Конан пинком отбросил упавшее лезвие подальше. Лисинкa кинулась к клинку, но киммериец успел к нему раньше, придавив оружие ногой. Тогда женщина снова ударила противника по бедру кинжалом. Развернув копье, варвар ткнул вниз тупым концом, который угодил в предплечье Лисинки. Кинжал выпал из онемевших пальцев, пристроившись рядом с мечом. И прежде, чем та смогла увернуться, Конан подмял женщину под себя, придавив к земле своим весом и приставив к ее горлу наконечник копья.
— Ну, Лисинкa Meртус, я все-таки победил, хотя ты, возможно, не должна была проиграть. Теперь мы можем вместе спеть песню об этом сражении.
— Думаю, мой голос не лучше твоего, Конан, — худощавое лицо женщины исказилось в подобии улыбки. — Мы перепугали бы всех в этом лесу.
— Смотрители здесь лишь потому, чтобы вернуть разбойников к мирной жизни.
Прощение гарантировано всем, кто пожелает отказаться от грабежей.
— После того, как мы гнили в зловонных норах на сырой земле и помоях в течение многих лет, ни один из нас не пригоден к чему-то другому, — прохрипела Лисинкa. — А прощение в наше время приходит только к тем, у кого есть золото.
Услышав такое, Конан не нашел слов для возражений. Он разумно перевел разговор на предмет, более близкий его сердцу. Варвар знал, что ни законы Аквилонии, ни Kларнидес не уполномочили его вести переговоры, но тут был некий золотой момент, который может больше не представиться, и нечего ждать чьего-либо разрешения.
— Мы рассеяли ваши силы, и, по крайней мере, можем повторить то же самое снова, в любой час, когда захотим, — резко ответил Конан. Его голос напугал бы большинство смертных и даже некоторых богов, разумеется, не считая Крома.
Лисинкa рассмеялась.
— Разве я не убедила тебя, что нам лучше гнить тут, в нашем лесу, нежели в темницах Нумедидеса? — Неужели мне не удастся предложить тебе другой вариант? Например, перемирие.
Так чтобы обе наши стороны смогли собрать своих мертвых и раненных. А пока, ты в праве переговорить с соратниками и выяснить их настроения.
Она засмеялась снова, но уже более мягко.
— С чего ты взял, что я стану прислушиваться к советам своих последователей? — Потому что ты похожа на умного лидера, который слушает тех, кого ведет в бой. В противном случае, такие вожди получают копье в спину в какой-нибудь ночной склоке. И их оставляют гнить не погребенными на месте убийства.
— Скажи, киммериец, я могу назвать тебя любым из множества имен на разных языках? Какое предпочитаешь? — Называй, как тебе больше нравится. Но перемирие — единственное, что я готов предложить. Мне надо еще обсудить дела со своими капитанами, тогда как ты будешь говорить со своими людьми. Может, выйдет какой-то толк.
— Замечательно. Позволь тогда мне забрать свое оружие в знак перемирия. Я принесу тебе ответ от своих воинов, как только они его дадут.
— Пусть будет так.
Конан спускался по склону в поисках искалеченных, мертвых или умирающих людей.
Как своих, так и противной стороны, а также нескольких женщин из разбойничьей шайки.
— Никто не дрался с тобой, как эта бестия. И я даже рад, что такая дикая кошка осталась в живых. Хотя и без когтей, она умудрилась слегка поцарапать тебя кинжалами, — сказал Taрмис Рoг.
Аквилонский ветеран оказался одним из тех, кто серьезно пострадал. Его рука и нога, были обмотаны полосками ткани, которые почти полностью покраснели от крови. Конан надеялся, что раны друга не так опасны, как кажутся на вид.
Taрмис Рoг, будто бы, прочитал мысли киммерийца.
— О, бывало и хуже во время отдельных стычек в тавернах, — он сплюнул. — Держу пари, та кошка просто играла со мной. К тому же она хорошо обучаемая, так что ты уж постарайся давать подобные уроки не слишком часто. И советую позаботиться о защите своей спины, — ветеран понизил голос. — Несторинус уже внизу, а во взгляде Kларнидеса читается что-то большее, чем одно лишь беспокойство по поводу объявления перемирия без его согласия.
Конан не стал вдаваться в подробности относительно того, что Kларнидес мог бы сделать со своим согласием. Не стоило тратить время попусту на объяснения. Закинув здоровую руку Рoга себе на плечо, варвар повел его под гору.
Неприглядная картина открылась друзьям практически сразу. Чуть в стороне лежал Несторинус. На теле капитана зияли глубокие раны от копья. Присмотревшись, Конан определил, что удар ему был нанесен сзади.
— Он так героически рвался вперед, что позволил противнику подкрасться незаметно, — прозвучал высокий голос из-за спины киммерийца. — Это относительно его гибели.
Повернувшись, Конан увидев Kларнидеса, выглядевшего постаревшим лет на десять за каких-то несколько часов. Только голос по-прежнему оставался как у евнуха. Но кровь и грязь, не говоря уже о зазубренном лезвии меча, красноречиво говорили о том, какую роль сыграл этот человек в сегодняшней схватке.
— Как пожелаешь, — пожал плечами Конан.
