Только помните: маг, перед тем, как начать колдовать, обычно вскидывает руки к небу, и перебирает пальцами: может, концентрирует волю, может — получает какую-то силу из воздуха… Не знаю. Но без этого перебирания он не колдует. Это мне позже передала Малика, пока чародей спал. Она видела, как он создавал тварей для охраны дворца, и устраивал коварные ловушки против тех, кто мог прийти на помощь… А ещё он любит… — впрочем, рассказ о привычках и мерзких пристрастиях мага оказался обидно краток: Малика не часто навещала кормилицу.
— Благодарю тебя, мужественная женщина. Ты очень помогла нам. Надеемся, что когда чары спадут, ты снова сможешь обрести ноги, и стать, как все.
— Спасибо на добром слове, северянин. Желаю вам с Садриддином удачи… И помните — колдун коварен и опытен. Наверняка Биркент — не первый город, который он облюбовал для жизни. Вот только не знаю — выгоняли его из предыдущих, или же он сам уходил, по доброй воле… Он как-то сказал Малике, что ненавидит скуку и однообразие.
Да, вот ещё что: спит он только тогда, когда выставит вокруг себя кольцо из псов-кентавров, пауков, и гарпий!
— Поняли. Ну, спасибо ещё раз, Феруза-опа! Счастливо вам оставаться!
— Удачи вам, напарники.
И — трезвой головы.
— Какая терпеливая и мужественная женщина. Жаль, что пострадала. Не часто встречалась мне такая преданность.
— Да, Феруза-опа любит Малику больше, чем себя. Наверное, это потому, что её собственная маленькая дочь умерла тогда, когда кормилица растила их обеих — от какой-то, как сказал придворный лекарь-табаб, мозговой опухоли. Вот и перенесла она, как я думаю, всю свою любовь — на Малику…
— Похоже на правду. — Конан и Садриддин удалялись от покоев принцессы быстро, не забывая, впрочем, внимательно смотреть по сторонам, — Жаль только, что её так легко обмануть.
— Как — обмануть?! Ты о чём, Конан?
— О том, что маги обычно куда коварней, чем женщины могут себе вообразить. Я, например, не верю, что Малика могла сюда приходить так, чтоб об этом не знал Ворух. Знал, конечно. А спящим — прикидывался. Я уверен: он специально дал девушке рассказать няне-кормилице о кое-каких своих якобы привычках… Для того, разумеется, чтоб направить наши усилия туда, где от них не будет толку.
— Конан… Получается, ты никому не доверяешь?
— Дело здесь не в доверии, юноша. А в реалистическом подходе. К врагам вообще, и магам в частности. Ну вот не верю я в то, что маг выпускает сияние из пальцев, и долго сосредотачивается. Потому что, как уже сказал тебе, встречался с этой братией… Постой-ка: что это?!
Внезапно словно бесшумная волна тёплого воздуха ударила им в лицо, и прокатилась дальше — вдоль коридора. Конан чертыхнулся: плошка погасла. Пришлось срочно скидывать суму, и снова возиться с кресалом и трутом: благо, вокруг было тихо!
Но когда огонёк лампадки вновь загорелся, напарники оказались поражены: они стояли буквально в десяти шагах от всё ещё приоткрытой двери в тронный зал!
— Ох, не нравится мне всё это. Похоже, чёртов Ворух следит за нашими передвижениями, и уж наверняка подслушивал, о чём мы толковали с кормилицей, да и между собой: вон, трупа тигромедведя уже нет!
— Ты мне лучше другое объясни, Конан. Как это так — к покоям принцессы мы шли чуть не двое суток, а вернулись — за две минуты!
— Как это происходит, юноша, сказать не могу — я не чародей. Но ясно одно: теперь нам опять придётся попотеть. Поэтому предлагаю перекусить и выспаться! Так как мы знаем, что вот эта часть коридора — безопасна.
Вроде.
Сон Садриддина оказался на этот раз беспокоен: ему всё время что-то снилось: то он тонул под лавиной из муравьёв, которые его тело немилосердно грызли, то — убегал от какой-то твари вроде помеси крокодила со львом! То жуткий великан с толстым пузом и лоснящейся жиром кожей, сбрасывал его в котёл с кипящей смолой…
— Знаешь что, напарничек, если б я спал, ты разбудил бы меня в любом случае — так часто ты вскрикиваешь, рычишь, и громко стонешь!
— Извини, Конан. Снилась… Всякая гадость!
— Гадость, говоришь?.. Хм-м… Ну-ка, расскажи: вдруг, как это иногда бывает, твои сны — как бы пророческие? И нам встретится что-нибудь из того, что тебе сейчас…
— Не может быть! Не бывает муравьёв с бульдожьей челюстью! И крокодилов на львиных лапах! А вот в котёл с кипящей смолой мы вполне… — вздохнув, Садриддин рассказал то, что запомнил из кошмаров.
Конан пошкрёб щетину, действительно отросшую за это время:
— Правдоподобно, будь оно всё неладно… Маги, они ведь — те ещё коварные гады. И любят попугать, поиздеваться… Ладно, идём-ка. Проверим, так сказать, воочию.
Ставшее традицией открывание двери Садриддином, с киммерийцем напротив — наготове, прошло без происшествий: никто на них из чёрного, словно, как выразился варвар, желудок Неграла, проёма, не кинулся.
Плиты коридора падишахской половины Конан лупил подошвой сапога уже куда чаще. Да и по стенам и потолку взглядом пробегал пристальней. Иногда даже мечом тыкал в подозрительные места.
