Джемайн кивнул, еще чувствуя себя виноватым.
— А ты до сих пор умудрился не погибнуть на арене… несмотря даже на раны… — Он снова поднял глаза на украшенного повязками героя, и на него едва не напало заикание: — Знаешь, Конан, ты все-таки того… будь поосторожнее! Гибнет столько народу, что…
— Я знаю, — перебил Конан, нарочно затем, чтобы мальчику не пришлось выговорить нечто такое, о чем он впоследствии будет горько жалеть. — Арена стала опаснее прежнего, как внутри, так и снаружи. А я впутался в тамошние дела уже так глубоко, что даже и не знаю, чем все кончится. — Он похлопал юного лоточника по плечу и убрал руку. — А знаешь, ты молодец, вовремя свалил.
Джемайн пожал плечами.
— Я был слишком мелким игроком. Когда делаются огромные ставки, таким, как я, приходится плохо.
— Все мы мелкие игроки, — утешил его Конан.
Он купил ту аргосскую слезку в подарок Сатильде. По немыслимо выгодной цене, как заверил его Джемайн. Потом киммериец распрощался с мальчишкой и направился обратно к Цирку.
На следующий вечер Конан вряд ли двинулся бы куда-нибудь из «Прогулочной баржи», если бы не Мадазайя. Конан уныло сидел в углу и медленно, неохотно потягивал аррак, не чувствуя особого вкуса. Сатильда по какой-то причине отказалась составить ему компанию, и киммериец сидел один. Тут-то подошел чернокожий воитель и опустил тяжелую руку ему на плечо.
— Конан, я, кажется, выследил Сезостра! — проговорил он возбужденно. — Как я понимаю, этот малый что-то знает и про убийство Хальбарда, и про мое отравление, так что хорошо бы ты пошел со мной вместе! Я собираюсь встретиться с ним прямо сейчас, у северной оконечности Цирка. Я так полагаю, он выбрал это местечко за то, что там полным-полно всяких входов и выходов!
— Мадазайя, — очень серьезно ответствовал Конан. — Ты точно уверен, что тебе жизненно необходимо знать об этом деле все до конца? Может, лучше похоронить его в прошлом?.. Хальбард, в конце концов, мертв, и ничто этого не изменит, а к тебе вернулась прежняя сила. И потом, — добавил он совсем уж угрюмо, — как-то я сомневаюсь, чтобы тебе понравилось то, что он тебе, вероятно, расскажет…
— Ну, ты даешь, Конан! — опешил Мастер Меча. — Никак ты мне советуешь отложить месть? Или вовсе от нее отказаться?.. Засранец Сезостр столько времени прятался! Я его еле выманил, да и то — только предложив взятку через его слугу, которого припер к стенке на базаре! То есть, чего он на самом деле заслуживает, унции золота или локтя доброй стали… — тут Мадазайя красноречиво похлопал рукой по эфесу меча, — … я решу на месте, когда увижу его!
— Что ж, — сказал Конан, неохотно слезая с бочонка, на котором сидел, — пойду-ка я лучше с тобой, не то без меня ты еще во что-нибудь влипнешь. Да мне и самому любопытно, что он такого станет плести…
С этими словами он вышел из пивнушки следом за другом. Зарокотали колеса, и колесница понесла наших героев к городским воротам. Ехали они быстро и, прибыв заранее, оставили повозку под холмом, на колесничном дворе. А сами отправились пешком через цирковые дворы, не желая привлекать к себе ненужного внимания. Вокруг цирка, что называется, дым стоял коромыслом. Целые команды рабов появлялись и исчезали во входных тоннелях, трудясь при факельном свете: завершались последние приготовления к доселе невиданному представлению.
Вольнонаемные артели копали траншеи и возводили леса, чтобы в нужный момент отвести воду с акведуков на арену. Строительство шло вовсю с обеих сторон циркового овала. С южной готовились подводить воду, с северной торопливо обтесывали еще влажный, только-только застывший раствор, залитый в деревянные формы: там сооружался широкий балкон, обещанный Коммодорусом.
Пройдя в ту сторону и поднявшись по ступеням, Конан и Мадазайя вскоре заметили, что поблизости трудились отнюдь не рабы, а оборванные уличные хулиганы. И факелом им светил не кто иной, как сам Дат. Кто-то лил в форму раствор, и ребята заравнивали его, желая… спрятать мертвое тело. Тело это принадлежало не кому иному, как Сезостру, держателю ставок.
Конан едва успел узнать лицо, уже скрывавшееся под толщей «жидкого камня».
— Значит, вы нашли его раньше, чем это сделали мы, — расстроился Мадазайя, спускаясь между рядами скамеек туда, где стоял с факелом Дат. — Весьма бестактно с вашей стороны. Мы собирались кое о чем его порасспросить!
— А ты спрашивай, мы не возражаем, — передернул плечами Дат. — Если тебе нужно еще более авторитетное мнение, можешь расспросить хоть Заггара: он лежит во-он там… — И Дат указал на основание одного из контрфорсов. — Только я сомневаюсь, чтобы они знали нечто такое, чего не ведал бы я!
В свете факела было видно, как нахмурился Мадазайя. Мастер Меча начал кое-что понимать.
— Значит, ты тоже связан с подстраиванием исходов поединков и другими грязными делишками вокруг арены? И откуда ты только взялся, молодой человек? Ты же здесь совсем новичок!
