— Всему свой черед, — напомнила Акила. — Мы все еще на арене.
Конан взглянул на подиум и, к своему удивлению, увидел, как Омия и Аббад дружественно беседуют. Насколько он мог понять по их лицам, скрытым масками, оба широко улыбались. Мужчина прервал беседу, подошел к клетке и принялся разглядывать женщин Акилы, будто собирался приобрести скот.
— Мы доставили вам удовольствие? — спросил Конан.
— О да! — ответила Омия. — Вы двое даже лучше, чем мы думали!
— В таком случае, с кем или с чем нам драться теперь? — спросил он. — Теперь я разогрелся и готов к настоящему бою.
Акила рассмеялась и гордо встряхнула волосами.
— О нет! — воскликнула Омия. — Мы не станем больше подвергать вас опасности. У нас лучшая роль для таких особей, как вы. А также как эти трое.
Она указала рукой в сторону диких женщин. Аббад все еще разговаривал с ними, и в глазах их виделся ужас, который не был сродни страху перед смертью или боязни боли.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Конан. В этот момент снова раздался всплеск, и вода начала убывать. Мертвый крокодил подплывал к воротам вместе с течением воды.
— Все в свое время, — сказала Омия. — Стража! Когда арена осушится, разоружите их, свяжите и верните в камеры. Но сначала отведите их в бассейн. И того и другого надо помыть.
Она весело рассмеялась, встала и направилась к клетке, где тоже принялась разглядывать женщин.
Через несколько минут вода утекла с арены, и на арену вышли стражники. Они быстро окружили усталых воинов, приставив к ним копья. Не имея выбора, оба воина, киммериец и амазонка, бросили оружие на пол.
Глава 12
На этот раз в бассейне за ними наблюдал врач. Человек в длинном халате и безликой маске призрака умело руководил двумя рабами, обрабатывающими раны. Затем Конана и Акилу подвели к длинным столам, где им сделали массаж и натерли благовонным маслом. Но даже во время этого их запястья и щиколотки были прикованы к кольцам по краям столов.
Теперь они сидели в камере и ждали, что с ними будет дальше.
— В этот раз они особенно о нас позаботились, — сказала Акила, недоверчиво поглядывая на тонкие матрасы, которые прибавили к их удобствам.
— Почему-то мне не кажется, что все это из-за того, что они нас вдруг полюбили, — произнес киммериец, позвякивая своей цепью. — Но не могу пожаловаться на их целебную мазь. — Порезы от когтей на боках уже исчезли, а боль от них прошла совершенно. Он пошевелил плечами и руками и не почувствовал никакой боли в мышцах. — Эти люди — ни с кем не сравнимые целители.
— Может быть, поэтому такие выродки и выживают, — сказала Акила, скривив рот.
Вблизи послышалось всхлипывание.
— Твои женщины обычно не так чувствительны, — заметил Конан. — Что их беспокоит?
— Паина! Экун! Ломби! — крикнула Акила. — В чем дело?
— Моя царица! — проскулила Паина. — Эти муравьи не рассказали тебе еще, что они собираются с нами сделать?
— Они собираются нас съесть? — спросил Конан. — Вполне могу понять их желание сменить рацион питания после всех этих грибов.
— Моя царица! — сказала Ломби, не обращая на слова киммерийца никакого внимания. — Они хотят при помощи нас размножаться. Тот мужчина, Аббад, заявил, что собирается лично сделать первую партию щенят! Это будет пыткой!
— И они хотят, чтобы ты была племенной кобылой, — добавила Экун. — А большого киммерийца сделают осеменителем!
— Ну что же, в этом есть смысл, — невозмутимо проговорил Конан. — Мы все видели, как они выродились здесь под землей за столько поколений. Такой ценный племенной материал, как мы, не часто им попадается.
— Уж ты-то можешь быть спокоен! — крикнула Акила. — Ты этим и так наверняка занимаешься между войнами! Другое дело мы! Мы принадлежим народу женщин!
— Не говори глупостей. Ваше племя размножается так же, как и остальные, а не при помощи колдовства. Иначе вы давно бы вымерли.
— Да, но мы вступаем в связь лишь раз в году, соблюдая соответствующий обряд, и с мужчинами, избранными добровольно.
— По-моему, это очень скучно.
— Ах так, да ты полуживотное…
Им не дали продолжить спор появившиеся у дверей стражники. В низкую дверь камеры кто-то вошел.
— Приветствую вас, мой прекрасный племенной материал. — Это был Аббад, глаза у него горели под маской, когда он пожирал ими Акилу.
— Ты не получишь от меня ублюдков, насекомое! Я убью тебя одной рукой!
Он нежно погладил ее по щеке:
— Не давай поспешных обещаний. Ты знаешь, что мы очень умело обращаемся с цепями и кандалами. Я легко могу сделать тебя послушной и безопасной. На лице царицы отразился ужас, и Конан уже прикидывал расстояние, чтобы ударить ногой, но Аббад добавил: — Но тебе надо подождать. Сейчас моя царица хочет поговорить с этим. — Он показал рукой на киммерийца.
— Тот день, когда ты тронешь меня, будет днем твоей смерти, — сказала Акила, не обратив внимания на то, что Аббад только что дотронулся до нее. То, что она имела в виду, было достаточно ясно.
