Vogue, как и вся Франция, так или иначе приспосабливается.
В Нью-Йорке широко разделяют французское беспокойство. Вот уже двадцать лет, как Конде и Эдна работают рука об руку с Францией, двадцать лет, как они любят эту страну и их сердца бьются в унисон. Эдна покинула рухнувшую Европу 1 сентября. 27 числа она выступает с докладом перед объединением представителей нью-йоркского модного бизнеса, Fashion Group of New York, в отеле Biltmore, где излагает причины, по которым, как она уверена, парижские кутюрье не остановят производство и останутся «мэтрами моды». На этот раз не стоит вопрос о том, чтобы дать повод для сомнений, как в 1914 г., когда Vogue на некоторое время развернулся лицом к Нью-Йорку, пока Париж собирался с силами. Это признание в любви напечатали на страницах Vogue, чтобы все знали, что Соединенные Штаты не теряют веры в талант Парижа и его первенство в сфере моды.
Ближайшие недели приносят массу новых сложностей: театральная деятельность и деловая жизнь в целом возобновились, но кутюрье шьют очень медленно. Более того, ограничен выпуск бумаги, и рекламодатели ведут себя сверхосторожно, не желая инвестировать в обстановке, далеко не благоприятной для потребления.
После декабря 1939 г. следующий номер Vogue выйдет в мае 1940 г. Жан Пажес, художник-иллюстратор, которому поручили нарисовать обложку, изобразил женщину с задумчивыми глазами, в шляпке, увенчанной длинным пером. На заднем плане – марширующие солдаты…
Номер был подготовлен благодаря тем, кто оставался в строю: главным образом фотографу Андре Дюрсу и художнику Берару. Журнал не всегда занимает адекватную позицию, ведь найти нужную тональность невероятно сложно. В этом номере редакция обратила внимание на женщин, которые вернулись на работу. Им предлагают за 150 франков (номер Vogue стоит 12 франков) отдохнуть в доме Элизабет Арден или сделать массаж шеи в доме Guerlain, о стоимости которого предпочитают умалчивать.
В конечном счете номер за апрель-май 1940 г. станет последним перед оккупацией Франции Германией, начавшейся 10 мая. Сюзанна находит никудышными «десять заповедей», предназначенных женам, чьи мужья должны приехать в отпуск. Статья, о которой идет речь и которую она считает слишком угодливой, называется «Расслабляющий отпуск»:
Вот и он, наконец! А вы готовы?
Вы выбрали красивые платья?
Цветы, чтобы он снова почувствовал себя дома…
И повесьте картины, снятые со стен в сентябре.
Подготовьте ответы на вопрос: «Куда мы пойдем сегодня вечером?»
Предупредите его друзей (но не любовницу).
Подумайте о его спортивных принадлежностях.
Пусть ваше вино не будет слишком крепким, а кофе – слишком слабым. И пусть, выйдя из ванной, он найдет в табакерке своей любимый табак…
И пусть последний ужин удивит его!
Эти советы, размещенные между двумя рисунками Берара и серией фотографий Андре Дюрса, вновь возвращали француженок на то место, которое они занимали до Первой мировой войны, то есть место супруги, обязанной ублажать мужчину. Они ставят крест на французском издании журнала Vogue в том виде, в каком он выходил до оккупации, и, безусловно, на определенном образе женщины. В мае улетучиваются последние надежды избежать хаоса.
Что ждет французские издания? Найдется ли место для американского журнала Vogue в новой обстановке после поражения? Множество вопросов возникало по обе стороны Атлантики.
Журнал Vogue во время войны
10 мая 1940 г., после восьми с лишним месяцев «странной войны», начинается немецкое наступление. Прорыв обороны войсками противника происходит так быстро, что перед французами маячит перспектива поражения.
В редакции журнала Vogue жизнь потихоньку вернулась в прежнее русло. Мишель де Брюнофф, Соланж д’Айен и Томас Кернан прилагают вдвое больше изобретательности, формируя новый весенний номер. Как написал Мишель де Брюнофф в письме к Конде Насту, с учетом 70 полос объявлений (Vogue воспользовался тем, что в сентябре 1939 г. закрылся журнал Femina) и блока цветных эскизов, сделанных Эриксоном, новый выпуск, который собираются отправить в печать 10 мая, обещает быть успешным. Решение отказаться от печати было принято неохотно, но стало очевидным, когда немцы продвинулись вперед.
