– Подумать только, ведь это я буду встречать его первой в приемной!
– Жермена, в обмен на ваше замечательное сообщение я должна поделиться с вами кое-чем, о чем мне по секрету рассказала молодая американка, которая приезжала писать статью о новых коллекциях… Когда я задавала ей вопросы о месье Насте, она предупредила меня о некоторых его привычках.
– О его привычках?
– Да. Якобы в нью-йоркских кабинетах шепчутся о том, что наш босс – большой любитель молодых женщин… И что он нанимает персонал в соответствии со своими довольно оригинальными критериями. Вы понимаете?
– Она уточнила, предпочитает ли он брюнеток или блондинок?
– Жермена, я хочу сказать вам, что нужно будет соблюдать дистанцию и категорически отказываться от беседы с глазу на глаз…
Фальшивая нота и неверный шаг
Действительно, Конде Наст неравнодушен к очарованию красивых молодых женщин. Люди из его ближнего круга часто подшучивают над его пристрастием к стажеркам с изящной фигурой, девушкам из приличных нью-йоркских семей. В ответ на эти упреки он отвечает, что, занимаясь их дочерями, он оказывает услугу друзьям из Ньюпорта или членам клубов, которые он посещает.
Эдна Чейз, занявшая место главного редактора в 1914 г. после ухода Мари Харрисон, которой приходилось находить занятия всем этим девушкам, примирилась с этим несмотря на то, что новенькие чаще всего не имели никакой квалификации. В любом случае к найму стажерок предъявляются не такие строгие требования, как к найму сотрудников. Существует очень четкое различие между постоянным персоналом, нанятым за его профессиональные качества и преданность, и бесконечным потоком молодых женщин, глаза которых загораются при одной мысли о том, что они проведут неделю в офисе Vogue, самом элегантном из журналов, и которые, сами того не зная, станут посланницами журнала в городе.
Что же до верности Наста по отношению к своей жене и наоборот, то в светских кругах Манхэттена ни для кого не было тайной, что уже несколько лет супруги живут раздельно. В марте 1922 г. слухи об этом даже перепечатает американский таблоид The Tatler. Брак не устоял перед капризами, перед приступами гнева и перед все более и более непредсказуемым поведением Клариссы, как и перед неспособностью Конде вырваться из тисков своей профессиональной деятельности. Огромного материального достатка, которым наслаждалось семейство Наст, оказалось недостаточно для того, чтобы приглушить глубокую эмоциональную нестабильность Клариссы, ставшую причиной того, что за семнадцать лет совместной жизни супруги шесть раз подряд переезжали на новую квартиру. То же самое можно сказать о безудержных амбициях Конде, в плотном графике которого каждая минута работала на его профессиональный успех либо на продвижение по социальной лестнице.
Особенно много испытаний выпало на долю обоих супругов в 1915 г. В самом деле, Кларисса никак не могла решиться, вопреки все более и более вялым настояниям своих нью-йоркских преподавателей, отказаться от занятий пением. Убежденная в том, что ей уготована карьера, где она так же, как ее муж, могла бы отличиться, осенью она добилась возможности выступить в Бостоне на профессиональной сцене. Затея изначально была провальной. Бостонская публика славилась своей разборчивостью. Более того, она должна была выступать на одной сцене с тридцатисемилетним итальянским баритоном Паскуале Амато (своим ровесником), имевшим международное признание, благодаря которому в 1908 г. он был приглашен в нью-йоркскую Метрополитен-оперу. Наконец, программа, выбранная той, которая отныне представлялась как «Кларисса Кудер», была слишком претенциозной: три песни на немецком языке, пять – на французском и еще три – на английском!
В воскресенье, 28 ноября 1915 г., в 15 часов, глядя в партер, где сидели лучшие представители высшего общества, пришедшие посмотреть на триумф или провал одной из самых видных женщин Нью-Йорка, Кларисса Кудер с бьющимся сердцем вышла на авансцену Symphony Hall с сольным концертом, который должен был длиться около часа. После концерта она заметила, что ее итальянский коллега сорвал больше аплодисментов, чем она, но могло ли быть иначе, если она только что дебютировала как певица сопрано? Надежды рухнули на следующий день, когда вышла довольно ехидная статья в газете Le Boston Globe, само название которой уже задавало тон: «Первое выступление миссис Кудер. Исполнение песен и арий мистером Амато вызвало обычный восторг». Не нужно быть ясновидящим, чтобы оценить легкую предубежденность журналиста по отношению к певице. Следующие строки, к несчастью, лишь подтверждают это впечатление:
Мадам Кудер уже выступала в узком кругу, но нам стало известно, что вчера она впервые приняла участие в публичном концерте. Она исполнила три серии песен на немецком, французском и английском языках. При исполнении первой серии песен ощущалась ее нервозность. Уже спокойнее певица исполнила песни на французском языке, некоторые из которых, например «Время сирени» композитора Шоссона и «Пленившись розой, соловей» Римского-Корсакова, прозвучали с обнадеживающей красотой.
