— Похоже, что да. Я Ки-Де из северо-восточной Гиркании, из клана Черепахи. Новый каган издал указ, запрещающий разбой, и разбил мой клан, который никогда не пятнал себя презренным трудом на полях и в мастерских. Мы услышали об этом месте за горами, где человек может быть спокоен, несмотря на свое прошлое. Я не люблю городов, но скоро настанет зима, и даже разбойнику надо иметь кров.
— Я Конан из Киммерии, — сказал человек с черной копной волос. — Я наемник, в последнее время служил в одном приграничном бритунийском княжестве. Князь поднял восстание против союзников и проиграл.
Он протянул руку, и гирканиец пожал ее.
— Да! За это могут невзлюбить человека. — Ки-Де передернул плечами, поправив лямку, на которой висел колчан. Сабля, висящая у пояса, была короткой и кривой.
— Так и произошло, — подтвердил его слова киммериец. — За оставшимися в живых товарищами гонялись по холмам, как за оленями. В горной деревушке я услышал об этом месте. Как ты и говоришь, приближается зима, а в горах нельзя оставаться при северном ветре, если нет стен, крыши и очага.
У городской стены они приметили грубо сделанные из палок и веток загоны для животных. В загонах находились овцы, козы, коровы и свиньи. В другом месте простолюдины в рубахах из шкур охраняли плетеные клетки, набитые курами, утками и гусями.
— Местные жители быстро почуяли выгоду, — произнес Конан. — Люди, видевшие в жизни лишь несколько медяков, за этих животных запросят серебро и золото.
— Крестьяне всегда сбегаются на запах наживы, — ответил Ки-Де. Он смачно плюнул на землю. — Тебе стоит посмотреть, как они выползают из своих лачуг после битвы, чтобы раздеть и ограбить мертвых.
— Я видел это много раз, — мрачно сказал Конан. — Только они не всегда терпеливо ждут, когда человек умрет. Они убивают раненых. А зачастую, если у человека не осталось сил сопротивляться, они могут, даже не убив его, просто отрубить у живого пальцы, чтобы снять кольца, или руку, чтобы забрать браслет.
— Это двуногие свиньи! — произнес один из гирканийцев.
Конан пожал плечами:
— У них столько же причин не любить солдат, как и у нас. — Он оглядел своих новых знакомых, многие из которых хромали, будто ноги у них были стерты. — Я редко видел, чтобы представители вашего народа ходили пешком.
Гирканийцы были кочевниками, всю жизнь проводившими в седле, их охватывал ужас при мысли о пешем переходе.
Ки-Де смущенно улыбнулся:
— Несколько дней назад, когда мы спали, на нас напали люди кагана. Они забрали всех наших лошадей, однако мы сумели ускользнуть в темноте. Преследовать нас не стали, так как решили, что без лошадей мы и сами скоро погибнем.
— Несколько дней назад я тоже ехал верхом, — сказал Конан. — Грабитель пытался издали убить меня. Он оказался плохим стрелком и промахнулся, но стрела попала в мою лошадь. Я прикончил негодяя. Затем припрятал седло, но не думаю, что когда-нибудь вернусь, чтобы забрать.
Они прошли через то, что раньше было воротами, и очутились в самом Лонхе. Низкие, землистого цвета стены домов казались уныло однообразными, а сброд, болтающийся на улицах, наверное, притащился в город со всей Великой Хайбории. Тут были жители пустынь в длинных полосатых халатах, в шелковых немедийских балахонах, встретились даже несколько человек в обтягивающей разукрашенной одежде аквилонских модников. Конан увидел суровых путешествующих купцов и людей, которые явно были дезертирами из армий соседних земель. Попадались женщины в одежде заморанских блудниц и другие, менее счастливые, обреченные заниматься тем же ремеслом, но носящие рабские цепи.
— Необычное место, — подумал вслух Конан. — Призрак города, вновь обретший жизнь.
— Мой друг! — произнес Ки-Де, обращаясь к хорошо вооруженному торговцу, охраняющему палатку, где он продавал бальзамы и целебные мази для людей и лошадей. — Где усталый путник может найти стол и кров подальше от этого проклятого ветра?
— Я думаю, что таких, как вы, лучше всего обслужат в «Красном орле», — ответил торговец, указывая на один из похожих на башню домов. На одной стене краской был нарисован расправивший крылья орел с загнутым клювом.
— Почему «таких, как мы»? — спросил Конан.
Торговец злодейски ухмыльнулся:
— Потому что это любимый притон разбойников и бандитов. Сказать правду, других людей в городе почти и нет, но самые отпетые злодеи идут в «Красный орел». Там ночует даже сама Акила.
— Акила! — удивленно воскликнул Конан. — Да это ведь глупые байки бродячих артистов! Нет такой женщины на свете.
— О, самая настоящая, — заверил его Ки-Де. — Я и сам ее видел один раз издали. Говорят, что она очень красива и очень жестока.
— Это я должен проверить сам, — сказал Конан. — Идем в «Красный орел».
