– Хорошо. Иди вперед, Нарсес.
Солдат снова глотнул и, заметно поколебавшись, пошел назад по тому пути, по которому прибежал. Гаранидес заметил, что Ахеранатес идет вплотную рядом с ним. Лейтенант, очевидно, думал, что даже то, что могло напугать испытанного в боях солдата, все же лучше, чем вскрывать захоронения, которым уже несколько дней.
Возле куста терновника, который рос из расселины в скале, стояли два вахтенных солдата. Они старались не смотреть в узкое отверстие в скале. Они были похожи на Нарсеса – в кольчугах, в шлемах, с горбатыми носами и кривыми ногами, и их глаза тоже казались испуганными, а их лица приняли зеленоватый оттенок.
Нарсес остановился перед этими двумя и указал на расселину.
– Там, внутри, сэр. Я заметил кровавый след, сэр, который вел туда, ну, я заглянул и... – Смущенно дернув плечами, он прервал себя.
Кровавый след был хорошо заметен. Он тянулся, словно черная полоса, по камню к терновому кусту.
– Вырвите куст, – резко приказал Гаранидес. Может быть, бандиты или кезанкийцы расчленили тут кого-нибудь и бросили труп воронам. Смотреть на жертвы такого убийства нравилось ему еще меньше, чем слушать их вопли, а судя по лицам этих людей, жертва была убита зверским образом.
– Приступайте немедленно, – добавил он, увидев, что они продолжают мяться, теребя свои сабли.
– Слушаюсь, сэр, – подавленно сказал Нарсес.
Они использовали свои клинки как ножи для подрезания кустов и сопровождали свою работу сдавленными проклятиями, когда колючки сквозь кольца кольчуги впивались им в кожу и застревали в ней.
Наконец куст был вырван, и колючие ветки не закрывали больше расселину. Гаранидес поставил ногу на выступ и заглянул в расселину. Он испуганно затаил дыхание.
Прямо на него смотрели невидящие, нечеловеческие глаза, выделявшиеся на лице, покрытом чешуей. Слегка приоткрытый в агонии рот с острыми клыками оскалился в усмешке, казавшейся издевательской. Неестественно длинная костлявая рука с перебитым запястьем вцепилась когтями в покрытые кровью обрывки кольчуги, под которой угадывались глубокие рваные раны. Кроме этих ран, вероятно, были и другие, и все они, как заметил Гаранидес, были нанесены мечами или, во всяком случае, таким родом оружия, которое употребляется людьми.
Но стервятник, круживший неподалеку, не потревожил труп этой твари, подумал капитан.
– Что это там? – поинтересовался Ахеранатес. Гаранидес выбрался наружу, чтобы освободить место лейтенанту – пусть посмотрит.
– Вы видели что-нибудь еще в том направлении? – обратился Гаранидес к солдатам.
Пронзительный вопль вырвался из уст Ахеранатеса, и стройный офицер почти свалился сверху. Он неподвижно уставился на своего начальника и на трех кавалеристов. Лицо его было совершенно диким. Он прижимал руки ко рту.
– Митра! – всхлипнул он. – Что это?
– Точно не кезанкиец, – сухо ответил Гаранидес.
Лейтенант, шатаясь и сдавленно рыдая, прошел несколько шагов, и его вырвало. Гаранидес покачал головой и снова повернулся к солдатам.
– Так видели вы что-нибудь еще или нет?
– Конечно, сэр. – Нарсес был откровенно рад возможности поговорить о чем-нибудь еще, кроме этого существа в расселине. – Лошадиные следы, сэр. Двадцать или больше. Они вышли из лагеря внизу, прямо здесь – прошли мимо этого места и направились в этом направлении. – Он показал, вытянув руку, на юг.
– Будем преследовать дальше? – пробормотал капитан, обращаясь сам к себе.
– Мы должны повернуть назад! – прохрипел Ахеранатес внезапно. – Мы не можем сражаться с демонами.
– Я впервые вижу демона, убитого обыкновенным человеческим клинком, – ровным голосом ответил Гаранидес. Он с облегчением заметил, что после слов Ахеранатеса паника прошла. – Вытащите труп наружу, – в его глазах появилась решимость. – Мы спросим нашего кезанкийского приятеля, видел ли он его или таких, как он.
Ворча себе под нос, кривоногие кавалеристы забрались в расселину и выволокли неподвижное тело наружу. Пока они занимались этим, капитан возвратился в лагерь.
Кезанкиец лежал с раскинутыми руками и ногами, привязанный к кольям, на земле, окруженный солдатами, которые заключали друг с другом пари, раскроет он наконец рот после следующей пытки или будет молчать.
На углях небольшого костра лежало около дюжины металлических прутьев. Запах паленого мяса и красные полосы на ступнях и на безволосой груди пленного говорили о том, для чего использовались эти прутья.
Резаро, который сидел на корточках возле кезанкийца, засунул металлический прут в огонь.
– Он немного пока что рассказал, сэр, – доложил он.
– Неверные псы! – прохрипел пленный. Его черные глаза сверкнули на Гаранидеса поверх длинной спутанной бороды, которая была почти такой же черной. – Отродье грязных верблюдов! Ваши матери не лучше глупых овец! Ваши отцы...
Резаро равнодушно закрыл ему рот рукой.
– Я сожалею, сэр. Но в любой из их деревень любому из нас, окажись мы на его месте, пришлось бы намного хуже. Этот парень рассматривает как персональное оскорбление, что мы хотим получить от него немного сведений, вместо того, чтобы прикончить его на месте.
