Конан-варвар. Продолжения западных авторов Классической саги. Книги 1-47 — страница 760 из 1867

- Он сам лжец!.. - закричал Этцель, и голос его сорвался на визг, а на губах выступила пена. - Неужели вы прислушаетесь к словам презренного чужеземца?..

Вождь в серебряном шлеме повернулся к Конану.

- Кто ты такой, - спросил он, - что отваживаешься говорить на собрании предводителей?

- Я - Конан из Киммерии, - раздалось в ответ. - Я - защитник госпожи Эльфрид. Она избрала меня своим рыцарем!

Эльфрид повернула голову: знакомый голос достиг ее слуха. Их глаза встретились, и Конан увидел, как сквозь стоическую маску готовности к смерти пробился робкий проблеск надежды.

- Ты в любом случае опоздал ее выручать, - сказал вождь - Мы уже посоветовались и приняли решение доверить Царственному Быку ее судьбу... или судьбу Этцеля.

- Я готов биться с вашим Царственным Быком! - бросил свой вызов киммериец. - Я утверждаю, что старый подонок нанял боссонских пастухов, и они приучили Быка бросаться на женщин! Я тоже многого не прошу: позвольте мне ее защитить!

Ледяной взгляд вождя обратился на Этцеля.

- Правду ли говорит чужеземец?

- Это ложь! Это ложь, которую внушила ему ведьма! Неужели вы поверите слову чужестранца против слова предводителя одной с вами крови?..

- Я так поверил бы, если речь идет о предводителе вроде тебя, - сказал вождь. - Однако наше решение уже принято. - И он повернулся к Конану: - Как бы то ни было, юноша, тебе следует знать: смертному человеку запрещено поднимать оружие на Царственного Быка.

- Тогда, во имя Крома, я выйду против него безоружным! - прокричал Конан. - И если вам охота убить меня за это - валяйте! Потому что я спущусь на арену прямо сейчас!

Этцель услышал дружный крик зрителей, в котором звучало неприкрытое восхищение, и понял, что следовало срочно менять тактику.

- Господа мои, - сказал он, - я рад буду посмотреть, как этот недоумок повиснет на рогах у Царственного Быка. Да и может ли кончиться по-иному, если мы с вами взываем к Правде Богов? Что ж, пусть черноволосый ублюдок попытает силенку, состязаясь с величайшим зверем северных дебрей...

Он круто повернулся и зашагал к воротам, приостановившись только затем, чтобы еще один раз, последний, плюнуть на неподвижную Эльфрид. Потом молодая женщина осталась на арене одна. И опять прозвучал рев чудовища. Похоже, Бык находился всего в нескольких шагах от входа...

Конан отстегнул меч и кинжал и бросил их в руки одному из воинов Эльфрид, стоявших поблизости. Потом скинул сапоги, чтобы ненароком не поскользнуться, и, торопясь, содрал через голову рубаху. Оставшись в одной набедренной повязке, он вскочил на гребень стены, отгораживавшей арену. По толпе зрителей вновь прошел вздох восхищения, и немудрено: вся фигура киммерийца, украшенная множеством шрамов, казалась выкованной из гибкой пружинистой стали.

Вождь в серебряном шлеме подошел к нему.

- Я желаю тебе добра, юноша, и восхищаюсь твоим дерзким мужеством, сказал он Конану. - Но ты ничего не добьешься, только умрешь вместе со своей госпожой. Ни один человек еще не оставался в живых, выйдя на Царственного Быка без оружия. Даже когда Бык достигает старости и Его ловят для жертвоприношения, дело не обходится без смертей...

- Что ж, - сказал Конан, - если это и есть смерть, которая мне суждена, да будет так. Все лучше, чем смотреть, как унижают и мучают благородную женщину и некому ее защитить!

Вождь по-воински отсалютовал ему и вернулся на свое место. Конан еще постоял, балансируя, на краю стены, потом мягко спрыгнул вниз. Он приземлился у подножия десятифутовой стены, как кот: другие люди с такой легкостью соступают с невысокого порожка. Провожаемый одобрительными криками, Конан вышел на середину арены.

Остановившись возле Эльфрид, он ласково и осторожно вытащил кляп, болезненно распиравший ей рот. Несмотря на мучительные страдания плоти, молодая женщина ответила ему теплой улыбкой.

- Когда я узнала, что ты выручил мою девочку, я думала, что испытываю к тебе благодарность, выше которой уже и придумать ничего невозможно, - сказала она. - Но теперь... Ни у одной женщины еще не бывало подобного рыцаря. И я жалею, Конан, что ты решился на это. Бык убьет нас обоих...

- Не печалилась бы ты заранее, Эльфрид, - сказал киммериец. - Сколько я дрался и с людьми, и со зверями, и ничего, жив пока. И мне почему-то сдается, что я еще не все дела на этом свете переделал. Ну, где там эта зверюга? Посмотрим наконец, кто сильней!

- Тогда поцелуй меня, Конан, - прошептала она. - Сил у меня нынче маловато, но я хочу поделиться с тобой хотя бы немногим...

Конан взял ее лицо в ладони и с яростной нежностью поцеловал измученные губы. И ему показалось, будто сила в его теле, самое меньшее, удвоилась. Потом он отвернулся от Эльфрид и уставился на ворота, скрестив на груди могучие руки. Он был готов биться. Все равно с кем. Со зверем, с человеком, с демоном! Он не отдаст им Эльфрид. И все тут.

