На пятый день изнурительной скачки по степи маленький отряд Конана приметил вдалеке на юго-востоке двух всадников.
– Кто это? – испугано спросила Ишкала, Княжна путешествовала одетая в запасную рубаху Конана. Босые ноги девушки были черны от степного загара. Из плаща, в который завернул ее Конан по пути с Курганов, она сделала себе некое подобие капюшона.
– Пока не подъедем поближе, не поймем, – сказал киммериец. – Два человека – это не опасно.
Они двинулись дальше, и вскоре лицо Конана озарила улыбка: он узнал тех, кто скакал им навстречу.
– Видишь, Фауд, – прокричал Рустуф своему напарнику. – Я говорил, что с киммерийцем какая-то жалкая песчаная буря не совладает! Как дела, Конан?
– Отлично. В том смысле, что я жив и относительно здоров.
– Мы с Фаудом собрались в западные земли, – сообщил Рустуф. – Хочу найти своих братьев-козаков, а Фауд мечтает вновь увидеть башни Аграпура.
– Я поеду с тобой, – проговорил Конан. – Степняки поймали меня как раз по дороге на запад.
– Нет, Конан, – встрял в разговор Мансур, – ты должен ехать с нами в Согарию! Князь примет тебя с честью. Ты получишь земли, богатства, а также достойный пост в нашем войске.
Киммериец покачал головой:
– Не хочу я больше связываться со всякими правителями. А особенно с вашим князем. Он наверняка не забыл, как я разорил его крепость. Нет уж, пойду на запад. Такова моя судьба.
Перед тем, как попрощаться, Мансур отвел Конана в сторону.
– Спасибо тебе, – сказал юноша. – Как жаль, что я не участвовал в последней битве. Я так и не сумел освободить Ишкалу.
– Ручаюсь, что ты не станешь посвящать ее в такие мелочи, – ухмыльнулся киммериец. – А уж в твоих стихах вся эта история точно будет выглядеть по-другому. Ты не первый поэт, которого я встречаю.
Когда юные согарийцы отъехали прочь, три воина повернули коней на запад.
– Бартатуя погиб, – сообщил Конан.
– Никто не бессмертен, – философски заметил Рустуф, – Многие мечтали покорять мир – а находили только быструю гибель.
– Бартатуя мог хотя бы попробовать, – проговорил Конан. – Это был великий человек, может быть величайший, кого мне довелось знать. И погиб из-за обыкновенной шлюхи.
– Все равно, – пожал плечами козак. – Не думаю, что мне понравился бы мир, где только один правитель. Прежде всего, такой царь стал бы больше всего печься о том, чтобы в казну налоги поступали без перебоев. Нет, мне нравится, когда много маленьких царей и маленьких войн. Это мир, где парни вроде нас могут раздобыть себе какую-нибудь завалящую корону.
Воины засмеялись и направили своих коней дальше на закат, по бескрайней зеленой степи.
Роланд ГринВолшебный туман
(Конан)
Пролог
Долина, словно след от удара гигантского меча, рассекла Кезанкийские горы. В нее вела узкая расселина, скрытая в отрогах горы Гоадел. В этих краях над горами часто клубился туман. Он выползал из жуткого места, где могло затаиться то, что любой здравомыслящий человек постарался бы избежать. Иногда ветер разгонял туман. Налетая на скалы, он завывал, словно демоны или потерянные души. Эти завывания заставляли любопытных путешественников держаться подальше от долины.
Много лет прошло с тех пор, как странствующие торговцы и купцы, живущие по эту сторону Кезанкийского хребта, последний раз заглядывали в долину. Она находилась далеко от цивилизованных мест и могла бы послужить отличным прибежищем для разбойников. В деревнях на границе Хаурана рассказывали жуткие истории о племенах человекообезьян, обитавших среди снегов, вроде тех, что жили среди пиков Гималаев в Вендии…
Капитан Махбарас, ведущий колонну вверх по склону к расселине, знал об этой долине больше других. Она, в самом деле, служила прибежищем бандитам и разбойникам. Некоторых из тех, кто сейчас следовал за капитаном, приходилось заставлять повиноваться если не при помощи присяги, то посулами золота, с одной стороны, и кнута, с другой. Тех, кто думал иначе, капитан и преданные ему люди убили…
О человекообезьянах капитан Махбарас знал мало. Они обходили стороной отряд наемников, и капитан не трогал их дома, спрятавшиеся между вершин. Однако капитан сомневался, что какие-то существа, обитающие среди вечного снега и льда, могут оказаться умнее вшей, ведь сам-то он вырос среди кипящих источников и деревьев, увешанных зрелыми фруктами, в поместье хорайянского дворянина.
Длинноногий и одетый легко, если не считать вендийской кольчужной рубахи и немедийского шлема, Махбарас первым из колонны достиг расселины. Потом он повернулся к ней спиной, чтобы взглянуть на склон горы и сосчитать, сколько человек отстало или сбежало… Наемники боялись ужасной Повелительницы Туманов, взгляд которой мог достичь и края мира.
Одно можно точно сказать: и бандиты из Хорайи, и кочевники-наемники Махбараса, живя в этих краях, одевались одинаково, носили одинаковые головные уборы песчаного или грязно-белого оттенка, сапоги и ремни из верблюжьей кожи, кривые сабли и прятали в поясах кинжалы. Некоторые из них имели луки и колчаны, но человек с зорким глазом сразу заметил бы, что у всех луков спущена тетива, а колчаны воинов плотно затянуты кожаными ремешками.
