Конан в Чертогах Крома — страница 27 из 49

- Теперь выкладывай, - сказала Дейтра. - Если ты пришел сюда не затем, чтобы остепениться и остаться, тогда зачем?

- Может мужчина просто соскучиться и захотеть повидать дом и родных? спросил Конан. - Какие тебе еще причины нужны?

- Никаких, - пожала она плечами. - Никаких, если бы речь шла о другом человеке, не о тебе. Если уж ТЫ пришел, значит, что-то тебя привело. И, боюсь, что-то такое, отчего клану не будет добра!

Конан хмуро подумал, что провести киммерийскую женщину, да притом родственницу, не удавалось еще никому. Эти женщины читали мысли своих мужчин с такой легкостью, какая не снилась ни одному некроманту.

- Я выполняю одно поручение, - сказал он. - Клан здесь, по большому счету, ни при чем. Но я хотел бы переговорить со старейшинами, прежде чем пойду это поручение завершать.

- Завтра, - сказал Милах, - мы снимаем кровельные шесты и гоним скот на зимовку. Еще несколько дней, и туда соберется весь остальной клан. А что у тебя за поручение?

- Расскажу, когда вожди соберутся, - сказал Конан. - Хорошего мало, но все это падет на мою голову, больше ни на чью.

Куланн вернул Дейтре чисто вылизанную миску

- Пойду, - сказал он - Посмотрю, как там коровы.

Кивнул Конану и ушел за дверную занавеску

- Что творится с парнишкой? - спросил Конан, когда юноша уже не мог его слышать - За три горы видно - гложет его что-то!

- Девчонка, - ответила Дейтра - Девчонка из клана Муррохов Они с нею встретились на зимней ярмарке, на границе, когда между кланами было перемирие Он хотел взять ее в жены... - тут Дейтра метнула на Конана многозначительный взгляд, - как полагается приличному человеку

Конан притворился, будто не понял намека.

- Он сговорился с кучей двоюродных братьев, и они отправились за нею к Муррохам, - продолжала женщина

- Похищение? - улыбнулся Конан. Когда два клана враждовали один с другим, древняя традиция призывала юношей совершать набеги за женщинами Молодой человек добывал таким образом и жену, и немалый почет, а клан предохранялся от близкородственных браков. - Ну и что, - спросил он, - чем кончилось дело? Верно, отец и братья девчонки выпороли их и отправили домой ни с чем?..

- Нет, все было не так, - подхватил повествование Милах - Они пробрались в селение незаметно, потому что Куланн хорошо знает, как вести себя в долинах, в лесу Но, добравшись до общинного дома, они нашли его разоренным! Стены были разрушены, а кругом валялись тела убитых мужчин. И не только мужчин, но даже и женщин! А женщины помоложе и все дети -пропали...

- Так! - проворчал Конан. - Ванский налет!.. Жал ко, конечно, но что поделаешь? Девок кругом много, рано или поздно присмотрит другую.

- Ваны тут ни при чем, - возразил Милах - На летчики не позарились на добычу, только увели женщин и детей. Оружие осталось лежать на земле, доброе оружие И потом, Муррохи торгуют на границе, так что серебра у них больше, чем у кого угодно другого Так вот, юноши видели серебряные монеты и украшения, валявшиеся среди хлама. Ваны никогда не прошли бы мимо серебра!

- Но хуже всего было то, как выглядели мертвецы... - пробормотала Дейтра.

- Что такое? - спросил Конан.

- Они все были растерзаны, - ответил Милах. - Так, словно их рвали громадные звери. Юноши и раньше видели трупы задранных хищниками, ну там, волками или медведями... но это... Таких зубов и когтей нет ни у одного чистого животного, которое мы знаем...

Он говорил все тише и наконец замолчал, явно не желая говорить больше.

- Скажи ему самое скверное, - мрачно велела Дейтра.

- Некоторые тела, - сказал Милах, - были наполовину съедены.

- Съедены?.. - теряясь в догадках, повторил Конан. - Так что с того, дикие звери почти всегда...

- Нет, - упрямо возразил Милах. - Их съели не так, как, скажем, волк ест человека. Их плоть жарили на кострах! Куланн с ребятами видели полуобглоданные руки и ноги, насаженные на деревянные вертела! Какое животное станет жарить себе мясо?.. Только человек!

Рука Конана невольно сомкнулась на амулете, висевшем на шее:

- Кром!.. Людоедство!..

В горах слыхом не слыхивали ни о чем подобном, даже самые старые легенды не упоминали о поедании человечины. Он спросил:

- Это единственный такой случай?

- Единственный известный нам, - ответил Милах. - Может, были и другие. Когда Куланн вернулся домой, была уже середина весны, время перегонять скот на верхние пастбища. С тех пор мы живем здесь и не встречали никого из нижних долин. А ты, пока путешествовал сюда, ничего подобного не приметил?..

Конан покачал головой:

- Я избегал людей, пока не добрался до земель клана. Откуда мне знать, кто с кем сейчас режется? Иногда я кого-то замечал, но близко не подходил и не разговаривал. Человек, у которого я оставил лошадь, - он живет внизу, на нашей границе, - неразговорчивый и глуповатый старик. Если бы у меня штаны на заднице загорелись, он и об этом мне вряд ли бы стал говорить.

