Киммериец, выглядев в толпе двух офицеров, приказал им выстроить прорвавшуюся в город пехоту в боевые колонны и вести их на центральную площадь города. Затем Конан жестом подозвал своих приятелей.
— Приветствую тебя, Конан Неуязвимый, одинокий покоритель стен Нумалии! — завопил Делвин, чуть не свалившись с резко затормозившей лошади. — Видимо, не родился еще тот смертный, который смог бы противостоять тебе в бою.
Конан мрачно поглядел на карлика и серьезно сказал:
— Если бы я был неуязвим, я предпочел бы, чтобы копье моего последнего противника вонзилось в меня, а не в моего скакуна. Бедняга Шалманесер, нелегко будет найти ему достойную замену.
— Еще бы, — согласилась Амлуния, наклоняясь в седле и приставляя к губам Конана флягу. — Но что тебе за дело до какого-то коня, будущий Повелитель Мира? Придет время — и в твоем распоряжении будут все лошади, верблюды, слоны, даже драконы и другие неведомые твари! — Захохотав, Амлуния откинулась в седле, чуть не уронив на землю Делвина, а затем добавила: — Пока же — Нумалия твоя, Конан! Ты рассказывал мне, что некогда тебе довелось пожить здесь, добывая себе хлеб насущный воровством и грабежами. Что ж — настало твое время, и ты украл весь город!
— Ага, — рассеянно кивнул Конан. — И теперь я готов променять всю эту жалкую дыру на одного доброго коня, чтобы не переться пешком к замку и не опоздать к бою на его стенах.
— Опять сражение? — восхищенно воскликнула Амлуния. — Разве тебе не достаточно на сегодня? Башня разрушена, ворота открыты, стены взяты — город наш! Настало время для веселья — резни, грабежа, погромов, — настоящего, истинно варварского праздника победы.
— И то дело, хозяин, — вновь подал голос карлик. — Зов к разрушению уже разбудил сердца солдат. Впереди ночь — и к утру этот гордый город, вернее, то, что от него останется, упадет на колени, моля о прощении за столь дерзкое сопротивление тебе, Король Мира.
— Да, со стороны горожан было непростительной ошибкой не подчиниться мне по-хорошему» — пробурчал Конан и вдруг, заметив кого-то в толпе, позвал: — Эй, Эгилруд! Барон Хальк!
Оба всадника, натянув поводья, остановились рядом с киммерийцем.
— Ваше величество! Мы счастливы видеть вас невредимым… Я вижу, вы без коня…
Эгилруд поспешил спрыгнуть со своего скакуна:
— Конан, мой конь к твоим услугам. Докладываю: северная и западная стены очищены от противника, благодаря вашей неоценимой личной поддержке, а гарнизоны двух южных фортов, охраняющие оставшиеся стены, приняли наши условия сдачи в плен.
Капитана неожиданно перебил широко улыбающийся барон:
— Ну и герой наш король-киммериец! Каков пример обеим нашим армиям! — Вытащив из седельной сумки флягу, Хальк приложился к ней и протянул сосуд с вином Конану: — Отведайте немедийского вина, ваше величество. В честь захвата этого вражеского гнезда. Эх, как я сегодня развлекусь! Все мои солдаты давно ждали этого дня…
— Держите своих солдат в строю, не разрешая им напиваться и грабить город до тех пор, пока не будет захвачен замок, особняки центрального квартала и не сдастся гарнизон фортов.
К вину Конан не притронулся, и Хальк сунул флягу Эгилруду. Тот тоже отвел его руки и сказал:
— Конан, вокруг замка уже достаточно войск. Больше там не понадобится. Пусть солдаты барона займутся охраной и конвоированием пленных из фортов.
Конан кивнул, и Хальк воскликнул:
— Мои люди готовы выполнить любой приказ могучего Конана Киммерийца. Но, умоляю, не лишайте их законного права разграбить город. Впрочем, ваши солдаты заслужили эту потеху не меньше чем мои. Яйцо разбито, и бессмысленно пытаться собрать его заново.
— Вы так считаете, барон? А ты, Эгилруд, что скажешь? — Не дождавшись ответа, Конан нахмурился и сурово сказал: — Что ж, значит, так тому и быть. К Нумалии у меня никогда не было теплых чувств.
Взяв из рук Халька флягу, он припал к ее горлышку, осушил до дна и, отбросив посудину на камни, махнул рукой:
Как только победа будет окончательной, назначьте караул и конвой для пленных, а остальные солдаты — пусть делают, что хотят!
Глава XIIIКОЛЫБЕЛЬ ИМПЕРИИ
За высокими, ярко освещенными стрельчатыми окнами королевского дворца аквилонской столицы Тарантии мелькали тени танцующих. Из-за стен дворца доносились музыка, смех и веселые возгласы. Придворные и аквилонская знать собрались на торжественный бал, посвященный проводам офицеров, возглавляющих очередные набранные для военных действий легионы. На следующее утро молодым воинам предстояло отправиться в долгий поход, из которого далеко не всем из них суждено будет вернуться. Сегодня же праздник был организован них, для них плясали красивые девушки, для них играла музыка, для них разливали в кубки лучшее вино.