По пути киммериец вспоминал слышанные им разрозненные рассказы о легендарной Акиле. Говорили, что далеко в степях на северо-востоке живет дикое племя женщин-воинов, не терпящих у себя ни мужчин, ни детей мужского пола. Изредка они берут в плен мужчин, с которыми совокупляются в течение месяца, а затем убивают их во время чудовищного ритуала. Детей мужского пола, родившихся от этого союза, они отдают проходящим мимо караванам или, как утверждают некоторые, убивают. Девочек же воспитывают как воинов.
Однажды, как рассказывают, царицей у этих свирепых воительниц была женщина по имени Акила. Она являлась грозой всех окрестных земель, но ее собственный народ обратился против нее, и она была свергнута соперницей. Почему это произошло, осталось тайной, но она ускакала прочь с несколькими подругами и сделалась разбойницей, совершающей налеты на караваны, деревни и даже города далеко за пределами степи. Многие годы Конан считал, что рассказы об Акиле — всего лишь легенды, какие можно услышать всюду: всегда существовал некий таинственный свирепый герой, которого никто в действительности не видел, хотя каждый утверждал, что встречал того, кто на самом деле видел его. Или в данном случае — ее.
По мере того как они все ближе подходили к высокому зданию и темнота все более сгущалась, во множестве маленьких окошек зажигались огоньки. Но было еще достаточно светло, и можно было разглядеть импровизированную соломенную крышу. Перед зданием находился колодец и несколько желобов, у которых стояли лошади, мулы, ослы и верблюды; животные пили, жевали жвачку или просто от скуки терлись друг о друга.
Конан и его новые товарищи пригнулись и прошли в низкую дверь. Они спустились на четыре ступеньки и оказались в главном зале гостиницы. Тяжелые брусья, держащие потолок, находились так низко, что киммериец касался их своей черной гривой. Небольшие факелы и лампы давали достаточно света, чтобы какой-нибудь споткнувшийся пьянчужка не грохнулся на пол. Мебель была самой разнообразной. Несколько длинных столов со скамьями, круглые или квадратные столы поменьше, окруженные стульями, и низкие, похожие на барабаны столы для тех, кто предпочитал сидеть на устланном соломой полу.
В одном конце зала находилась стойка из тяжелых каменных плит, положенных на массивные блоки. За стойкой стоял человек не менее массивный, с конечностями, подобными стволам деревьев, и животом, до предела натянувшим кожаный фартук. Бритая голова была татуирована яркими изображениями цветов, а загнутые кверху усы обрамляли сломанный нос, в который были вставлены украшения. За его спиной на полках среди бутылок, глиняных кружек и сшитых из кожи чаш были расставлены бочонки, бурдюки и глиняные кувшины.
Зал был полон, за каждым столом сидели люди. В чашках гремели игральные кости, и фишки полудюжины азартных игр переходили из рук в руки вместе со ставками. В одном углу кидали кинжалы в грубую деревянную мишень. Люди, сидящие прямо под мишенью, спокойно пили, не обращая внимания на свистящее над головой оружие.
Почти все находившиеся в зале приостановили свои занятия, чтобы рассмотреть вошедших, но затем, удовлетворившись, продолжали свои дела. Однако по крайней мере один почувствовал себя оскорбленным при виде одежды Конана, которая была грубой даже по стандартам «Красного орла». Когда они проходили мимо длинного стола, этот человек нагнулся вперед и сделал вид, будто пристально разглядывает незатейливую одежду киммерийца.
— К нам зашел дикарь, только что вылезший из лесу! — произнес этот человек громко. — Эй, хозяин, кого ты еще сюда впустишь? Козлов или ослов?
Он презрительно скривился, отчего его уродливое лицо сделалось еще более уродливым. Жидкая бородка не могла скрыть воровского клейма, выжженного на щеке заморийским палачом.
— Если у него есть деньги, так, по мне, он может войти сюда хоть голым, — отозвался человек в кожаном переднике.
Конан задержался и склонился над человеком с клеймом.
— Если тебе не нравится мой вид, — произнес он тихо и зловеще, — можешь попытаться его изменить. — Он пригнулся так, что лицо его было в дюйме от носа клейменого. — На твоем лице я вижу клеймо вора. Когда заморийцы поймали тебя, они обошлись с тобой не как с убийцей.
Голубые глаза полыхали льдом.
Человек с клеймом побледнел. До этого он видел только варварскую одежду. Теперь он разглядел, что за человек ее носит.
— Я… я не оскверню своего клинка кровью дикаря, — заявил он хвастливо.
— Можешь воспользоваться моим, — услужливо предложил ему Ки-Де. Он начал отстегивать от пояса ножны.
— Хватит, Арпад! — рявкнул хозяин гостиницы. — Тебе следует соображать, к кому лезешь. Засунь свой нос обратно в кружку, где он и должен быть, и не трогай моих посетителей.
Гигант в фартуке взял массивную дубинку и ударил ее окованным концом по стойке в подтверждение своих слов.
Пытаясь храбриться, клейменый снова скривился:
— Это полуживотное для меня ничто, Индулио. Если тебе не нравится, я не буду проливать его кровь.
Он снова переключился на эль, но лицо его было красным от стыда. Киммериец, улыбаясь, постоял некоторое время рядом с ним, затем продолжил свой путь к стойке.
— Нам нужна еда, питье и отдых, — сказал гирканиец. — Я вижу, что у тебя есть питье. Есть ли у тебя также пища и место, где мы могли бы отдохнуть?