Аббад лишь рассмеялся и позвал стражу.
— Отведите мужчину. Мне вам не надо напоминать о предосторожностях.
Отдав этот приказ, он снова нырнул в дверь. Киммерийца вновь тщательно связали и повели. Акила молча поглядела на него, и он улыбнулся ей в ответ, но на душе у него было совсем невесело. Конану и самому не нравилось, что к нему относятся, как к племенному быку. Свободный воин сам выбирает себе удовольствия. Хотя нельзя отрицать, что сейчас он не свободен. И его ли вина, что эта проклятая женщина так разборчива в мужчинах?
Стражники вели его путем, который местами был Конану уже знаком, а местами еще нет. Постепенно у него начал вырисовываться план этого странного подземного города. Теперь киммериец чувствовал, что сможет неплохо в нем ориентироваться. Ему надо было узнать лишь одно: где река?
Когда они вошли в покои Омии, его отвели в комнату с потолком, затянутым шелком и с шелковыми занавесками на стенах, богато украшенными вышитыми узорами, какие можно было всюду встретить в городе и наверху, и под землей. Пол устилали шелковые ковры и подушки.
Вошла Омия в маске и в шелковой накидке.
— Отпустите его, приказала она стражникам. — Вначале развяжите.
— Но ваше величество… — начал было возражать командир стражников.
— Он не причинит мне вреда. Друзья его под замком, и он не знает города, а наверху его ждет лишь пустыня. Я думаю, он сам понимает, что глупостей делать не следует.
Стражники неохотно принялись развязывать пленника. Закончив, они поклонились и вышли.
— Ты сумасшедшая, — сказал Конан, потирая запястья. — Почему ты думаешь, что остальные так мне дороги, что я ценю их больше свободы?
— Я видела, как вы ведете себя вместе, — ответила она совершенно спокойно. — Три женщины поменьше явно привязаны к большой женщине, и на арене сегодня вы защищали друг друга так, как будто у вас одно сердце.
— Так поддерживают друг друга все воины.
— Нет, — сказала она, небрежно улыбнувшись. — Так сражались карлик и мужчина повыше. Но ты и женщина дрались иначе. — Она хлопнула в ладоши, и вошла рабыня, неся поднос. На нем стояли два кубка, на которых осела роса. Омия взяла оба кубка, и рабыня ушла. — Выпей со мной.
Она протянула Конану кубок.
Он взял его и, не колеблясь, принялся пить. Конан рассматривал Омию, глядя через край кубка. Маска ее была сделана из тонкого материала и походила скорее на вуаль. Сквозь маску киммериец видел, что лицо Омии тонкое и красивое. Накидка, сделанная из похожего материала, мало что скрывала. Вино имело терпко-сладкий вкус, и Конан был уверен, что сделано оно не из грибов.
Омия подошла к большой подушке и, опустившись на нее, легла на бок, подперев голову локтем. Кивнув на другую подушку рядом с собой, она сказала:
— Приляг.
Конан сделал так, как было приказано, желая выведать у Омии информацию. В другое время его бы привлекло ее превосходное тело, но сейчас его интересовала только одна женщина.
— Тебя, конечно, удивляет знаменитый Джанагар, — сказала она, будто прочитав его мысли.
— Удивляет, — согласился он. — Нас привели сюда люди, знавшие об этом городе лишь из старых пыльных книг. Когда мы подходили ближе, мы слышали от сказителей древние предания. Легенды говорили о городе больших богатств и еще большего зла, на который обрушилось проклятие и который был покинут. Нанявшие нас надеялись найти этот город нетронутым, полным сокровищ.
В этом отношении, считал Конан, он может быть с ней вполне откровенен. Остатки верности близнецам исчезли вместе с самими близнецами в ночь песчаной бури.
— Как им удалось добыть таких… необычных воинов? — спросила Омия.
— Помог случай. Мы все встретились в жалком горном селении, где негодяи из четырех стран пережидали трудные времена. Близнецы рассказали, что существует такой город, и намекнули, что и мы можем получить большую долю богатств. Они сказали, что этот город ищут и другие и поэтому им нужна защита. И как ты сама убедилась, наняли они самых лучших.
При этих словах Омия рассмеялась:
— Скромностью ты не отличаешься.
Он пожал плечами:
— К чему здесь скромность?
— Конечно. Ладно, так ты, значит, оказался в пустыне. Как ты потерял нанявших тебя?
Он нахмурился:
— Это ты сама должна прекрасно знать. Они пришли в храм наверху раньше нас.
— Конечно, я знаю! — бросила она, но как-то слишком торопливо. — Я лишь хотела проверить, не будешь ли ты лгать, но ты, кажется, честный воин, а также большой и красивый. Что ты еще слышал о Джанагаре?
Тему она сменила неловко, выдавая свое беспокойство. Она уводила его от разговора о близнецах.
Почему?
— Старик в пустыне рассказал мне древнюю легенду о грешном городе, разгневавшем богов и проклятом. Он говорил, что Джанагар находился среди плодородных земель, но зеленые холмы и долины были засыпаны песком возмущенными богами.
— Он не рассказал, чем именно разгневал богов Джанагар?