— Я не желаю, — произнес Kларнидес и сглотнул. Когда он заговорил снова, его голос стал ниже и чуть мягче. — Я командую. И также приказываю, чтобы ты немедленно объяснил, что за перемирие заключено тут без моего ведома.
— Все достаточно незамысловато. Или временный мир, или убийство Лисинки.
Прикончишь эту женщину, и каждый из ее людей жизнь положит, но попытается убить нас.
Гораздо предпочтительнее, если некоторые из нас увидят сегодня закат солнца и любой из оставшихся наших воинов покинет лес живым.
— А как ты узнал столько информации о бандитах Taнзы, Конан из Киммерии? Рука северянина сжала рукоять меча. В свою очередь Kларнидес стоял с улыбкой старшего и более мудрого человека на юношеском, чумазом лице, держа окровавленное оружие на уровне его груди.
— Да, я завербовался под вымышленным именем, — проворчал Конан. — Накажи меня за это. Но тогда ты должен будешь также наказать двух Смотрителей из трех. Кроме того, распространятся слухи о том, как в действительности Несторинус встретил свою смерть.
Весьма сомнительно, что родня капитана будет тебе благодарна за подобное известие! На миг Конану показалось, что он может прямо сейчас оказаться на острие меча человека, смерти которого желал даже меньше, чем до этого Лисинки. Он отпустил рукояти своих клинков, полагая, что скорость и более длинные руки спасут его, если Kларнидес решиться на удар. Однако капитан затолкал меч в ножны, открыл рот и плюнул на окровавленную землю.
— К чему угрозы, Конан? В мои планы не входило передавать тебя ворам Шамара или офирцам. Я лишь хотел убедиться, что ты стоишь больше, чем изображаешь. Я не доверил бы командовать Смотрителями бродяге по имени Селлус. Но Конан из Киммерии — совсем другое дело. Одно это гарантирует успех, что подтвердила сегодняшняя победа, и, следовательно, может укоротить дорогу к дому Смотрителям.
Варвару хватило времени только на три удара сердца, чтобы обдумать слова Kларнидеса. Рот капитана открылся, но еще до предупредительного окрика, Конан услышал позади крадущиеся шаги.
Его словно окатило горячим железом из плавильни. С неба будто бы посыпались гранитные валуны. От жестокого удара кулаком в горло Конан покатился по земле, по пути ухитряясь уберечь голову от обломков скал, замусоривших склон.
На секунду мир померк для киммерийца, и оставался серым в течение следующих нескольких мгновений, но у варвара все же хватило сил, чтобы нащупать противника и схватить первую вещь, которая подвернулась под руку. Ею оказалась человеческая челюсть Нападавший взвыл и попытался укусить северянина за пальцы. Конан, уже начавший различать окружающую обстановку, отдернул руки, чтобы направить оба кулака в нос человека. Ответный удар в живот в очередной раз вышиб дыхание из киммерийца.
Пусть Конан не мог стоять на ногах, но был способен откатиться в сторону. В конце концов, освободившись от противника, он увидел его кровь на своих кулаках. Теперь этот человек стоял на коленях с лицом, превратившимся в кровавую маску. Изо рта текла кровь.
Нападавший выбросил вперед руку с ножом, лезвие которого покрывала запекшаяся кровь северянина. Выпад потерпел неудачу, поскольку киммериец сильно ударил кулаком вниз по запястью врага. Кость треснула, и человек истошно закричал. Тогда другая рука Конана врезалась ему в грудину. Человека откинуло назад, и при падении его череп раскололся о скалу. Жизнь почти покинула его, когда Конан смог присесть на корточки возле тела.
— О, Mитрa! — воскликнул Kларнидес, быстро развязывая свой пояс. — Конан, скорее сюда. На тебе глубокая рана, которая скоро отнимет все твои силы, если не остановить кровотечение.
— Поступай как угодно, — пробормотал киммериец.
Края раны разошлись, и крови вытекло довольно много. Безусловно, Кларнидес прав, но предстояло решить более важные дела прежде, чем он рухнет и позволит юнцу хлопотать и трястись над ним как женщина.
— Лисинкa! — заревел Конан. Этот крик был почти столь же громок, как его боевой клич и снова породил гулкое эхо. — Лисинкa! Спустись сюда и объясни, почему нарушено перемирие! Или его больше нет! Спускайся сейчас же! Переведя дух, он добавил, также весьма громко: — Если кто-то хотя бы поглядит на нее с недовольством, я придушу его собственными руками! — Ты никого не сможешь убить, Конан, если не позволишь мне перевязать твою рану! — убежденно сказал Kларнидес. — Ты еще не принял командование. А пока я твой командир, клянусь Эрликом, ты будешь повиноваться моим приказам! — Да, мой господин, — Конан отвесил неуклюжий поклон, отчего боль подобно огню распространилась по всему его телу. Он скрипнул зубами: — Но хорошо бы побыстрее.
Конан был практически в порядке, когда Лисинка спустилась. Варвар отметил, что ее глаза стали более широкими, но в остальном женщина вроде не изменилась. Еще он обратил внимание на отсутствие при ней кинжалов, а ее меч покоился в ножнах с рукоятью, обвязанной ремнями из сыромятной кожи. Она шла скорее как пленник, бредущий на невольничий рынок, чем военный предводитель, прибывший вести переговоры.