Мощный вертикальный удар вскрыл тело Османа от шеи до живота, обнажив кости и внутренности, но не нанеся смертельной раны. Осман визжал и бормотал нечто, лежащее за пределами связной речи.
За ними послышался раскатистый взрыв смеха. Загобал обернулся. Торгут-хан, как раз вылезающий из разрисованной пещеры, сделал то же самое. На склоне, что возвышался над ними, стоял Конан из Киммерии. Его меч был обнажен, и варвар насмешливо взирал на них.
— Не те ли это могущественные особы, что послали меня в темницу и собирались насладиться зрелищем моей казни на великом празднестве? — Он расхохотался. — Это просто дурачины, с которыми я забавлялся так много дней!
Загобал не мог больше оставаться на месте. С яростным воплем он бросился вверх по склону на киммерийца, который внес такой хаос в его продуманный план. Кривой и прямой клинки схлестнулись, зазвенели, вновь схлестнулись. Оба они являлись отменными фехтовальщиками, но Конан был потяжелее, да и взмах у него был пошире. Он стал наносить мелкие раны, потом раны поглубже, а сам оставался невредимым. Наконец низкий выпад опрокинул Загобала на землю, следующий удар заставил выронить меч из обессилевшей руки. Командир стражников закричал от ярости, а Конан спихнул его ногой со склона. Загобал скатился прямо на Османа; тот все еще был в сознании и завыл от новых мучений.
— Желаю вам двоим насладиться взаимной компанией, — сказал Конан. — Может, оба и доживете до полуночи, если прежде до вас не доберутся гиены.
— Азурой клянусь, Конан! — воскликнул изумленный Убо. — Ты человек, серьезно относящийся к мести!
— Вот именно. Где Торгут-хан?
— Он побежал вон туда. — Убо махнул в направлении водоема. — Ну ладно, а что же случилось с сокровищами?
— Когда мы выехали из шахтерской деревни и вы все направились к дому колдуна, — объяснил Конан, — я вернулся сюда, дабы убедиться, что Осман не пытается удрать с сокровищами. Его здесь не было, но я понимал, что он может появиться в любой момент. А потому я перенес все сокровища.
— Перенес? Куда?
— В пруд. Они все там, под водой. День и ночь мне пришлось перетаскивать сундуки и мешки, а потом еще убирать следы.
Убо в изумлении почесывал свою бритую голову.
— Мне никогда не нравилась мысль о тяжелой работе, но думаю, что сокровища стоят этого. Что мы предпримем теперь, атаман?
— Посмотрим, — ответил Конан. — Пойдем.
И они направились к другому наблюдательному пункту, на этот раз возвышающемуся над водоемом. Торгут-хан, все еще отдувающийся после бега, с воплями гнал солдат разыскивать грозного киммерийца. Люди бесцельно кружили на месте, сбитые с толку невразумительными приказами.
— Новые всадники скачут, — сообщил озадаченный Убо. — Это еще кто?
Через южное ущелье в каньон въехал еще один отряд наездников. То было суровое, потрепанное воинство, полная противоположность лощеным стражникам Торгут-хана.
— Подожди! — закричал Убо. — Не тот ли это командир, который решил, что может приказывать мне?
— Он самый, — сказал Конан. — Капитан Хоста из иранистанских мятежников. А вон и Идрис, юный посягатель на трон.
— Они-то как здесь очутились? — удивился Убо. Затем он увидел Лейлу, скачущую среди мятежников. — О, теперь понимаю.
— Я послал ее за ними, — сообщил Конан. — Я понимал, что вскоре предстоит схватка, с которой нам не справиться, поскольку Осман все еще бродит где-то. Торгут-хан остался последним, кем мог воспользоваться коротышка. Дай мне лук.
Убо протянул ему оружие, и Конан прицелился в солдата. Не знакомый с этим луком и его стрелами, первый раз промазал, вторая стрела пролетела уже ближе к цели, а третьей он выбил всадника из села. Тем временем внизу завязалась схватка. Солдаты и мятежники рубили и кололи друг друга, меч и копье несли смерть одинаково действенно. Мятежников было больше, солдаты превосходили амуницией и оружием.
— Это уж слишком, надеяться, что они все перебьют друг друга, — сказал Убо. — Почему ты помогаешь мятежникам?
— Потому что хочу уничтожить Торгут-хана, — объяснил Конан.
Выпустив последнюю стрелу, он побежал с холма и присоединился к сражающимся. Удар его меча освободил одно из седел, и Конан заменил седока.
Пробивая себе дорогу в массе сражающихся, он кричал:
— Торгут-хан! Покажись, ты, свинья!
Затем он увидел человека, неистово пытающегося удержать свою стражу между собой и этими неожиданными пришельцами. Конан пропахал себе путь, и под его бешеным напором конь Торгут-хана отпрянул в воду.
— Варвар! — закричал Торгут-хан. — Ты что, бессмертен?
— Нет, — сказал Конан, отбивая беспомощную защиту Торгут-хана. — Так же, как и ты!
Его меч пересек жирное тело вице-короля, одинаково рассекая доспехи, плоть и кость. С диким воплем Торгут-хан полетел из седла и поплыл лицом вниз по воде пруда, что поднималась, наполняясь телами. Последнее, что узрели очи Торгут-хана сквозь волнующуюся пелену его собственной крови, была огромная груда сундуков и мешков, покоящаяся на дне водоема.
