— Нельзя сдаваться так сразу, — сказал он тогда. К нему подошел Спрингальд и похлопал по плечу:
— Просто пробил его час. Ты сделал все, что только мог сделать ближний, и даже больше. — Слова Спрингальда в пересохшем горле звучали как глухое карканье, и Конан понимал, каких усилий этот разговор стоил книжнику.
Теперь же все наслаждались прохладной, чистой водой оазиса. Они пили, купались и снова пили. Гнойные кровоточащие раны промыли и перевязали свежевыстиранными лохмотьями, что остались от рубашек и штанов.
Источник выбивался из-под скалы, прозрачная влага стекала вниз, образовывая небольшое озерцо, потом еще около четверти мили — и струйка опять уходила в песок. Вокруг росли низкие деревца, кустарник и густые травы.
— Финики! — закричал один из матросов, он уже напился и мог почти нормально говорить. — Спелые финики! — Люди подняли головы и увидели на деревьях плоды. Одно мгновение — и они уже взбирались наверх и трясли деревья. Для тех, кто уже много дней питался одним только жилистым мясом, эти ароматные фрукты явились просто пищей богов.
— Фиги! — воскликнул кто-то еще. — Здесь фиги!
— Кто-то, должно быть, хотел вырастить здесь фруктовый сад, — сказал Спрингальд.
— Скорее всего, кочевники, — заметят Конан, — чтобы вместе с водой запастись и пищей, когда будут в этих краях.
— Смотрите — осторожнее, — говорил Вульфред, — как бы от этих деликатесов у вас животы не скрутило.
— Так им и надо, — сказал Ульфило. — Твои люди и понятия не имеют о том, что все хорошо в меру.
— И я тоже, — сказала Малия, отправляя в рот целую пригоршню фиников и морщась при этом от боли, потому что болели ее растрескавшиеся губы. Суровый переход через пустыню не мог не сказаться на ее внешности. Она вовсе не снимала одежды, но палящее солнце добиралось до ее нежной кожи. Пекло не только сверху, солнечные лучи, как от зеркала, отражались от камней и песков. От такой суши и от скудной пищи Малия совсем исхудала, ее стройная фигура напоминала теперь обтянутый кожей скелет. Прекрасные волосы безжизненно спадали на худые плечи, а вокруг запавших глаз легли темные круги.
— Здесь немного отдохнем, — объявил Конан.
— Но Рога уже совсем недалеко! — запротестовал Ульфило. — Идти по пустыне уже совсем немного. Еще только один рывок — и мы у цели!
— Да, — согласился Конан, — но до Рогов еще один подъем в гору. Матросы ослабели, мы, воины, тоже не в лучшей форме, а твоя невестка просто не доживет до вершины. Она держится только благодаря силе духа и может умереть буквально в любую минуту, как тот парень, что умер сегодня.
— Он прав, деверь, — сказала Малия. — Еще один день — и мне будет безразлично, найдем ли мы Марандоса и сокровища. Я должна отдохнуть.
— Ну что ж, хорошо, — мрачно сказал Ульфило. — Мы пробудем здесь два дня.
— Мы пробудем здесь столько, сколько потребуется для восстановления сил, — поправил его Конан. — А иначе весь этот поход не имеет смысла с самого начала.
Ульфило бросил на него свирепый взгляд:
— Я здесь главный, варвар!
— Ты — работодатель, — ответил Конан. — Ты нанял меня, чтобы я привел тебя к твоему брату. Никто не выполнил бы своих обязанностей лучше, чем выполняю их я.
— Вам никогда не поздно выяснить отношения, — лениво заметил Вульфред. — Но я поставлю на киммерийца.
В самом деле, Ульфило выглядел далеко не лучшим образом: куда только подевалась его грозная сила! Поэтому его ярость — не многим более, чем поза. Конан же, наоборот, освеженный водой, имел вид самый устрашающий. Солнце пустыни уничтожило в нем последние следы цивилизованной жизни. Почти обнаженный, выжженный солнцем до черноты, так что в загаре уступал разве что Гоме, он со своим копьем и мечом имел вид очень грозный; косматые пряди длинных волос завершали картину, делая его поистине олицетворением необузданной дикости.
— Давайте не будем выяснять отношений, друзья мои, — примирительно заговорил Спрингальд. — Мы нужны друг другу, а эта проклятая пустыня кого хочешь доведет до ручки. Надо немного передохнуть, дальше будет легче.
Ульфило приложил все усилия, чтобы подавить свою вспышку.
— Да, пожалуй, ты прав. Отдохнем, пока Малия не придет в себя.
— Что ж, придется пари отложить, — сказал Вульфред. — Но, может быть, это и к лучшему.
Они развели костры, приготовили еду, потом легли спать. Солнце только что зашло, когда Конан проснулся и приподнялся на локте. Часовых не выставили, все спят как убитые. Впрочем, он не обратил на это особого внимания, потому что знал, что преследователи сознательно держатся от них на достаточном расстоянии. Он поднялся; никогда еще за весь переход по пустыне Конан не ощущал такого прилива сил. Небольшой отдых — и он уже чувствует себя отлично. А остальным понадобится не один день, чтобы восстановить силы хотя бы процентов на девяносто, не говоря уже об оставшихся десяти.
