Поэтому гнал коня Конан во весь опор – благо, жители Кхавы, бесправные, запуганные и придавленные штрафами, поборами, и указами, по ночам носа из своих мазанок не высовывали.
Так что своё несчастное животное, опасливо косящее на него безумно выпученным оком, Конан просто оставил, похлопав на прощание по шее, на произвол судьбы прямо под наружной крепостной стеной, куда его вывела улица медянщиков, кончавшаяся тупиком как раз у этой самой наружной стены столицы. Сам же киммериец ловко вскочил на седло, а с него на одну из удобных, заранее намеченных, плоских низких крыш, традиционно крытых связками камыша, засыпанных сверху толстым слоем земли, и даже поросшей чахлой травкой. И быстро забросил наверх стены, в промежуток между оплывшими от дождей зубцами, свой любимый крюк. А поскольку с крыши до вершины стены оставалось всего-то десять футов, преодолел их варвар в считанные секунды. На то, чтоб перекинуть верёвку на другую сторону метровой в толщину стены, и перезакрепить крюк, ушла ещё пара секунд.
Ещё меньше времени Конан потратил на сам спуск – он просто съехал по верёвке вниз! Хотя, конечно, можно было и спрыгнуть: пятнадцать футов для него не проблема. Но не стоит рисковать: эта часть стены Кхавы стоит на каменистом и обрывистом берегу Лаваша – весьма глубокой и полноводной сейчас, в конце весны, реке. Не хватало ещё подвернуть ноги в кромешной безлунной ночи!.. Самые нужные ему сейчас части тела.
Лаваш в свете звёзд почти не отблёскивал, тёк ровно и быстро. Правда, к концу оросительного сезона, осенью, когда вся вода оказывалась разобрана выше по течению на полив садов вилл придворной знати и эмира, и орошение огромных хлопковых полей, и прекращалось поступление воды с горных ледников, река мелела, и перейти вброд её мог бы даже воробей.
Но Конан неспроста приехал сюда именно сейчас – в конце мая. Надёжное отрезание пути преследователям как раз входило в его планы. Поскольку сам он в штанах и сапогах плавает быстро, а кони, и сардоры в их форменной одежде и тяжёлых кольчугах – нет. А до ближайшего, и единственного на всю округу моста – полторы мили. Именно там к нему и выходит широкий торговый тракт из Шема, упираясь прямо в парадные ворота крепостной стены города.
Переплыть реку оказалось труднее, чем варвар предполагал: течение действительно было сильным. Но само дно было не столь круто и обрывисто, как у чисто горных рек – почти треть пути Конан проделал вброд, вначале заходя в Лаваш, а потом и выбираясь из него по илистой трясине. Только в середине ему пришлось действительно плыть, борясь с течением и предательскими водоворотами. Но вот он и на суше!
Со всех ног киммериец припустил к видневшейся в полумиле скале, с чернеющим в её тёмном массиве ещё более чёрным зевом: пещере Наджлиса.
Подготовка, проверки, расчет времени и прочие скрупулёзные старания не прошли даром, и вот он уже вбегает под низкие гулкие своды, и заворачивает за первый угол, подхватив на бегу одной рукой свой приготовленный заранее огромный тюк с провизией и водой, и другой – толстую связку заготовленных факелов из смолистой древесины местной акации.
Он удалился от входа уже на добрых пятьсот шагов, когда сзади послышались шум и крики: ага! Догонявшие его легко поняли, или увидели мокрые следы на полу, (Ну, или просто догадались!) где такой наглый и самоуверенный тип, посмевший обокрасть сокровищницу самого эмира, может попытаться скрыться от погони!
Собственно, Конан не сомневался, что за ним, вообще-то, велась слежка. Агентами эмирской тайной полиции (Пусть и наивной и вшивенькой, но в соответствии с нормами престижа имевшейся и здесь!). И что пронырливые ищейки-нищие, и сами воины местной стражи, с хроническим подозрением косятся на вальяжно слоняющегося по столице, и всё вынюхивающего наглого северного варвара. Выделяющегося здесь, среди низкорослых и почерневших от яркого солнца, словно скрученные и иссохшие стволы пустынного карагача, местных жителей, как носорог среди кроликов.
Однако Конан преследования здесь, в недрах самой пещеры, не боялся: отлично знал, какие именно местные легенды и суеверия не позволят преследователям сунуться сюда, в царство злобного Расхаса, убоявшись его гнева! И гнева этого население эмирата, включая даже самого законопослушного и преданного сардара из элитной гвардии, боялось куда сильнее, чем возможного наказания со стороны разъярённого правителя!
Ещё бы! Тот может приказать терзать и казнить тело. Ну а демон Расхас может тоже, конечно, наслать страдания на тело… Но и погрузить в пучину невыносимого ужаса – душу!.. Навечно низвергнув её в конце такой экзекуции в пучины огненного ада!
Какое-то время Конан слышал отдалённую ругань, шум и крики. Узнал он и раскатисто-басовитый голос Дониёр-бека, начальника личной гвардии эмира. Вероятно, его преследователи костерили дерзкого варвара на чём свет стоит. Или предлагали вернуться. Обещая прощение, смягчение наказания, и прочие глупости. На которые мог бы попасться и повестись более молодой и наивный вор. Недостаточно опытный. То есть – доверчивый к посулам власть предержащих.
