рался владелец этих ног. Конан поднял голову и посмотрел в знакомые усмехающиеся глаза.
— Добро пожаловать на берег мятежников, друг, — сказал Гома.
Глава XVМЯТЕЖНИКИ
Конан вскочил на ноги:
— Я так и думал, что ты здесь.
— И оказался прав. — Гома был не один. Его сопровождала добрая дюжина воинов, в лунном свете тускло мерцали их начищенные стальные копья. — Со стен форта мы заметили внизу необычайное волнение и решили разведать, что происходит. У бога озера сегодня, похоже, большой праздник?
— Он разочарован тем, что на обед первым блюдом предложили меня, и поэтому несколько рассержен, — ответил Конан.
Гома громко рассмеялся:
— Даже и бог озера не смог бы тебя как следует переварить! Пойдем, пора возвращаться в форт. Надо кое-что разузнать.
— Это мне надо кое-что разузнать, — прервал его Конан. — Почему ты нас бросил, когда нам так нужна была твоя помощь?
— Поосторожней, — предупредил его Гома, — я здесь командую, и вопросы задаю тоже только я. А воины, которых ты здесь видишь, верны своей присяге. — И в самом деле, Конан заметил, с какой преданностью смотрят те на своего командира.
— Ясно. Теперь я понимаю, кто ты на самом деле. Ну и что дальше? Ты был нашим товарищем и бросил нас, даже не предупредив.
— Да, тебя не запугаешь, — усмехнулся Гома. — Но если человек способен бросить вызов озерному богу да еще и выйти из воды живым, то, значит, он не похож на других. Хорошо, сейчас все объясню, чтобы ты больше не приставал ко мне с расспросами. — Извечная надменность Гомы стала еще сильнее. — Поступая на службу к белым, я обещал, что доведу вас до Рогов. Это я выполнил. Больше у меня никаких обязательств не было. А о том, что происходит здесь, за Рогами, я знал не больше вашего. Прежде чем принимать какое-либо решение, я должен был разведать ситуацию, и к тому же я хорошо понимал, что, если нас обнаружат вместе, вам смерти не миновать.
Они поднимались по крутой тропе, которая привела их к основанию высокой стены, сложенной из огромных грубо высеченных камней. Камни такие же массивные, как и в городской стене, но украшений нет никаких. Это, как предположил киммериец, работа колонистов, выходцев из разрушенного Пифона, то, что они успели сделать до своей гибели от мертвящего дыхания озера. В стену была вделана массивная дверь из свежей древесины. Они вошли, и охранники у входа отдали Гоме честь. Дверь заскрипела на грубых железных петлях и тяжело захлопнулась, охранники задвинули засовы.
Впереди открывалось небольшое поселение из крытых соломой и мазаных глиняных домиков. На стенах было множество людей, которые забрались повыше, чтобы посмотреть, что происходит на озере. Теперь многие заинтересовались чужаком. Гома что-то сказал, и толпа расступилась.
— Я им сказал, что пора расходиться по домам и ложиться спать, — пояснил он Конану. — У них еще будет время как следует тебя рассмотреть, да и при свете дня это будет интереснее.
В самом центре форта располагалось приземистое квадратное укрепление, но Гома провел Конана мимо, в большой домик, который в три-четыре раза превосходил размером все остальные. Сам он устроился на подушке из звериных шкур и жестом пригласил сесть и Конана.
— Ты провел нелегкую ночь, северянин, — сказал Гома. — Ты, должно быть, голоден?
— Ничего не ел с самого полудня, клянусь Кромом, а все это время только дрался, сражался или спасался бегством. Я просто умираю с голоду.
Гома хлопнул в ладоши, и появились женщины с тарелками и кружками пенного пива. Гома знаком приказал служанкам удалиться, а сам смотрел, как его гость утоляет голод мясом, фруктами и лепешками, запивая все это изрядным количеством пива.
Насытившись, киммериец вытер губы рукой и откинулся на подушках.
— Когда нас привели к царю Набо, — начал Конан, — он все расспрашивал, кто нам показал сюда дорогу, и наши уклончивые ответы очень ему не понравились. Поэтому мы хорошенько попытали переводчика.
— Переводчика? — переспросил Гома. — Это раб Кефи? Он был у моего отца пастухом, но потом его взяли ко двору, потому что он понимает речь чужестранных купцов.
— Да, тот самый. Он нам рассказал о гражданской войне, но очень неохотно, боялся, хотя солдаты и не понимали его языка. Он сказал, что в долине живут мятежники. Еще он сказал, что после битвы, в которой погиб прежний царь, тела его сына так и не нашли.
Гома улыбнулся:
— Ты все правильно понял, мой друг. Да, этот сын — я, и сумел доказать это мятежникам. Многие годы я провел в путешествиях, учился у разных народов, учился разным боевым искусствам, а мои люди за это время как раз начали тяготиться правлением дядюшки Набо.
— Несомненно, они его ненавидят, — сказал Конан, — да и за что его любить? Но, к сожалению, его боятся, и боятся это безобразной старухи Аглы.
— Агла! — Гома в негодовании сплюнул. — Эта древняя злобная тварь уже несколько поколений преследует мою семью. Она бессмертна, она обращает людей в рабство озерному божеству. Они думают, что она каким-то образом получает от него силу.