Юный метатель топоров держал факел над головой, и его свободная рука спокойно висела рядом с двумя рукоятями, торчавшими из-за пояса.
— Может, — сказал он, — я и новичок, но я привел к послушанию вот этих причальных крыс и тем завоевал себе место… — Дат кивнул на молодых головорезов, стоявших кучкой поблизости. — Не будет, наверное, преувеличением, если я скажу, что проявил в этом деле некоторое искусство! Последнее время нам везет, и, соответственно, увеличилась доля в добыче. А территория наша теперь простирается вот до сих пор!
И Дат обвел рукой Империум-Цирк.
Конан подошел к Мадазайе сзади и отрешенно проговорил:
— Хальбарда тоже, по-видимому, прирезали его парни. Или какая-то другая шайка сделала это в качестве услуги. Иногда они дерутся между собой, но все собирают деньги по ставкам, все ломают ноги и убивают кого надо в любом конце города…
— Истинная правда, — с мрачной улыбкой подтвердил Дат. — Все мы жернова одной и той же кровавой мельницы… — И пояснил: — Вы, гладиаторы, на арене, а я и мои парни — на улице, где и заработок получше, и прожить удается подольше. И все это служит, что интересно, общественному благу. Так предначертал наш вождь, Коммодорус… Тебе, как никому иному, следовало бы это знать. — Дат вперил в киммерийца пристальный взгляд. — Ты ведь и сам у него на службе, разве не так?..
Глава тринадцатая СРАЖЕНИЕ НА ВОДЕ
К тому времени, когда приблизился день корабельного сражения на арене, город снедала лихорадка нетерпения. Весь Луксур так или иначе участвовал в работах, связанных с грандиозным представлением. Равно как и бесчисленные купцы, чиновники и управители во всех концах Стигийской империи и сопредельных держав…
Не считая рабочих команд, по-новому оснащавших арену и отводивших воду с акведуков, к делу были привлечены десятки лодочников с Внутреннего Причала. Их суда переправили по улицам города на особых повозках и спустили в голубые воды затопленной арены Империум-Цирка. Сюда же приехали многочисленные корабельные мастера и оружейники с обоих берегов Стикса и даже с дальнего побережья моря: им предстояло выстроить большое судно, которое из-за его размеров не получалось ни перевезти по улицам, ни втиснуть в ворота арены. Этот корабль должен был стать флагманским судном Коммодоруса. Он выглядел как самая настоящая боевая галера, с двумя ярусами весел, с башенками для стрелков и тяжелым бронзовым тараном.
Грести на корабле предстояло рабам, которых для этой цели партиями закупали в портовых городах выше и ниже по течению Стикса. Рабы для весел требовались особые. Домашние слуги или полевые работники тут не годились. Гребцы должны были умело и слаженно работать на веслах, чтобы в нужный момент производить быстрый и точный маневр для тарана и абордажа в стесненном пространстве арены. В экипаж по мере возможности набирались матросы и офицеры с настоящих боевых кораблей, чтобы и на флагманской галере, и на остальных кораблях небольшого флота Тирана были опытные команды.
Ну а о том, что воинству Коммодоруса предстояло должным образом выглядеть, не стоит и говорить. Будут и знамена, и трубы, и барабаны…
С не меньшей заботой готовился и «неприятельский» флот, только забота эта была особого свойства. По всем берегам Стикса и Моря Запада не осталось ни одной каторги, ни одного корабельного чулана для арестантов, откуда не были бы извлечены самые что ни есть отъявленные пираты, контрабандисты и пленные бунтовщики.
Всех их свозили опять же в Луксур, чтобы гладиаторам и наемникам Коммодоруса было кого рубить во время сражения. Плавать пиратам предстояло на маленьких быстрых судах, заполненных худшим сбродом из местных тюрем. Среди морских разбойников было немало отличнейших судоводителей и самых свирепых бойцов, которых когда-либо носила палуба корабля. Поэтому сражение обещало оказаться очень даже настоящим. Превратиться в простое избиение ему отнюдь не грозило.
Но и этого устроителям было мало. Чтобы придать зрелищу остроты, к делу приставили звероловов. В мелких внутренних рукавах устья Стикса начали ловить редкостных пресноводных акул и живыми перевозить их в особых баржах вверх по реке. Это были здоровенные, очень проворные рыбины, никогда не отказывавшиеся закусить человечиной, мертвой или живой. Их выпустят в воды арены, чтобы подчеркнуть опасности морских битв. Не останутся без пищи и крокодилы с морскими змеями, давно и заслуженно любимые завсегдатаями Цирка…
Естественно, жаждущих прорваться на необычайное представление было гораздо больше, чем мест на трибунах. Соответственно, народ начал скапливаться под стенами и повисать на воротах еще с вечера предыдущего дня. Выстроилась огромная очередь. Люди предавались хмельному веселью: пили вино, танцевали, пели разудалые песни. Каким-то образом при этом никто не отходил далеко от заветного места в очереди.
Видя, что происходит, артисты из труппы Ладдхью с рассвета начали давать утренние представления. Они ездили вдоль очереди на повозках, показывая животных, совершая акробатические трюки, затевая азартные игры, предсказывая судьбы и вовсю торгуя комочками смолы, придающей бодрость. Такая предусмотрительность п