Однако тварь, действительно напоминавшая помесь крокодила, росомахи и крысы вывалилась на них сверху совершенно, вроде, ниоткуда: не иначе, как Ворух сотворил её прямо в воздухе коридора!
Конан отбил первую атаку, наотмашь ударив мечом по нагло разинутой пасти, заранее исходящей слюной: нижняя челюсть оказалась разрублена почти до середины! Садриддин же, успевший зайти сзади, прыгнул твари на спину, всадив свой мизерикорд обеими руками в шею сразу за основанием черепа!
Тварь изогнулась в немыслимое кольцо, сбросив непрошенного наездника так, что тот врезался в стену, почти потеряв сознание от удара, и Конану пришлось схватить крокодила за хвост и оттащить прочь: иначе могучие когтистые лапы разворотили бы юноше живот!
Правда, активное сопротивление почти сразу стихло: тварь вытянулась на полу, жалобно рыкнув на прощанье, и, испустив дух, обмякла.
— А молодец ещё раз. Быстро схватываешь. Удар нанёс точно куда надо!
— Спасибо — тебе. За то, что снова спас… — Садриддин тёр изо всех сил шею и тряс головой, — Если б не ты — точно вспорола бы мне живот скотина бронированная…
— Думаю, да. Вон: посмотри. Тут-то трупы не убраны.
Действительно, чуть подальше лежало несколько человек. При ближайшем рассмотрении Конан узнал и кое-кого знакомого: эти трое вчера (Вчера ли?!) ужинали с ним в зале караван-сарая. Садриддина же поразило выражение ужаса, застывшее на лицах:
— Это они… Этой твари так испугались?
— Не думаю. Взгляни на раны: их словно пилили, или рассекали тупым ножом. А «наша» тварь могла только кусать и рвать. Когтями. Судя по лапе — пятью. А здесь — один разрез… Так что поработал кто-то пострашней. И поопасней. Думаю, скоро встретимся.
Встретились и правда — скоро.
Высокий как бы человек, ростом с доброго верблюда, вышел навстречу сам, возникнув, как и крокодилокрыса, прямо из воздуха. В каждой руке длиннорукое создание несло по сабле. А ног почему-то было четыре. Однако недолго Садриддину пришлось удивляться. Конан крикнул:
— Держись за спиной! Чтоб я тебя не задел!
После чего варвар неуловимо быстрым движением нырнул в ноги монстру, и что было сил рубанул по двум «передним»!
Ноги перерубились.
Тварь грохнулась оземь, невольно вытянув руки с саблями вперёд — смягчить падение! Конан не стал «благородно» ждать, когда чудище поднимется, а просто отрубил тому голову, даже не вставая: прямо с колена!
— Только не ворчи, ладно? По твоему лицу вижу, что ты привык к «честному» ведению единоборств. Но это — не человек. И мы — не на арене гладиаторов. Так что шансы — не «равны»!
Садриддин проглотил действительно вертевшиеся на языке слова укора, и подошёл поближе. Почесал затылок:
— Конан! Это же… Это…
— Да. Думаю, за основу маг взял обычного муравья. Просто чудовищно его увеличил, и научил обращаться с оружием. Хорошо ещё, что хитин ножек не столь прочен, как добрая сталь! — киммериец любовно похлопал по рукоятке вновь сунутого в ножны меча.
— Так это он прикончил этих несчастных?
— Возможно. А возможно, ему кто-нибудь и помогал: помнишь, некоторые раны были не столько резанные, сколько — рваные. Такие саблей не нанесёшь. А только чем-нибудь вроде… Да, серпа! — говоря это, Конан, поднявший вдруг голову, чуть отступил, мгновенно снова выхватив верный меч, и встав в боевую стойку.
На них, угрожающе загребая передними конечностями, двигалось очередное чудище.
Это оказалось похоже, скорее, на богомола. Жуткого, гигантского богомола, действительно вооружённого серповидными сегментами на передних лапах. То, что чудище раскачивалось из стороны в сторону, делало его ещё страшней — в дополнение к немыслимо противной треугольной морде с шарами водянистых, зелёно-серых в свете лампадки, глаз по бокам головы.
— Не высовывайся! — только и успел крикнуть Конан, прежде чем существо сделало внезапный выпад, попытавшись достать его живот одним из серпов.
Остальная схватка прошла без реплик: чудище наступало, стараясь сблизиться, и нанося удары то левой лапой, то правой. Киммериец отступал, только и успевая отбивать страшные «сабли-серпы», и ругаясь на всех языках Ойкумены!
Садриддин отступал тоже, пытаясь освещать коридор, и не мешать манёврам варвара, то резко прыгавшего в сторону, то пытавшегося пробиться к ногам твари. Ничего не получалось: та надёжно перекрывала всё пространство коридора!
Юноша отошёл к левой стене, перехватил рукоять, прицелился…
Острый зуб мизерикорда вонзился именно так, как он наметил: в огромный глаз твари! Та завизжала, вскинув передние лапки к морде, и засучила, затопала в ярости по плитам пола четырьмя ножками!
Но уж Конан не стал ждать, пока тварь опомнится: в два гигантских шага он преодолел разделяющее их расстояние, и перерубил тонкую сяжку, соединяющую брюшко с головогрудью!
Половинка с руками-серпами отвалилась, грохнувшись на пол прямо перед ним. Но киммериец не стал сразу добивать монстра, а быстро отступил, оказавшись вне досягаемости всё ещё конвульсивно машущих передних конечностей: