— Я! — радостно выкрикнул княжич Бранко.
Но остальные члены Малого Совета, главы крупнейших родов — молчали.
И тогда поднялся Конан:
— Это безумие. Я не верю князю. Благородство неведомо ему… Ни ему, ни его воеводам. Он просто убьет вас всех… И Лес лишится владыки, и тогда он пойдет войной — и победит!
— Не смей говорить так, чужеземец! — возмутился Бранко. — Ты не знаешь моего отца!
— Нет, это ты его не знаешь, если еще надеешься мирно договориться с ним о чем-то! Я повидал людей, подобных Брану! К счастью, никогда прежде не встречал таких у власти! Он не отступится, пока жив… И любое благородство ему чуждо. Для него существует только его цель! И он пойдет на любые преступления, на любые жертвы, чтобы достигнуть своего, — в голосе Конана прозвучало что-то похожее на восхищение, и княжич не осмелился спорить с ним.
Но князь Фредегар не отказался от своей затеи: он упорно считал, что поединок между вождями двух враждующих народов может решить многовековую распрю с наименьшими жертвами. И, кроме того, князь Фредегар искренне верил, что победа в честном поединке может достаться только тому, кто дерется за правду. Князь Фредегар был уверен в своей победе…
Он созвал Большой Совет на Священной Поляне. В этот раз на Священную Поляну прибыли не только воины Леса, но и все те, кто пришел из внешнего мира и готов был сражаться за Великий Лес. Князь поведал им свое решение и показал меч…
— Кто пойдет с нами?
Тридцать воинов Леса шагнули вперед, из них князь выбрал семерых. Среди них были Ратмир и Рагнахар.
— Хоть так послужу тебе, княжна! — сказал Ратмир, отдавая земной поклон Фрероне. — Жизнь положу за отца твоего… И за жениха!
Рагнахар подвел Вуйко к Брикцию:
— Если я не вернусь, почитай его, как отца… А ты, друг, не покинь сына моего, побереги его и воспитай воином!
— Зачем это тебе нужно? Я не верю ни в какие переговоры с князем Браном… Да и Конан тоже говорит… Конан в таких вещах редко ошибается! Из этого ничего путного не будет… Останься лучше, настоящего боя дождись! Ждать недолго придется! А так — ни за что голову сложишь!
— Если сложу голову — так за князя своего! А прежде, чем в бой идти, я в глаза им посмотреть хочу! Людям… Я ведь прежде из Леса не выходил никогда, до тебя я людей и не видал! Ты знаешь, что я про вас про всех думал, когда убили Хэльмитор! Представлял вас всех какими-то чудищами несусветными… Без души, без сердца, без жалости. Алчными трусами, все живое губящими себе на потеху! А ты вот — все равно что брат мне! У меня и в Лесу-то прежде друзей не было… Ни одной родной души, кроме Хэльмитор… И теперь, прежде, чем в бой пойду, — посмотрю хоть, какие они, люди! Не могу быть слепцом и глупцом… Понять хочу… Прежде, чем начну убивать, хоть в глаза загляну им: что там?
— Ничего хорошего ты там не увидишь, — вздохнул Брикций. — Может, и мне с вами отправиться? Если погибать, так вместе, рядом!
— Тебе сейчас не то что меча не поднять — не дойти туда! И на Совет-то ты зря пришел. Того и гляди, раны откроются. И получится, что я — живым вернусь, а ты — тут помрешь потихонечку. Лучше за Вуйко присмотри. А то как бы он за мной не побежал… В силу своих запретов я уже давно не верю!
Брикций приобнял Вуйко за плечи:
— От меня не убежит!
Вуйко скептически усмехнулся…
Княжича вызвались сопровождать пятеро ратников и Изок, но Бранко взял только двоих, а Изоку препоручил распоряжаться войском в свое отсутствие.
Иссахар тоже пожелал идти с княжичем. Конан тщетно пытался отговорить его — Иссахар стоял на своем.
— Я лучше, чем кто-либо другой, смогу убедить князя! Ведь я понимаю его чувства, не так давно я их полностью разделял! Я боялся колдунов, я ненавидел оборотней… И я не признавал за ними права не только на Лес, но даже на саму жизнь! Я расскажу князю о них… О том, какие они… О том, какие у них красивые женщины и прелестные дети, о том, как они умеют любить, радоваться, о том, что они благородны и милосердны… Я смогу убедить его отказаться от этой войны, согласиться на переговоры, на мир с Лесом!
Конан слишком уважал Иссахара, чтобы воспользоваться своим правом командира и удержать его силой. Но ему было тяжело отпускать от себя стигийца.
Конан долго смотрел вслед уходящим… Он не верил, что увидит живым хоть кого-то из них.
Рядом с ним, плечом к плечу, стояла Фрерона: отец отказался взять ее с собой, несмотря на все отчаянные мольбы, и теперь уходил на смерть, унося с собой ее душу, и княжна смотрела ему вслед, уже и живой-то себя не чувствуя, потому что Бранко и Рагнахар, разломив пополам, уносили ее сердце. Так и не заметил Рагнахар ее долгой любви… Так и не успела она понять своих чувств к Бранко… Смерть теперь за всех решит! Быть Фрероне вдвойне вдовой, сиротою горькою!
…Они с Конаном встретились взглядом, и каждый увидел в глазах другого отражение своих собственных отчаяния и боли, и, горестно зарыдав, упала «волчья княжна» в объятия киммерийца.
И прежде случалось, что волколюды проходили через всю Будинею большими отрядами, но так и не бывали никем замечены: поэтому и считалось, что волколюды могут становиться невидимками или, с помощью чар, «отводить глаза» обычным людям.
Отряд, ведомый Фредегаром, словно из-под земли возник у ворот княжьего терема. Дерево, даже мертвое, подчинялось заклинаниям лесных людей — ворота распахнулись сами собой, и никто из стражников не посмел задержать «волчьего князя» и его спутников. Ратники жались, прятались друг за друга, с почти священным ужасом смотрели на Бранко и двоих его спутников, таких же ратников, прежде хорошо знакомых княжьим слугам: Бран сказал, что все изменники погибнут в Лесу, что нет смысла преследовать их, что они обречены… Обречены платить жизнью за собственную ошибку, за преступную наивность, толкнувшую их на бунт против него, Брана. Родные уже оплакали всех мятежников, считая их мертвецами… И вот — по крайней мере, трое из них живы, включая самого княжича, по которому князь Бран справил тризну, а с ними — один из чужеземцев-наемников, которых Бран, по собственным словам, уничтожил до единого человека, и с ними — заклятые враги, волколюды… Трусливые звери в человеческом обличье, не знающие ни жалости, ни чести, они стояли здесь, перед нарядным крыльцом княжьего терема, бесстрашно глядя на окруживших их ратников, и их высокий статный вождь требовал встречи с самим князем!
Князь Бран, в сопровождении воевод и приближенных, вышел к ним навстречу. Князь Фредегар сделал шаг вперед… И воеводы и приближенные отхлынули назад, словно боялись, что «волчий князь» сметет их всех одним ударом! Но Бран стоял неподвижно… Казалось, он не видит ни Фредегара, ни его спутников, не слышит обращенных к нему слов. Страшный, испепеляющий взгляд был прикован к бледному лицу Бранко. И княжич опустился на колени под тяжестью этого взгляда…
— Отец!
— Мой сын мертв. Его забрала Ледея. Я справил по нему славную тризну! И скорбь моя не имеет границ… Мой сын мертв. Он погиб, сражаясь за меня! Сражаясь за свою землю! За власть! Тебя же я не знаю. Предатель не может быть моим сыном. И не говорите здесь о мире! Мир возможен, если… Если вы покоритесь и уступите Лес, и дадите мне путь к морю, и поклянетесь служить мне верой и правдой, и сами спилите ваше Священное Дерево, и забудете о том, что могли оборачиваться волками! И никаких переговоров с врагами и предателями… Я не могу так унижать свой народ!
— Значит, поединок, — спокойно сказал Фредегар. — Как положено вождям двух враждующих народов: честный поединок в чистом поле, на глазах двух армий, и пусть победит тот, в чьем мече больше правды! Войско того, кто будет в поединке сражен, должно отступить… Так велит древняя Правда! И так будет меньше крови…
— Поединок? Неужели волколюды не только кусаться, но и меч в руках держать умеют? — глумливо ухмыльнулся Бран. — Хорошо, ты получишь поединок… Но только не в чистом поле и не на глазах двух армий, а здесь и сейчас! Незачем армию тревожить раньше срока. Я быстро управлюсь с тобой, волк!
— Отец! Ты погибнешь! В твоем мече нет правды! — в отчаянии крикнул Бранко.
Князь Бран не пожелал снизойти до ответа. Он выхватил меч и двинулся на Фредегара… И «волчий князь» не спеша освободил из ножен свое дарованное альвами оружие.
…Князь не верил в то, что «нелюдь», выросший в Лесу, может быть достойным соперником ему, воину, с раннего возраста выученному фехтованию, беспрестанно совершенствовавшему и оттачивавшему свое искусство! Он бы и вовсе не вступил в поединок, если бы мог предположить, что схватка будет серьезной! Он намеревался «поиграть» с неопытным и наивным противником, направляя бой по своему усмотрению так, чтобы со стороны смотреться красиво, а потом — проткнуть волколюда насквозь одним из испытанных, безотказных приемов! Князь рассчитывал подогреть этим поединком боевой настрой своих людей и, заодно, завоевать еще большее уважение ратников… А заодно — хоть это и не казалось ему таким уж важным! — доказать, что в его руках, в его мече правда!
Но Фредегар не позволял проткнуть себя… Князь был чрезвычайно удивлен, когда, небрежно прощупав его умение, встретил вдруг руку твердую и ловкую, с необычайной легкостью парирующую удары противника! Мечи у обоих были полуторные, но ни Бран, ни Фредегар не спешили взяться за меч обеими руками, как это было бы удобнее — оба демонстрировали окружающим высокий уровень искусства, сжимая меч одной рукой… После первых же ударов Бран насторожился и стал внимательнее к своему противнику, боясь, что поединок примет малоприятный оборот. Бран несколько раз испытал ложный выпад, стараясь обмануть Фредегара, но все его приемы оказались знакомы «волчьему князю»: стоило Брану ошибиться, открыть малейший просвет, туда тотчас со свистом устремлялся меч Фредегара, и князь будинов едва успевал отбить атаку… Бран пробовал наступать — его меч был умело отстранен и едва не выбит из рук, и на миг он остался без прикрытия, и, не отшатнись назад, Фредегар проткнул бы его тем самым приемом, который сам же князь заготовил для врага!