Грохот и крики смолкли. Силы мятежников были истощены, но солдаты Торгут-хана уничтожены. Повсюду были раскиданы тела, и раненые стонали, лежа на земле или провисая в седлах.
— Убедитесь, что никто не сбежал! — приказал генерал Элтис, кузен претендента.
— Да! — закричал юный Идрис. — Мы не должны испортить отношения с Тураном. Для короля Торгут-хан и его стражники просто исчезнут!
Тут он заметил Конана и улыбнулся:
— Приветствую, капитан! Эта женщина сказала, будто у тебя есть что-то для нас.
— Да, есть, — ответил Конан. — Вам придется обшарить пруд, ибо все это там.
— Эй! — взвился перед Конаном Убо. — Ты же не собираешься позволить им забрать все, не так ли? Клянусь Сетом, мы заслужили свою долю.
Идрис взглянул на своего кузена:
— Генерал, не этот ли человек бросил мою службу, и не заслуживает ли он повешения?
— Это должное наказание, мой повелитель, — кивнул Элтис.
— Что? — возмутился Убо. — Ты называешь себя королем и вот так обходишься со мной, когда я доставил тебе все эти великие сокровища?
Идрис улыбнулся:
— Нет, ты в безопасности, пока находишься вне пределов моего королевства, но бандит, подобный тебе, должен быть благодарен за то, что ему позволено дышать, и не стоит беспокоить королей ради большей награды. — Он взглянул на Конана. — Но если сокровища таковы, как утверждала женщина, я дам тебе один сундук золота.
— Ваше величество, — запротестовал Элтис, — ты слишком великодушен. Горсти динаров таким негодяям будет более чем достаточно.
— Нет, не хочу, чтобы люди считали меня поступающим не по-королевски. Сундук золота.
— Как пожелаешь, — сказал Элтис, он выглядел обиженным.
— Мой повелитель! — позвал капитан Хоста. — Что мне делать вот с этим? — Он указал на круг всадников, наставивших копья на Беритуса Аквилонского. — Он не принимал участия в схватке, и он не туранец.
— Он один из ваших? — спросил Идрис.
— Это наемный пес Загобала, — сообщила Лейла, сдерживая коня. — Он привел свою свору шакалов, чтобы напасть на дом моего отца. А еще он шел за нами по пятам с тех пор, как мы забрали сокровища.
— Тогда убейте его, — сказал Идрис.
— Подожди! — крикнул Беритус. — Я требую для себя права отомстить!
— За что отомстить, пес? — презрительно осведомился Конан. — Я никогда не искал драки с тобой. Это ты принял плату от Загобала за мою голову. Я убил твоих людей, потому что они охотились за мной, а ни один человек не может поступить так и остаться в живых!
— Ты думаешь, это меня заботит? Я жажду мести за Венариум!
— Венариум? — переспросил Идрис. — Я слышал это название. Не та ли это великая битва, что разыгралась на далеком севере много лет назад?
— Не так уж и много, — с горечью произнес Беритус. — Король Аквилонии основал колонию на землях к северу от Бессонских Пределов, и мой род был среди поселенцев. Дикие племена с киммерийских холмов обрушились на нас и учинили великую резню. Вся моя семья была уничтожена.
— Твой король насадил свою колонию на родовых землях наших кланов! — воскликнул Конан. — То было наше право — выбить оттуда вторгшихся незаконно. Это была моя первая битва. Хотя я видел к тому времени всего пятнадцать зим, но сразил многих: аквилонцев, боссонцев и гундеров. Но это была битва, а не ловушка и не предательское нападение. Никто не может требовать мести за поражение в честном и открытом бою.
— Я тоже был мальчишкой, — сказал Беритус. — И когда битва кончилась, меня продали в рабство.
— Это ложь! — вскричал Конан. — Киммерийцы не держат рабов сами и не продают пленников торговцам. Когда побоище завершилось, мы вернулись на свои холмы и не взяли с собой ничего, кроме своих мертвых и раненых.
— С битвой все не кончилось, — сказал Беритус. — Еще месяцы после нее по стране ездили работорговцы, сгоняли уцелевших и отправляли их на невольничьи рынки. Большинство были женщины и дети, ибо не многие мужчины избежали смерти от рук черноволосых волков с севера. Я трудился как раб, но натура моя была слишком горда, чтобы обрабатывать землю. Я заработал себе свободу гладиаторскими боями, и с тех пор я всегда оставался воином и охотником. И никогда не покидала меня жажда мести киммерийцам. Я столь поспешно принял предложение Загобала, ибо узнал, что во главе разбойников один из тех. В свое время я переловил множество людей, но не было среди них представителей этой проклятой расы.
— Ага, и ты охотился за мной на свою голову.
— Все это глупо — разговоры о старых битвах и мести, — сказала Лейла. — Убейте его.
— Нет! — возразил Конан. — Он злобный шакал, ловит беглых рабов и доведенных до отчаяния людей, но не скажу, что он лишен храбрости. И он заслуживает справедливости. Доставай свою сталь, аквилонец. Мы с тобой повторим Венариум.
— Это безумие! — закричала Лейла. — Ты уже победил!
— Это замечательно! — воскликнул Идрис.
— Да, — сказал Элтис. — Возможно, они прикончат друг друга. Это сохранит нам сундук золота.