В глубине дворцового сада, на пристроенной к одной им численных галерей веранде сидела королева Зенобия одетая в расшитый золотом и драгоценными камнями хитон. Застекленные двери отделяли ее от дворцового зала, где кружились в танце придворные и гости. У дверей в каждом углу веранды стояли, словно тени, неотлучные телохранители королевы — Черные Драконы, одетые в свои вороненые кольчуги. Рядом с Зенобией в помпезном кресле устроился ее обычный собеседник — лысеющий, не слабеющий, но лишь набирающийся с годами мудрости канцлер Аквилонии Публио.
Бал идет спокойно и размеренно, Ваше Величество, — сообщил канцлер королеве. — Дворцовые слуги знают свое дело и легко справляются с ним, не утомляя приглашенных чрезмерным весельем и излишними развлечениями.
— Это хорошо, — с легкой зыбкой отозвалась королева. — Я рада, что мы нашли двойное применение части присылаемых королем денег, захваченных в качестве трофеев и полученных в виде контрибуций. Хотелось бы, чтобы эти молодые люди запомнили на прощание что-то приятное, связанное с родным городом и королевским дворцом, перед тем как они отправятся в далекий поход.
При этих словах улыбка слетела с лица королевы, вспомнившей о своем вечно отсутствующем супруге.
Публио же невозмутимо продолжал развивать свою мысль:
— Ваши празднества, госпожа, куда более спокойны и цивилизованны, чем те, что устраивает наш глубокоуважаемый король. В последнее время во дворце не происходят ни турниры, ни потешные баталии, никто не упражняется в рассказывании публике фривольных или кровавых историй, никто, наконец, не напивается до полусмерти. Да и без обнаженных танцовщиц, по моему мнению, празднества куда приличнее и спокойнее… В общем, Ваше Величество, организованные вами балы мне куда больше по вкусу.
— Неужели, Публио? — Королева слегка нахмурилась. — Я, безусловно, стараюсь внести свой вклад в сохранение славы аквилонского двора, как столицы самой высокоцивилизованной и культурной страны в Хайбории. Но не стоит и умалять величие варварского духа, неиспорченность души человека, рожденного дикарем. Подчас голос с грубым акцентом может оказаться самым звучным во всем придворном хоре и объявить то, что как божественную истину воспримет весь народ.
Королева помолчала, провожая глазами удаляющихся по садовой тропинке молодого офицера и льнущую к нему девушку из приглашенных на бал дочерей тарантийских аристократов. Затем, вздохнув, она добавила:
— В конце концов, именно безудержным варваром и бесстрашным воином-дикарем, а вовсе не повелителем Аквилонии был Конан, когда я полюбила его с первой встречи, с первого взгляда.
Решив переменить тему, канцлер обратился к последним политическим и военным событиям:
— Какой приятный поворот судьбы, госпожа: покорение нашим королем Немедии дает вам возможность править Бельверусом, вашим родным городом…
— Да, и какая в этом ирония! Я, некогда проданная в рабство на рынке Бельверуса… А теперь вся Немедия присягает на верность моему супругу… Иногда я спрашиваю себя: не захочет ли Конан когда-нибудь покорить и его родную Киммерию? Сомнительно, чтобы даже он сумел подчинить такой гордый и свободолюбивый народ. — Покачав головой, королева словно невзначай поинтересовалась: — Как вы думаете, Публио, Конан действительно твердо решил покорить весь мир? Канцлер пожал плечами:
— Кто знает… Во время наших последних встреч я предупреждал его, что не следует, по крайней мере, провозглашать эту цель открыто. Может статься так, что короли Хайбории объединятся против него. Но, к моему удивлению, видя военные успехи Конана, некоторые из них уже устремились к нему, желая стать вассалами повелителя Аквилонии.
Зенобия наклонилась к канцлеру и спросила:
— А разубедить его вы не можете?
— Наш король, — вздохнул Публио, — не из тех, кто отказывается от своих планов, о чем вы и сами прекрасно знаете, Ваше Величество. А эта идея, похоже, крепко засела у него в голове. Трудно предположить, что могло бы заставить его отказаться от нее, кроме… — Помолчав, Публио заставил себя произнести вертящиеся у него на языке слова: —…Кроме поражения. Впрочем, надеюсь, что если королю удастся победить Амиро, то это на некоторое время насытит его жаждy захватчика. А там, глядишь, нам удастся надолго занять его делами обустройства новой, изрядно расширившейся империи.
Тут канцлер осекся, опасаясь, не наговорил ли он лишнего. К его удивлению, королева поддержала разговор на эту тему:
— Я понимаю: Конан будет очень доволен победой над Кофом. Ведь до сих пор он присоединил к своим владениям территории лишь двух королевств, напавших на нашу страну первыми. А Амиро перешел ему дорогу… — Так что теперь, если Конан и захватит королевство своего новоявленного врага-соперника, то никто не сможет поставить ему это в вину. — Публио оживился, чувствуя себя в разговоре о политике и дипломатии как рыба в воде. — Что касается резни, учиненной нашими ставленниками в Немедии — это, можно сказать, их внутреннее дело. Мы лишь помогли одной из сторон морально, будем так считать. Куда важнее присутствие там аквилонских легионов, угрожающих Северному Офиру и самому Кофу. С сегодняшним курьером я получил указание короля начать переговоры с коринфийским посланником на предмет пропуска нашей армии на юг через территорию Коринфии, с целью удара по кофийским землям. Такое соглашение было бы весьма выгодно для Конана, независимо от того, собирается он учитывать нейтралитет Коринфии или нет.