Что касается песен на английском языке, сочиненных Хоупом Темплом и Мэри Тернер Солтер, не говоря уже о вездесущей Good-by композитора Тости, то при их исполнении ее голос окреп и звучал без фальши. А если говорить о явной неравномерности ее голоса, когда она брала ноты среднего и низкого регистра, и слабости высоких нот, трудно сказать, объяснялось ли это обстоятельствами либо это ее постоянное состояние. Не удивительно, что мадам Кудер чувствовала себя совершенно комфортно, исполняя песни на французском языке. Что касается двух других языков, то английским она владеет великолепно.
Нет никаких сомнений, что в салоне исполнительница нашла бы ту интимную атмосферу, которая позволила бы оценить ее оригинальное, нежное и возвышенное исполнение, которое даже принесло бы ей определенный успех.
Кларисса, должно быть, задыхалась от злости, читая эти строки. Однако смертельный удар еще не было нанесен:
Среди зрителей, несомненно, было немало тех, у кого вызывало удивление или отвлекало платье, надетое на мадам Кудер. Как правило, вопрос об одежде не встает, когда речь идет о пении. В елизаветинскую эпоху женщины были не столь откровенны, и никто не ожидал, что кринолин будет прозрачным или просвечивающим.
Помощь мистера Эпштейна, сидевшего за фортепиано, была очаровательной и бесценной, пусть даже порой слегка настойчивой.
Последняя колкость, покушавшаяся на ее благопристойность, стала фатальной для Клариссы, которая так и не оправилась от этого удара. Никогда больше она не выйдет петь на сцену. К несчастью, этот провал продолжил серию ее начинаний, которые ни к чему не приводили. В 1910 г. она занялась интерьером офиса своего мужа. В 1914 г. она также попыталась пробиться в художественную среду, придумав декорации к новой пьесе Оуэна Джонсона «Саламандра», которая осенью шла на Бродвее. Как и многие ее подруги, она увлекалась благотворительностью, помогая заключенным, вдовам и обездоленным… Но она, без устали повторявшая, что благодаря фамилии Кудер ее муж добился успеха в свете и был внесен в Светский альманах, теперь боролась за то, чтобы ее собственная жизнь не свелась к положению супруги знаменитого издателя журнала Vogue. Между тем в 1917 г. в произведении Эмили Бербанк под названием Woman as Decoration («Женщина как украшение») был представлен лестный, хотя и двусмысленный портрет Клариссы:
Миссис Конде Наст, артистка и покровительница искусств, известна тем, что, осознавая свой тип красоты, она умеет подбирать к нему наряды. Тем, что знаменитые журналы Vogue и Vanity Fair стали для американских женщин зеркалами и хрустальными шарами моды, мы в огромной степени обязаны ее живому интересу и активному участию…
Что, если не считать ее красоты, осталось бы Клариссе без изданий ее мужа?
Неизвестно, как Конде Наст пережил самую последнюю неудачу той, которой он так восхищался. Обеспокоило ли того, кто так заботился о приличиях, это публичное оскорбление? Не преследовал ли его призрак отца, когда он засыпал рядом с Клариссой? Во всяком случае, существовало более чем достаточно явных причин, оправдывавших тот факт, что супруги расстались. В 1919 г. Кларисса собрала чемоданы и вместе с детьми, которым было тогда 14 и 16 лет, переехала в квартиру, расположенную в доме № 1000 на Парк-авеню, в получасе ходьбы от квартиры своего мужа в доме № 470. Злые языки обвиняли Наста в связи с Грейс Мур, молодой певицей с Бродвея, которой было 23 года (то есть она была на двадцать лет моложе Клариссы). В конце 20-х годов она сделала блестящую карьеру как… певица сопрано и стала известна во всем мире.
Американец в Париже
– Мадемуазель Мадлен! Он здесь! Он в приемной!
– Жорж в приемной? Но я же запретила ему…
– Какой Жорж? Да нет! Повторяю вам, что он здесь! Месье Хм-Хм.
На секунду замерев в нерешительности, которая кажется Жермене вечностью, Мадлен наконец понимает, что ранним мартовским утром 1921 г. из Нью-Йорка в бюро на улице Эдуарда VII прибыл мистер Конде Наст, ее работодатель.
– Ох! Он здесь… А что же он делает в 8:10 в приемной?
– Именно об этом я и спрашиваю себя. Я как можно любезнее, объясняясь жестами, предложила ему разместиться в кабинете месье Ортиза, но он, впрочем, весьма галантно и просто отказался. Улыбаясь, он дал мне понять, что предпочитает подождать у входа.
– Любопытно…
– А теперь я не знаю, что мне делать. Он сидит справа от стойки и может видеть все, что я делаю.
– А что же вы делаете, Жермена?
– Я? Я собиралась прочитать рассказ в газете о новой драме, случившейся в Сен-Дени, на бульваре Виктора Гюго. Там мужчина был ранен ножом… И умер от раны. Какие времена! Как вы думаете, должна ли я предложить кофе месье Насту?
– На самом деле, это было бы очень учтиво с вашей стороны.