Третий иракзай уже превратился в труп, и отвратительный палец качнулся вновь. Конан почувствовал, как невидимый барьер треснул. Он исторг дикий крик, и накопившаяся в нем злость нашла выход в молниеносной атаке. Он ринулся на колдунов, сжимая левой рукой волшебный пояс с отчаянной силой, так тонущий держится за плывущее дерево. Длинный клинок в правой руке сверкал, как солнечный луч. Стоящие на ступеньках Колдуны не шелохнулись. Даже если они и были удивлены, то не подали виду, смотрели холодно и равнодушно. Конан не терял времени на ненужные раздумья, что он сделает с ними, когда они окажутся в пределах досягаемости. Его охватила жажда убийства, он хотел только одного — вонзать острие в тела врагов, утопить их в крови.
Он находился уже в паре шагов от ступенек, где, издевательски усмехаясь, стояли Колдуны. Конан набрал воздуха в грудь, ярость росла в нем с каждым вздохом. Он как раз был рядом с алтарем, обвитым золотыми змеями, когда, словно блеск молнии, его озарило воспоминание о таинственных словах Хемсы, словно кто-то прошептал ему на ухо: «Разбей хрустальный шар».
Он отреагировал почти машинально. Между побуждением и действием не прошло и сотой доли секунды, даже наивеличайшие из чернокнижников не смогли бы прочесть за столь малый срок его мысли и помешать. Ловко, по-кошачьи, в прыжке он сменил направление атаки и с треском опустил кинжал на хрустальный шар. Тотчас же почувствовал почти осязаемое дыхание ужаса, плывущее со ступеней, от алтаря или же от самого хрусталя. Слух разрезало пронзительное шипение позолоченных змей, которые вдруг ожили и, поднимая жуткие головы, пробовали кусаться. Но разъяренный Конан был для них неуловим. Сверкающий клинок перерезал чудовищные тела одно за другим и ударил по хрустальному шару. С громовым раскатом кристалл взорвался, осыпаясь дождем огненных осколков на черный мрамор пола, а золотые плоды граната, словно освобожденные из пут, взлетели под высокие своды и исчезли.
Безумный, звериный, чудовищный рев эхом прокатился по огромному залу. Четыре черные фигуры на ступенях извивались, корчились в конвульсиях. Колдуны перестали двигаться. Конан знал, они мертвы. Он посмотрел на алтарь и хрустальные обломки. Четыре безголовые золотые змеи по-прежнему обвивали алтарь, но в их металлических телах не осталось и следа жизни.
Керим Шах, которого во время сражения Конана отшвырнула невидимая сила, медленно поднялся с колен. Покачал головой, чтоб избавиться от звона в ушах.
— Ты слышал звук, когда разбил шар? — спросил он.— Словно вместе с ним в замке разбились тысячи хрустальных зеркал. Похоже, в этих золотистых плодах граната хранились души чернокнижников? А!
Конан обернулся, видя, что Керим Шах хватается за меч и показывает куда-то рукой. На лестнице появилась новая фигура. Незнакомец, тоже одетый в черную тогу, но из расшитого бархата, а на голове у него была остроконечная шапка. На красивом лице читалось невозмутимое спокойствие.
— Кто ты, демон тебя возьми? — спросил Конан, глядя на незнакомца.
— Я властелин Имша! — ответил тот голосом, напоенным жестокой радостью и звучащим, как праздничный колокол.
— Где Жазмина? — спросил Керим Шах.
Властелин взорвался смехом.
— И зачем, труп, тебе это знать? Или ты так быстро забыл о моей силе, которую я когда-то тебе передал, что прибыл сражаться со мной, бедный глупец? Пожалуй, я должен вырвать твое сердце, Керим Шах!
Он протянул руку, и туранец пронзительно вскрикнул в смертельной муке, зашатался, будто пьяный. Вдруг раздался звон разлетающихся звеньев кольчуги и треск ломающихся костей, из его груди хлынул поток крови, а сквозь огромную дыру в разорванных тканях выстрелило что-то алое и влажное — прямо в выставленную ладонь властелина, как кусок железа, притягиваемый магнитом. Туранец сполз на пол и перестал шевелиться, а властелин Имша со смехом швырнул под ноги киммерийцу еще бьющееся человеческое сердце.
Конан выругался и с рычанием бросился к лестнице. От пояса Хемсы исходила волна силы и безграничной ненависти, помогающая ему преодолеть внушение, с которым он столкнулся на лестнице. В воздухе повисла отливающая металлическим блеском мгла, он окунулся в нее, словно пловец, опустив голову, прикрывая лицо и крепко сжимая в левой руке кинжал. Напрягая слезившиеся глаза, чуть повыше на ступеньках различил фигуру чернокнижника, как отражение в быстротекущей воде.
Конана толкали и швыряли неизвестные силы, их было трудно постичь разумом, но он ощущал поддержку извне, которая неудержимо вела вперед против воли колдуна и его собственной слабости.
Он достиг вершины лестницы и сквозь серо-металлическую мглу увидал перед собой лицо колдуна и страх, сквозящий в неуверенном взгляде. Конан прорвался сквозь мглу, и кинжал в его мускулистой руке молниеносно рванулся вверх. Острие разодрало тогу властелина, тот отпрыгнул со сдавленным криком.