Держа в руке копье, Конан направился вдоль кромки воды. Мимо пробегали звери, но не решались подходить к озерцу в том месте, где расположились неизвестные пришельцы. Конан их не трогал. Мясо, конечно, понадобится, но у воды убивать нельзя, здесь соблюдается пустынное перемирие. А иначе можно нарушить законы дикой природы, и неизвестно еще, как на это посмотрят местные духи. А в таких опасных краях Конану не хотелось прогневить ни одно даже самое незначительное божество.
Шагая вниз по ручью, киммериец вдруг услышал впереди плеск воды. Весь напрягшись, он осторожно приблизился к зарослям кустарника и медленно раздвинул ветки. Здесь ручей образовывал небольшую заводь с каменистым дном. И в самой середине этой заводи плавало и плескалось что-то белое. От неожиданности у него уже волосы на голове зашевелились, но в ту же секунду он выругался, проклиная свою недогадливость. Призраки не плавают. А таким белым на сотни миль вокруг могло быть только одно существо.
Он смотрел, как Малия, собрав воду в ладони, льет ее себе на голову, на плечи, на грудь. Она стояла, и вода доходила ей до пояса, лаская тело нежной прохладой. Конан подошел ближе.
— Неужели ты не понимаешь, как опасно приходить сюда одной? — спросил он.
Она только вздохнула:
— Да, никакого уединения. Но ты сам мне говорил, что звери не охотятся у водопоя.
— Я имел в виду матросов.
— Матросов? — Она рассмеялась. — Им всем теперь нужно только одно — воды, наесться и спать. Я видела, каковы солдаты в походах и в захваченных городах, и знаю, что важнее всего — удовлетворить жизненные потребности, кровь еще не скоро заиграет.
Она опять набрала в руки воды и облила себе плечи, струйки быстро стекали по ее изможденному телу. Даже при тусклом свете луны хорошо просматривалось каждое ребрышко.
— А я не так измотан. — Он присел на камень.
Она улыбнулась ему медленной, понимающей улыбкой:
— Значит, не измотан. При других обстоятельствах я бы смутилась и постаралась спрятаться из женской скромности, но сейчас — нет. Я прекрасно понимаю, что сейчас мое тело вряд ли способно вызывать желание. Подожди, вот немного отдохну, и тогда посмотришь, какой я тебе дам отпор.
— Но некоторым как раз и нравятся костлявые, — дразнил ее Конан. — А тут на сотни лиг единственная женщина. Не приходится уж слишком привередничать.
Она захихикала совсем как девчонка:
— Перед такой лестью не устоишь! — Малия встряхнула свои длинные светлые волосы, а потом с головой скрылась в воде. Вынырнув, она заговорила более серьезным тоном: — Есть здесь такие, кому я с особым удовольствием дам отпор.
Он тоже заговорил серьезно:
— А ты ни слова не сказала, когда мы с Ульфило чуть не подрались.
— Потому что знала, что победишь ты, — ответила она, глядя ему прямо в глаза. Теперь она подошла ближе, и вода едва доходила ей до бедер.
— И тебе все равно, если он погибнет?
Она пожала плечами:
— Только глупой или бездушной женщине может понравиться, когда с ней обращаются, как с любимой собачкой.
— А что твой муж, Марандос?
— Я давно уже его потеряла. Его отняла у меня эта сумасшедшая идея — найти древние богатства. Вряд ли он еще жив, а если и так, что мне тогда делать? — Ее взгляд мрачно светился перенесенным страданием. — Если он еще жив, то совсем потерял рассудок. Он перестал быть тем человеком, за которого я выходила замуж. Никто, будучи в здравом уме и думая о своей семье и жене, не стал бы заключать этой дьявольской сделки со стигийским жрецом. Даже если он и жив, за одно это я готова его убить!
— Жены убивали мужей и не за такие грехи, — заметил Конан.
— И все же мать меня учила, что женщина может выжить в этом мире только если рядом с ней есть мужчина. Если она ищет достатка и спокойствия, нужен сильный мужчина, такой, который обеспечил бы ей этот достаток и защитил бы и свое богатство, и свою женщину. Для тех, кто не рожден богатым, это единственный верный путь. — Она окинула взглядом его мощную фигуру. — А у тебя, мне кажется, мало кто может отнять то, что ты считаешь своим. — Она медленно приближалась, вода доходила ей только до коленей. — Уверяю тебя, если хорошо меня содержать, я выгляжу гораздо привлекательней.
Она откровенно предлагала ему себя.
Конан поднялся.
— Да, это я прекрасно понимаю. Но предпочитаю не рисковать с чужими женами. Если Марандос погиб… — он замолчал, как будто обдумывая, что сказать, — мы продолжим этот разговор.
Он повернулся и зашагал прочь. За спиной раздался ее звенящий смех, потом опять плеск воды, Малия снова нырнула. Конан держал наготове копье, он решил пойти немного поохотиться, сегодня ночью все равно уже не уснуть.
Отдых пошел на пользу всем без исключения. На свежем мясе, которое в изобилии обеспечивали Конан и Гома, и на фруктах люди на глазах поправлялись. Матросы настолько пришли в себя, что могли уже заняться починкой одежды. Шкуры диких животных, которые они несли с собой, сейчас уже высохли, и можно было сделать из них новые подошвы для башмаков. Люди хорошо отдохнули и набрались сил, и было решено выступать на следующее утро. К Конану подошел Гома.