Ни один не рискнул бы приблизиться к входу в Долину Туманов с оружием наготове. Пришли они сюда с разрешения Повелительницы, и вряд ли кто-то мог бы оказаться здесь без ее согласия.
Страшное наказание ожидало тех, кто насмехался над желаниями Повелительницы. Наказание и в самом деле было столь ужасным, что те, кто вынес его, с радостью поменялись бы местами с пленными, идущими в середине колонны. Смерть же пленных будет не такой страшной, а быстрой и не столь уж болезненной.
Десять пленных были связаны в единую цепочку грязными ремнями, завязанными вокруг пояса каждого из них. Их руки и ноги оставались свободными, и стражам приходилось все время быть настороже, так как Повелительница строго карала нерадивых слуг и не любила преследовать тех, кто сбежал, своими чарами, чтобы не раскрывать собственных секретов. Она заставляла провинившихся наемников бродить по горам в поисках сбежавших. И еще не нашелся человек, который сумел бы ускользнуть от слуг Повелительницы Туманов.
Побегов не было и благодаря снадобью, которое лекарь Повелительницы выдавал каждому капитану наемников. Если дать пленному достаточную дозу, то, будь он мужчиной, женщиной или ребенком, он на три дня становился послушным, как овца. Махбарас по запаху определил несколько знакомых трав, входивших в снадобье, но большую часть растений он не знал. Капитан подозревал, что секрет этого снадобья не известен простым людям.
Из пленных было семь мужчин, если считать мужчиной юношу, который еще не носил бороды, и три женщины. Двое тяжелораненых пленников и один упрямец, который боролся до последнего, не желая глотать лекарства, стали пищей стервятников, как предупреждение любому, кто мог погнаться за налетчиками.
Махбарас дважды пересчитал пленных, хотя в этих краях никто не мог бы сбежать от его воинов, если бы он, конечно, не летал, словно птица, и не умел растворяться в твердой скале, словно призрак. Капитан с отвращением дал знак, махнув рукой, и подумал о том, как ему повезло, что племена, живущие поблизости, не владеют магией. Было бы неприятно взять в плен какого-нибудь шамана или колдуна. Капитан повернулся к расселине в скале, вытащил меч (выкованный в Немедии, как и его шлем) и вытянул его рукоятью вперед. Он никого не видел, ничего не слышал, кроме шепота ветра на отдаленных склонах, но знал, что за ним внимательно наблюдают. Алый луч вырвался из расселины и ударил в драгоценность на рукояти меча. Та засветилась, словно лампа, но только лампа не издает такого шума и не испускает свет с полдюжины различных оттенков алого, лазурного, изумрудного, янтарного цветов…
— Мы вернулись, — сказал капитан. — Мы привели десять пленных. Как люди, находящиеся на службе у Повелительницы, мы просим благословения.
Луч света снова появился. В этот раз алое сияние растеклось по земле, пока не сомкнулось вокруг колонны воинов я пленных, взяв ее в огненный круг. Махбарас постарался не думать о том, что уж слишком это мерцание походит на аркан, готовый в любой момент затянуться покрепче… Капитан сказал себе, что он и его люди проходили через этот ритуал уже дюжину раз, не опалив ни единого волоса.
Но разум и память были слабым оружием против врожденного страха перед древней магией, кольцами сдавливающей человеческие внутренности. Капитан почувствовал, как капли холодного пота сползают по его спине.
— Слугам Повелительницы дано благословение, — донеслось до него. Махбарас в десятый раз попытался представить себе, кто это мог бы говорить таким странным голосом.
Наемники замерли в ожидании, и Махбарас вспомнил, что должен совершить следующую часть ритуала.
— Находясь на службе у Повелительницы, мы просим, чтобы нас пустили в Долину Туманов.
Капитан на мгновение задумался о том, что могло бы случиться, если бы он использовал менее унизительное слово, чем «просим». Но у него никогда не хватило бы храбрости проверить это… Ведь он, отвечая за судьбы тех, кто последовал за ним из Хорайи. Он удивился бы, если после такого эксперимента те, кто выжил, получили бы обещанное золото, и поэтому ничто не заставило бы его подвергнуть такому риску жизни своих людей. Капитан близко к сердцу принимал свой долг офицера еще задолго до того, как услышал о Повелительнице Туманов или увидел Кезанкийские горы.
— Слугам Повелительницы вход в долину разрешается.
Махбарас услышал шорох легких шагов, быстро растаявший в скрипе и скрежете двигающихся камней. Иногда ему казалось, что именно так должно урчать в животе у горных великанов. Потом все стихло. В расщелине засверкали факелы.
Навстречу отряду вышли две женщины, одна высокая и темная, другая маленького роста и белокурая. На них были надеты посеребренные шлемы, украшенные с обеих сторон золотистым рисунком, изображавшим хвост скорпиона, коричневые кожаные корсеты, со стальными пластинами, широкие штаны в туранском стиле из тяжелого шелка такого темно-зеленого цвета, что казались почти черными. Сапоги воительниц капитан рассмотреть не успел.