Вдруг на глазах изумленного киммерийца чернокнижник исчез — попросту исчез, как мыльный пузырь. Только по ступеням скользнула какая-то длинная колеблющаяся тень.
Конан прыгнул за ней на узкую лестницу, ведущую вверх. Но не смог бы объяснить, что туда проскользнуло. Бешеная ненависть приглушила отвращение и страх.
Он побежал по широким коридорам с голыми стенами из полированного нефрита. Перед ним мелькнула длинная тень, пропав за дверными портьерами. Одновременно с этим в глубине одной из комнат раздался испуганный женский крик. Конан помчался что было силы к двери и в следующий миг оказался в помещении за портьерой.
На краю покрытого бархатом подиума сжалась Жазмина, крича от ужаса и отвращения, пытаясь защититься от нависшей над нею змеи. Со сдавленным криком Конан метнул в змею кинжал.
Гад молниеносно обернулся и бросился на него подобно ветру, летящему меж высоких трав. Длинный кинжал пробил ему шею, рукоятка торчала с одной стороны, а острие — с другой, но это, казалось, только усилило ярость жуткой твари. Она наклонила голову к человеку, который осмелился сопротивляться, и, оскаливая брызжущие ядом клыки, попробовала укусить его. Но в тот же миг Конан выхватил из-за пояса стилет и изо всех сил ударил острием снизу вверх.
Сталь пробила нижнюю челюсть чудовища и застряла и верхней, словно приколов челюсти друг к другу. Тотчас же огромное тело гада обвило киммерийца. Не имея возможности пустить в ход зубы, змея попробовала его задушить.
Левая рука Конана была прижата к телу змеиными кольцами, но правая оставалась свободной. Крепко упираясь в землю широко расставленными ногами, он схватил торчащую в теле змеи рукоятку кинжала и выдернул его. Как бы угадывая нечеловеческим умом намерения противника, бестия начала извиваться, напрягаться, силясь захватить и свободную руку противника. Но длинное острие поднялось и опустилось с быстротой молнии, почти перерезав надвое огромное тело змеи.
Прежде чем киммериец смог ударить снова, гибкие кольца выпустили его из своих объятий и чудовище скользнуло по плитам, истекая кровью. Конан прыгнул за ним, поднимая оружие, но убийственный удар поразил только воздух, потому что извивающийся гад скользнул в сторону и ударил головой в перегородку из сандалового дерева. Одна из плит подалась: длинное, истекающее кровью тело скользнуло в щель и исчезло. Киммериец тут же несколькими ударами пробил в перегородке дыру и заглянул в темное помещение. Черного жуткого гада след простыл. Остались только лужа крови на мраморных плитах и кровавые следы, ведущие к замаскированной в стене двери. Это были следы босых ног…
— Конан!
Он повернулся на пятках — и в самый раз, чтобы поймать в свои объятия Деви Венди и, дрожащую от страха. Она пробежала через всю комнату и бросилась ему на шею.
От всех этих происшествий взыграла горячая кровь киммерийца. Он прижал девушку к груди с силой, которая в иных обстоятельствах вызвала бы болезненную гримасу, и запечатлел на ее устах неожиданный поцелуй. Жазмина не сопротивлялась. Место Деви заняла обычная женщина. Закрыв глаза, она утонула в его диких, горячих поцелуях, отдаваясь волне страсти. Он прервался, чтобы набрать воздуха, и взглянул на нее, напуганную и прекрасную.
— Я знала, что ты придешь за мной,— сказала она.— Ты не мог бросить меня одну в этом логове демонов.
Услышав эти слова, Конан вспомнил, где они находятся. Поднял голову и напряг слух. В замке на Имше царила тишина, но эта тишина была напоена угрозой. Опасность подстерегала в каждом углу, издевательски ощеривалась из-за каждой портьеры.
— Лучше пойдем-ка отсюда, пока есть время,— сказал он.— От этих ран погибло бы любое существо и даже человек, но не чернокнижник. Нанесешь ему удар, а он отползет, как раненая змея, в надежде из какого-то источника снова зачерпнуть яда.
Он поднял девушку на руки и понес, словно ребенка, по блестящему нефритовому коридору и лестнице, с напряженным вниманием выискивая вокруг новые признаки опасности.
— Я встретила властелина Имша,— испуганно прошептала Жазмина, вспоминая пережитый ужас и крепче обнимая el гасителя.— Он насылал на меня чары, пытаясь сломить мою волю. Самое страшное — это гниющий труп, который хватал меня… потом я потеряла сознание и пролежала так не знаю сколько времени. Когда пришла в себя, услышала внизу шум и крики, а потом змей вполз в комнату и… ах! — Она задрожала.— Каким-то образом я поняла, что это не видение, а настоящая змея хочет меня убить.
— Да уж, змея точно не была видением,— с уверенностью ответил Конан.— Он понял, что проиграл, и предпочел убить тебя, лишь бы не отдать мне.
— О ком ты говоришь «он»? — спросила она неуверенно.
Жазмина вдруг вскрикнула, прижимаясь к Конану, и забыла о своем вопросе. Увидела лежащие у подножия лестницы трупы. Останки колдунов отнюдь не являли собой приятное зрелище: они съежились и почернели, а распахнувшиеся одеяния обнажили их ноги и руки, не имеющие ничего общего с человеческими. Жазмина побледнела и спрятала лицо на широкой груди Конана.