Но Конан уже принадлежал к профессионалам. Поэтому отлично понимал, что ничего из обещанного выполнено не будет. И дело не только в восточном, коварном и лицемерном, менталитете. А в принципе: нужно примерно наказать наглеца, чтоб другим нарушителям законов и обычаев неповадно было!
Достойно завершив пытками и смертной казнью опасный прецедент.
А то что же это за правитель такой?! Позволивший безнаказанно обобрать себя?! Такого и свергнуть не грех…
Но проклятий со стороны обычных воинов и их начальства варвар не боялся.
Ведь в войске эмира, и даже в его личной гвардии, не имелось ни одного мага!
Что само по-себе в глазах Конана было серьёзной ошибкой.
А вот не надейся только на хитрые ловушки, и сигнальные проволочки и звоночки!.. И толщину брёвен перекрытия. Пара-тройка охранных заклинаний, и магический полог или завеса могли бы принести куда больше пользы, чем все эти неуклюжие и смешные в глазах такого опытного вора как он, наивно-детские, но наверняка куда более дешёвые ужимки и потуги. Хотя, конечно, стоила такая профессиональная магическая защита и подстраховка недёшево…
Ну вот тебе, эмир, и расплата, так сказать, за скупость и недальновидность.
Впрочем, уж он-то местному правителю на эти самые недальновидность и скупость указывать не собирается! Спасибо тебе, выходит, эмир, за столь легко и просто добытые драгоценные камни! Сейчас мирно позвякивающие друг о друга рядом с долотом, ещё одним крюком, молотком, скобами, отмычками, пилами, и прочим столь нужным профессионалу оборудованием в небольшой суме за плечами киммерийца.
Отойдя примерно на милю по прихотливо извивавшемуся, но ведущему примерно на север, главному коридору обширнейшего подземелья, Конан решил, что довольно щуриться и идти наугад. Да, он, конечно, проделал весь этот путь заранее, ознакомился с будущим маршрутом побега, и твёрдо знал, что никакие ямы-ловушки, или предательские обвалы, или свешивающиеся с потолка сталактиты, или ещё что-то такого же рода ему здесь не угрожает… Но куда приятней всё же идти в свете. Пусть и чадящего, но – факела!
Кремень и кресало позволили быстро разжечь кусок трута, а от него – и промасленную тряпку на конце первого факела. Правда, её хватит минут на пять, а затем в дело пойдёт и сама занявшаяся от масла смолистая древесина. Дающая ровный и яркий огонь.
Высоко держа источник света над головой, Конан двинулся вперёд. Карту ему доставать и изучать смысла не было – вызубрил он наизусть все её педантично-занудные указания типа «двести три шага прямо, повернуть в третий справа боковой тоннель, помеченный тремя крестами, по узкому и извилистому лазу – проползти пятьдесят шагов, идти в средний проход, до круга с крестом, повернуть в правый поднимающийся…»
Всё верно: вот он и третий справа боковой тоннель. Кто-то не поленился, и три креста жирной копотью факела вывел отменно: уж кресты так кресты – метр на метр! Конан пролез, обдирая бока, по лазу, двинулся в средний проход. Всё это было непривычно – так далеко он во время разведки не забирался. Но ничего странного или утомительного в том, чтоб чётко выполнять указания трёх поколений контрабандистов, не верящих ни в Митру, ни в Мардука, ни, тем более, в демона Расхаса, а верящих только в чистоган, и регулярно с наступлением сезона переносивших через этот надёжнейший путь тюки с головками опийного мака, кукнаром, из эмирата, где его выращивали в предгорьях дехкане, в богатый и развращённый Шем, варвар не видел.
Путь как путь. Надёжный. Проверенный. Вон: на каменном полу и шлепки от сгоревших обмоток факелов, и на потолке, неровном и сером, чёрном, а местами – коричневом – копоть.
А то, что Конан отлично знал того, кто продал ему эту карту и информацию, гарантировало, что его не обманут. Себе дороже выйдет! Рассерженный Конан – этот не та проблема, с которой хотелось бы столкнуться любому, лично знавшему киммерийца, пусть даже хитро…опому прохиндею!..
Впрочем, смысла обманывать сурового сына Севера у прожжённого лиса Салаха и не было: прекрасно знал он сферу интересов варвара, и то, что тоннелем-проходом тот наверняка воспользуется всего один раз. Да и сумма полновесным чистоганом, которую варвар заплатил за информацию, была, скажем честно, немаленькой!..
Привал, а заодно и поздний завтрак Конан сделал на отлогом берегу большого, и, вероятно, глубокого, озера. Невероятно спокойная его поверхность зеркально отсвечивала чистыми агатовыми тонами, отражая свет его пятого факела, который варвар поспешил пристроить в трещине в скале. Убедившись заодно, что тут и до него явно «пристраивали» – отметин от копоти в подходящих щелях стен в пещерке имелось предостаточно. Стало быть, он правильно вычислил, что озерко находится примерно на трети пути к вожделенному выходу на той стороне отрогов. И отдыхал и трапезничал тут не только он.