едва дышали. На открытом месте не было необходимости идти ровным строем, и все разбрелись, выбирая для себя более удобный путь. По приказу Ульфило устроили привал, но палящее солнце не давало покоя, а укрыться было негде. Строго-настрого было запрещено расходовать воду, но люди то и дело тайком прикладывались к своим бурдюкам.
На закате они подошли к первому источнику. Как и говорил Гома, он оказался почти сухим, только на дне немного грязной воды, вокруг которой виднелись следы змей и ящериц. Путешественники сложили костер из веток сухого кустарника и устроились на ночлег.
— И это только первый день, — сказала Малия.
Ее прежнее веселье пропало, как только она ощутила весь ужас пустынной жары.
— Зачем это капитану Бельформису понадобилось идти по пустыне? — спросил Конан. — Он ведь просто разведывал торговые пути. А отсюда он должен был бы немедленно повернуть назад.
— С веками изменяется климат, — пояснил Спрингальд. — Хотя никто и не знает, почему так происходит. Во времена Бельформиса здесь была засушливая саванна, очень похожая на ту, что по другую сторону горы. А потом почему-то дожди прекратились, и эта земля превратилась в пустыню.
Конан кивнул:
— Да, я видел развалины городов и в пустынях, и в болотистых джунглях. Когда-то вокруг них, наверное, расстилались плодородные поля.
— Именно так. По легендам, города приходят в упадок из-за проклятий богов. Или земли теряют плодородие, или идут сильные дожди, или, наоборот, засуха. Человек не может без еды, и, если земля перестает его кормить, он ищет другое место. От полей и пастбищ зависит судьба цивилизации. А там, где этого нет, обитают только кочевники.
— А в этой пустыне есть разрушенные города, Гома? — спросила Малия.
— Попадаются места, где раньше стояло много домов, — ответил Гома. — Больших домов, не таких, как на побережье, здесь они из камня. О том, кто их построил и в них жил; не осталось даже легенд.
— Вот видишь? — заговорил Спрингальд. — Эти земли были когда-то плодородными. А еще раньше здесь, наверное, была пустыня, такая же, как сейчас, все повторяется по кругу.
— Только море остается всегда на одном месте, — сказал Вульфред. — Морю можно доверять.
— Не всегда, — отозвался Спрингальд. — Морские волны шумят сейчас над всем известной Атлантидой, и погубивший ее катаклизм изменят побережье. А город Амапур в Туране когда-то был прибрежным, там до сих пор можно найти остатки каменных верфей, хотя он расположен на расстоянии сотни лиг от ближайшего…
— Угомонись, Спрингальд. Ложись спать, а то заговоришь нас до смерти. — В голосе Ульфило звучала строгость, но дружелюбная. Все засмеялись, а Спрингальд недовольно замолчал.
Следующий день был еще тяжелее. Солнце палило сильнее, путь затрудняли валуны и камни, а воды оставалось совсем немного — на дне тощих бурдюков. Ботинки и сандалии путешественников, и так уже много претерпевшие за долгую дорогу, на каменистой земле пустыни просто разваливались на части. Этот факт не тревожил только Гому и Конана, и тот и другой шли босиком.
— Подошвы скоро загрубеют, — говорил Конан.
— А мне-то как быть? — вопрошал Спрингальд.
Он ступал как будто по раскаленным углям. Его обувь была прочнее, чем у моряков, но подошвы уже истончались и совсем не защищали ступни от жара нагретой земли.
— Проходи немножко босиком каждый день, — посоветовал Конан, — с каждым разом все больше и больше.
— Прекрасная мысль, — воскликнул Спрингальд. — Тогда мне скоро будут не страшны горячие камни, а подошвы будут такими же твердыми, как у тебя.
— И пустыня останется позади, и все будет замечательно, — усмехнулся Конан.
Ульфило упорно шел вперед, стоически притворяясь, что ничего не чувствует. Конан понимал, что он скорее умрет, чем хоть как-то выдаст свои страдания. Малии тоже гордость не позволяла жаловаться, но в самые тяжелые моменты она не могла не морщиться от боли. В отличие от своего деверя, она не воспитывалась в суровой военной школе. Глядя на них, киммериец мрачно усмехался. Стойкость ему всегда была по душе, пусть и у тех, к кому он не очень-то благоволил.
Матросы вели себя совсем иначе. Они ворчали и ругались, но Конан не обращал на это внимания. Сейчас они могут только безропотно следовать за своими вожаками. Что же до остальных попутчиков, у Конана были относительно этих людей свои планы, но время еще не настало…
— Впереди вода! — выкрикнул Гома. Утром он продвинулся немного вперед основной колонны и теперь стоял на вершине небольшого холма на расстоянии примерно сотни шагов. Матросы из последних сил рванулись вперед.
— Отставить! — приказал Вульфред. — От бега по такой жаре можно ноги протянуть. Идите спокойно и дойдете до воды живыми.
Люди неохотно замедлили шаг, но заметно воспряли духом. Они улыбались и даже смеялись, хотя и не могли говорить из-за распухших, пересохших языков.
Солнце уже клонилось к закату, и впереди лежали длинные тени, когда путники достигли воды. Вокруг пестрели самые разнообразные звериные следы, но все животные при виде путников — этих странных существ — поспешили скрыться. При виде воды матросов уже невозможно было удержать. Они из последних сил рванулись вперед и, добежав до воды, упали ниц, лицом к живительной влаге.
— А ну прекратите, собаки! — ревел Вульфред. — Наполните свои бурдюки и подождите, пока вода отстоится!
— Бесполезно, — сказал Конан, — пусть делают что хотят, будем надеяться, что отделаются просто больными животами.
— Так-то оно так, — покачал головой капитан, — но как только они напьются, они почувствуют голод, а еды почти не осталось.
— Здесь придется остановиться на пару дней, — сказал Конан.
— Зачем еще? — спросил Ульфило. — Надо спешить.
— Люди устали, и надо привести в порядок обувь, — ответил Конан. — Кроме того, необходимо запастись едой на остаток пути, значит, пойдем на охоту.
Ульфило задумался.
— Хорошо, — произнес он наконец.
Этой ночью, как только взошла луна, Конан отыскал Гому.
— Пойдем на охоту, — предложил он.
— За пустынными газелями? — поинтересовался Гома. — Их непросто поймать ночью, когда выходят за добычей дикие кошки. Лучше рано утром.
— Не на газелей, на людей, — улыбнулся Конан.
— На каких еще людей? — Гома нахмурился.
— На тех, которые следят за нами всю дорогу. Еще раньше, на море, они шли за нами. Ты смотрел за тем, что у нас впереди, а я оглядывался назад. — И он рассказал о том, что они с Вульфредом видели на границе пустыни.
— И что ты собираешься делать, когда мы их найдем? — спросил Гома.