- Это, должно быть, старый Хомма, - сказал Милах. - У него точно с черепушкой непорядок, но верить ему можно. Что ж, так или иначе мы кое-что скоро услышим, когда весь клан соберется на зимней стоянке...

Конан хмуро раздумывал над услышанным. Вот и опять нечто такое, что не имело ни малейшего отношения к предпринятому им делу... Почему-то эта мысль отнюдь не приносила ему утешения. Сколько ни пытался он держаться как можно дальше от колдовского зла, вся нечисть мира, казалось, только и делала, что искала с ним встречи.

Зато теперь хоть было понятно, почему так грустен мальчишка...



Глава седьмая В СТРАНЕ ВЕЛИКОЙ РЕКИ


Баржа, двигавшаяся по широкой реке, была оснащена высокой мачтой, но треугольный парус вяло свисал с длинного гафеля. Стих ветер, и судно гнали вперед длинные весла в крепких руках гребцов. Река же в этом месте была до того широка, что течение едва ощущалось. Казалось, под знойными южными небесами раскинулся сверкающий серебряный щит.

По берегам реки стояли пальмы и расстилались возделанные земли. На полях трудились селяне: плодородная почва и благодатный климат позволяли им снимать два, а то и все три урожая в год. Внешне мирная картина земледельческих трудов и далекое сверкание храмов внушали ложное представление о жизни в этой стране, имя которой - Стигия.

Женщины, под полуденным солнцем полоскавшие в реке белье, после наступления темноты нипочем не решатся даже близко подойти к воде. Ибо с заходом солнца великий Стикс превращался в вотчину чудовищных крокодилов. А неповоротливые гиппопотамы выйдут на берег и станут вытаптывать и пожирать все то, что селяне с таким тщанием сажали и обихаживали на полях. Делать нечего: люди с этим мирились. Даже когда, не удовлетворив голода, звери брались за них самих. Крокодилов и гиппопотамов охранял священный закон. Равно как и вездесущих кобр и стервятников. В стране, где испокон веку почитали Отца Сэта и его отпрысков-змей, жители держали за величайшее святотатство убийство змеи. Хотя бы та змея угрожала их собственному ребенку!

Женщина, восседавшая под тентом на кормовой палубе баржи ни о чем подобном не думала. Хотя на самом деле змеи, крокодилы и еще менее симпатичные существа занимали в ее жизни столь значительное место, что уже все остальное казалось чем-то враждебным и чужеродным. Однако сегодня мысли женщины были заняты кое-чем куда более важным. Планы, которые она вынашивала вот уже много лет, близки были к осуществлению. Но для того, чтобы пожать плоды и достигнуть окончательного успеха, требовалось совершить еще немало работы. Женщина отлично понимала, что, дай она волю снедавшему ее нетерпению, никакого проку не будет. И потому единственным признаком беспокойства, который она себе позволяла, было легкое постукивание пальцами по подлокотникам кресла.

Старший баржи прошел на корму и низко поклонился Хатор-Ка. Это был невысокий смуглый мужчина, одетый в короткую юбочку-килт да головной убор.

- Госпожа моя, - сказал он. - Место, в котором ты пожелала пристать, откроется за следующим поворотом Отца Стикса.

Она чуть наклонила голову и повернулась к стоявшему подле нее человеку:

- Все ли у тебя готово, Мулэй?

Воин пустыни согласно кивнул:

- Все упаковано и уложено. Прикажешь ли поднимать твое знамя?

- Да. Я не хочу никаких задержек, когда доберемся до суши.

Мулэй отнес свернутое полотнище на шканцы и прикрепил его одной стороной к тросику, свисавшему с мачты. Он стал перебирать тросик и постепенно полотнище развернулось в длинное черное знамя. На нем золотыми нитками был вышит личный герб Хатор-Ка: скорпион, чей хвост перерастал в змею, обвившую пустынного паука. Слуги, ожидающие на берегу, разглядят знамя и поймут, что прибывает их госпожа.

Миновав поворот великого Стикса, путешественники увидели впереди огромный каменный причал, далеко выдававшийся в реку. По мере приближения баржи на причале образовалась небольшая толпа. Пристань находилась внутри владений Хатор-Ка (а владения были немаленькие), толпа же состояла из рабов, слуг и жрецов, смотревших за ее храмом и святынями.

Огромный чернокожий поймал швартов, брошенный с баржи на причал. Он намотал швартов на причальную тумбу, вырезанную из камня в виде жука-скарабея, приподнявшегося на задние лапки. Рабы-гребцы, искусно действуя веслами, ловко причалили пурпурно-парусное судно к поблескивавшему мраморному пирсу. Слуги побежали на корабль, чтобы забрать вещи Хатор-Ка и перенести их на берег. Одновременно, запыхавшись, подоспели носильщики и притащили на плечах носилки для госпожи. Это не рабы, а бритоголовые послушники храма, который содержала Хатор-Ка.

Выйдя на берег, жрица забралась в носилки и уселась на трон, укрытый от солнца пологом из золотой парчи. Трон был сделан из слоновой кости и благовонного дерева. Худые, но жилистые и крепкие послушники подняли шесты носилок на плечи и понесли их в сторону храмового дворца. Они шли особенным, внешне неправильным шагом, благодаря которому в носилках не ощущалось ни качки, но неровностей дороги. Мулэй встал позади трона, держа руку на рукояти меча. Несмотря на то, что путь их пролегал по землям, принадлежавшим Хатор-Ка, верный телохранитель ни на миг не позволя