— А ты в это веришь? — спросил Конан.
— Верил, когда был моложе, но во время своих странствий я насмотрелся на разнообразных шаманов и ведьм и понял, что они просто морочат людям голову, заставляя верить в свои сверхъестественные силы. Некоторые, конечно, владеют заклятьями, другие умеют вызывать духов джунглей, но большинство же просто хорошие фокусники. Мне теперь кажется, что это озерное существо вовсе и не бог. Я видел море и тех чудовищ, которые в нем обитают. А наше озерное, может быть, и не относится к разумным существам. Если это бог, почему же он прозябает в озере? Почему он нуждается в людях, которые бы кормили его кровью себе подобных?
— Ты стал мудрее в странствиях, — заметил Конан.
— Когда надо жить лишь своим умом, приходится учиться думать. Я оказался без племени, без традиций и научился не принимать ничьих слов на веру, пока эта вера не станет истиной. Теперь, когда я вернулся, я вижу, что многие слепые верования моего народа — глупое заблуждение. Вряд ли это чудовище удастся убить, но я не понимаю, почему мы должны кормить его.
— Кефи рассказал, что твой отец тоже отказался от жертвоприношений, — сказал Конан.
— И этим правитель заслужил враждебность Аглы. — Гома опять сплюнул.
— Убей ее, и половина твоих проблем решится.
— Я и собираюсь это сделать. И убью дядю, чтобы самому взойти на престол.
— Если начнется война, — сказал киммериец, — на меня можешь рассчитывать.
— Это будет не твоя война, — ответил Гома.
— Но я воин. И потом, Набо захватил моих товарищей, если они вообще еще живы. Я обещал им помогать, пока не найдем странствующего Марандоса, что еще не сделано, значит, я обязан сражаться за их освобождение.
— У тебя сильно развито чувство долга, — сказал Гома. — Это ценное и редкое качество.
— Иногда оказывается обузой. Я бы с удовольствием взял в руки копье и меч и пошел бы своей дорогой. Но я взялся за дело и должен довести его до конца.
— Прекрасно. Когда мы выступим против Набо, ты будешь рядом со мной.
— Великолепно. А что этот таинственный Марандос, как ты думаешь, где он может быть?
— Узнаешь утром, — сказал Гома. — А теперь надо немного поспать.
— Не помешало бы, — ответил Конан. — Трудный день, завершенный обильным ужином и пивом — это тяжеловато даже для киммерийского воина. Я рад, что опять встретил тебя, друг. Иначе не знаю, как бы я стал объясняться с твоими мятежниками.
Гома хлопнул в ладоши, и на пороге появился молодой воин, которому Гома отдал какие-то распоряжения.
— Этот юноша отведет тебя в свободную хижину, — сказал он Конану. — Спокойной ночи, друг. Нам еще многое предстоит сделать.
В радостном предвкушении отдыха Конан последовал за воином, который в полном изумлении разглядывал это заморское чудо. Хижина, в которую его привели, была похожа на все остальные: та же небольшая круглая комната с отверстиями в стенах, через которые проникал воздух. Положив меч поближе, киммериец погрузился в глубокий сон.
Вставало солнечное утро, и только над озером вился легкий туман. Конан, потягиваясь, вышел из своей хижины. Просыпалась вся деревня, люди выходили на улицу, хлопая спросонья глазами, потом при виде киммерийца хлопая глазами еще сильнее. Болтая и оживленно жестикулируя, люди собирались вокруг незнакомца, дети хотели потрогать его странного цвета кожу, женщины накручивали на пальцы его длинные прямые волосы. Но, в отличие от городских жителей, в их любопытстве не было враждебности, жесткости. Они одного племени, а значит, решил Конан, разницу между ними можно объяснить пагубным действием близлежащего озера.
Когда Конан приблизятся к большой хижине Гомы, стоящий на страже воин что-то прокричал, и на пороге появился сам хозяин. Он обратился с короткой речью к своему народу. Потом хлопнул в ладоши, и люди начали расходиться.
— Я им сказал, что ты мой друг и пришел из-за гор, — пояснил он Конану, — и что мы сражались плечом к плечу. Я им сказал, что ты с далекого севера, из холодной туманной страны, где почти нет солнца, и поэтому кожа у людей белая, а глаза голубые. Они будут относиться к тебе с тем же уважением, какое оказывают моим верховным командирам.
— Благодарю тебя, — сказал Конан.
— А теперь пойдем. Надо проверить караулы, а заодно и поговорим.
Пока предводитель повстанцев осматривал посты и военные сооружения, Конан рассказывал ему, что происходит в городе. Слушая рассказ киммерийца о Сетмесе и его отряде, Гома даже присвистнул:
— Стигиец! Как ты думаешь, он на самом деле обладает колдовскими способностями?
— Про стигийских волшебников говорят, что они самые сильные во всем мире, и есть все основания полагать, что это правда. Но этот жрец совсем не похож на других, он потомок королевского рода Пифона. Не знаю, правда, как это отразилось на его сверхъестественных способностях. Из того, что я пока видел, следует только одно: он скорее не коварный колдун, а заговорщик и интриган.