– Я не стану говорить! – проворчал кезанкиец. – Перебейте мне кости на руках – я не стану говорить! Выколите мне глаза – я не стану говорить! Отрежьте мне...
– Это действительно очень интересные предложения, – прервал его Гаранидес. – Но я хочу от тебя кое-чего совсем иного. – Черные глаза смотрели на него встревоженно. – Я ручаюсь, что кто-нибудь там, наверху, по меньшей мере, один из твоих людей смотрит сюда вниз, на нас. Может быть, кто-то из твоего рода. Но это не играет большой роли. Как ты думаешь, что случилось бы, если бы этот наблюдатель увидел, как мы, улыбаясь, развязываем твои путы, помогаем тебе встать на ноги и дружески похлопываем тебя по плечу?
– Убейте меня! – прошипел человек. – Я ничего не скажу.
Гаранидес рассмеялся.
– Нам не нужно тебя убивать. Этого они от нас и ждут. И от них ты примешь гораздо более долгую и мучительную смерть – вот чего я боюсь, приятель. И твой дух навсегда будет обречен бродить между этим миром и миром следующего рождения, одинокий, отверженный всеми живущими существами – и демонами.
Кезанкиец все еще молчал, но выражение его лица было нерешительным. Ну, хватит, подумал Гаранидес.
– Нарсес, принеси сюда падаль и покажи ее нашему гостю.
Солдаты отвернулись, глотнули и забормотали охранительные заговоры, когда Нарсес с еще одним товарищем приволокли окоченевший труп. Гаранидес не выпускал пленного из виду. А он быстро отвел глаза от мертвого человека-ящерицы и снова, полный жгучей ненависти, повернулся к капитану.
– Тебе ведь знакома эта тварь, не так ли? – спросил его капитан.
Кезанкианец нерешительно кивнул. Теперь он смотрел на Гаранидеса так, словно хотел его убить.
– Таких, как он, называют с'тарра. – Он скривил рот и плюнул. – Многие из этих трижды проклятых стервятников служат злодею, который живет в мрачной крепости на юге. Многие мужчины и даже женщины и дети пропали за ее толстыми стенами, и никто их больше не видел, ни живых, ни мертвых. Не осталось даже тел, которые можно было бы предать земле, чтобы их мертвые души могли обрести мир. Этого поругания мы не могли выносить безнаказанно. Поэтому мы убиваем друг друга...
Тонкогубый рот снова скривился, и человек мрачно посмотрел в пространство.
– Врешь, – насмешливо сказал Гаранидес. – Правда тебе известна так же, как твой папаша известен твоей мамаше. Вы, горные псы, не видели никакой крепости. Вы даже боитесь своих баб и покупаете себе детей за медные деньги.
Смуглое лицо становилось все более темным и яростным по мере того, как капитан говорил.
– Развяжи меня! – взвыл кезанкиец. – Развяжи меня, ты, который пьет мочу шакалов, и я смогу доказать тебе свое мужество, я искромсаю тебя на куски!
Капитан презрительно рассмеялся.
– Даже если вас соберется несколько человек, вы не сумеете даже взять штурмом глинобитную хижину, в которой живут старая баба с внучками!
– Благодаря правоте нашего дела наша сила сравнится с силой тысяч, – горячо сказал человек. – Каждый из нас может убить две дюжины этих смердящих исчадий ада!
Гаранидес внимательно разглядывал глаза кезанкийца, которые застилала ярость, и незаметно кивнул. Это было лучшее подтверждение его предположению, что никто из горцев не находился сейчас на пути, по которому они собирались идти, как он боялся.
– Ты говоришь, эти отродья ящерицы воруют людей? Они интересуются драгоценностями? Золотом? Самоцветами?
– Нет! – внезапно вмешался Ахеранатес. Гаранидес в гневе резко повернулся к нему, но молодой офицер уже лепетал: – Мы не можем... мы не можем этих... этих чудовищ... дальше преследовать! Митра! Нас послали, чтобы мы ловили Рыжего Ястреба... а не для того, чтоб мы убивали этих тварей, во имя всего святого!
– Заткнитесь, Ахеранатес! – выругался капитан. – Эрлик бы вас забрал!
– Я проведу вас, – вмешался кезанкиец, – и вы уничтожите этих чешуйчатых чудищ! Я действительно вас проведу.
Вместо дикой ярости на его лице появилось другое чувство, но какого рода, капитан не мог понять.
– Клянусь Черным Троном Эрлика! – проворчал Гаранидес. Он схватил Ахеранатеса за руку и оттащил лейтенанта за большую скалу, с глаз наблюдавших за ними людей. Капитан оглянулся, чтобы быть уверенным, что никто из них не пошел за ними следом. Когда он заговорил, голос его был тихим, но резким.
– Я терпел ваше бесстыдство, я сносил вашу глупость и вашу хитрость, и вашу чувствительность, которая хуже, чем распущенность десяти наложниц вместе взятых, но трусости я не потерплю, и особенно на глазах у моих солдат.
– Трусость! – дрожа от возбуждения, выкрикнул Ахеранатес. – Мой отец, Манерксес, друг...
– Мне плевать на это, даже если ваш папаша – сам Митра, собственной персоной. Клянусь Ханнуманом, ваш страх настолько велик, что его можно чуять, не приближаясь к вам на десять шагов. Нас послали сюда, чтобы мы привезли в столицу Рыжего Ястреба – а не какие-то слухи и предположения, что она, может, уже нашла свою смерть в горах.