И вот снова раздался невообразимый рев, и все пространство ворот заполнила собой жуткая тень!

Конан прищурился, впиваясь глазами в сумрак. Животное выглядело сверхъестественным. Поистине, ни один бык из плоти и крови просто НЕ МОГ уродиться настолько громадным!..

Зверь рысцой выбежал на солнечный свет, и было бы величайшей неправдой сказать, что у Конана не дрогнула душа и не убавилось уверенности в успехе затеянного дела. Царственный Бык вовсе не был обыкновенной домашней скотиной. Его смешно было сравнивать даже со свирепыми быками, которых выращивали в Зингаре специально для бычьих боев на арене. Это был великолепный самец из породы диких лесных быков, прародителей домашнего скота, изредка встречавшихся на Севере. Однажды Конан голыми руками управился с диким киммерийским быком. Наверное, это был родственник Царственного Быка, но родственник младший. Тот киммерийский уроженец достигал в холке футов этак пяти. В Царственном Быке наверняка были все семь...

Какое-то время зверь медлил, поводя налитыми кровью глазами и, видно, соображая, куда же он попал. Он низко пригибал могучую голову, а на загривке виднелся монументальный горб мышц, выглядевших каменно-твердыми. Под лоснящейся шкурой так и перекатывались литые бугры. Бык был полон могучей, первобытной жизненной силы. Его голова была головой настоящего чудовища. Между глазами улеглась бы рука взрослого мужчины от пальцев до локтя. С нижней челюсти свешивалась косматая "борода". И надо всем возносились ужасающие рога. Они сверкали, как полированная слоновая кость, и вились сложным изгибом, точно немедийский боевой лук. Кинжально-острые концы разделяло полных пять футов...

Конан, что было для него весьма характерно, даже в столь отчаянной ситуации исполнился невольного восхищения при виде прекрасного, величественного животного. Он видел, что шелковистую черную шкуру украшало множество шрамов, заработанных в схватках за пастбища, за коров, за право называться Божественным Зверем. "Если у зверей вправду есть свой Бог, подумалось киммерийцу, - то вот Он здесь предо мной во плоти..."

Наконец Бык заметил Конана и Эльфрид, и его ноздри раздулись. Раздалось громоподобное фырканье. Пригнув голову, зверь принялся рыть землю передней ногой. Полетели комья травы и выдранных корешков. Они сыпались во все стороны, взлетали высоко вверх и падали на спину Быку.

Тяжелая голова вновь приподнялась. Бык двинулся с места и пошел вперед, обходя людей по широкой - футов пятьдесят - дуге и поглядывая на них одним глазом. Потом он повернулся и зашел с другой стороны, вглядываясь Другим глазом. Конан сообразил: глаза у Быка были так широко расставлены, что приходилось смотреть ими по очереди, соображая, что же это за такие двуногие существа там, впереди. Пока Бык кружился, Конан опустил руки и тихонько двигался боком, все время оставаясь между зверем и Эльфрид,

... Повисла тишина, мертвая тишина. Люди понимали, что у них на глазах творилась легенда. Герой вышел сражаться с чудовищем, и ставкой служила жизнь прекрасной и смелой женщины. Королевы. Барды, сидевшие среди зрителей, уже складывали стихи. И только один человек был вне себя от бессильного негодования. Этцель жевал усы, не находя себе места. Царственному Быку давно пора было бы запустить страшенные рога в тело ненавистной Эльфрид и разодрать его в кровавые клочья. Киммерийский наемник уже порядком испортил Этцелю удовольствие и заставлял еще больше мучиться ожиданием...

И вот Бык перестал кружиться и повернулся прямо к двоим обреченным. Вновь пригнув голову, он опять начал рыть землю копытом, на сей раз еще яростней. Комья улетали на много локтей назад. Зверь напрягся, готовясь напасть. А потом рванулся вперед, словно черный камень, запущенный из катапульты...

Инстинкт самосохранения властно приказывал Конану отскочить, но это значило бы оставить беззащитную Эльфрид на растерзание. Бык летел на него с неправдоподобной скоростью, и киммериец знал: настал миг предельной опасности. Не зря он провел детство на пастбищах своей родины. Он знал повадки быков. Каждый бык бьет сперва одним рогом, всегда одним и тем же. С какой стороны следовало ждать удара? Слева или справа?.. Ошибиться, отскочив не в ту сторону, - верная смерть...

Потом его коснулось жаркое дыхание животного, и правый рог быстрее всякой стрелы понесся варвару в бок. Конан извернулся, крутанувшись на пальцах левой ноги, и оказался как раз между рогами. Широченный лоб с невероятной силой врезался ему в живот, но Конан успел нагнуться как можно дальше вперед и обхватить руками шею в самом узком месте, сразу за головой. Он сдавил шею Быка, надеясь нарушить Его дыхание. Бык возмущенно взревел и затряс головой, пытаясь сбросить немыслимо наглое существо, которое сперва лишило Его возможности видеть, а теперь еще и душило!

Зверь уперся передними ногами и попытался расплющить человечишку о землю, но не сумел: размах гигантских рогов давал Конану достаточно места. Бык не мог вплотную прижаться лбом к земле. Тогда последовал мощный рывок: напрягая шейные мышцы, Бык вскинул голову вверх.