Вся нация, переживающая тяготы войны, готовит снаряжение для солдат, поставляет продукты и одежду, занимается благотворительностью. В обстановке отчаяния нет места для роскошных изданий. И потом, команде кажется, что будет осмотрительнее сохранить драгоценный запас бумаги на будущее, которое, как все опасаются, будет еще мрачнее. И даже если бы номер все-таки появился, то рекламодатели – по традиции, в прессе рекламная вставка оплачивается после публикации – наверняка не смогли бы сдержать свои обязательства.
На заре 14 июня 1940 г. немцы вошли в Париж. Оставшиеся в городе жители, проснувшись, видят, как над Эйфелевой башней развевается флаг со свастикой. К их числу не относятся ни Мишель де Брюнофф, ни супруги Фогель. Главный редактор журнала Vogue, прежде чем принять решение уехать вместе с женой и детьми к кузенам в Сомюр, навел порядок в бумагах, оставшихся в доме № 65 на Елисейских Полях. Супруги Фогель, как и миллионы французов, направились на юг Франции, чтобы укрыться вместе с некоторыми сотрудниками Vogue и Jardin des modes в старинном замке в провинции Перигор. Антифашистская политика журнала VU превращает их во врагов нацистского режима. Страшась немецкого наступления, Мишель де Брюнофф с семьей в конечном счете присоединяется к супругам Фогель в замке де ла Валад.
После перемирия, подписанного 22 июня 1940 г., каждый принимает собственное решение. Супруги Фогель продолжают путь на юг: они приняли приглашение Конде Наста приехать работать вместе с ним в США. Скоро пароход отвезет их из Лиссабона в Нью-Йорк. Что касается Мишеля де Брюнофф, он в конце июля решает вернуться в столицу, чтобы с помощью Томаса Кернана заняться делами Vogue и Jardin des modes. Но на что остается надеяться?
В Париже редакцию уже посетили оккупационные силы: опечатали практически все помещения, сменили некоторые замки (в том числе на двери фотостудии), забрали оборудование. Немцы действительно проявляют пристальный интерес к индустрии моды и ко всему, что имеет к ней отношение: это не только символ величия и престижа, это также манна небесная с точки зрения финансов, которой Геббельсу хотелось бы осыпать Берлин или Вену.
Люсьену Лелонгу, назначенному своими собратьями глашатаем высокой французской моды, удастся убедить нацистского министра пропаганды в том, что этот проект нежизнеспособен и нужно дать возможность французским кутюрье работать в городе, который дарит им вдохновение и лучше им известен. Переговоры Мишеля де Брюнофф с оккупационными властями с целью получить разрешение на возобновление выпуска журналов Vogue и Jardin des modes окажутся менее плодотворными. Как только они понимают, что французский издатель не позволит манипулировать собой так, как они того желают, цензура просто-напросто отказывает ему в праве на издание. В любом случае немцы намерены развивать французскую версию Die Dame, своего журнала о культуре, моде и обществе.
По другую сторону Атлантики, где поражение Франции значительно подорвало моральный дух Наста, эта новость воспринимается как еще один удар. Остается только надеяться, что война как можно скорее закончится победой союзников.
В ожидании этого исторического дня Конде Наст и Эдна Чейз решительно настроены изо всех сил помогать своим французским друзьям. Прежде всего они, пользуясь тем, что почтовые отправления пока не прекратились, заверяют их в своей поддержке и передают новости о супругах Фогель, об американской команде и медиахолдинге. Письма, пришедшие из-за океана, вселяют надежду на лучшее будущее. Главное, что Наст и Чейз пополняют банковский счет французского филиала так, что даже в случае установления блокады Мишель де Брюнофф и Соланж д’Айен могут не стеснять себя. Благодаря этим хлопотам оба сотрудника до конца 1942 г. не знают нужды. А в случае форс-мажора Нью-Йорк разрешает Мишелю де Брюнофф использовать специальный резерв в качестве частного займа. Американское издание также не забывает своих верных помощников – иллюстраторов и фотографов редакции, которые в силу обстоятельств обречены на безработицу.
Наст и Чейз убеждены, что в ближайшие месяцы связь между Францией и Соединенными Штатами прервется. Письма из одной страны в другую уже приходят нерегулярно. Статьи и рисунки, отправленные из Марселя, не всегда доходят до адресата. В мае 1941 г., принимая во внимание эти сложности, Конде Наст просит Мишеля де Брюнофф прекратить попытки отправлять отчеты о парижской моде и свести к минимуму расходы французского филиала.
Наст и Чейз, возможно, не осмеливаются произнести вслух, что по ту сторону Атлантики клиентки не желают перенимать стиль, в котором чувствуются ограничения, дефицит и необходимая сдержанность. После массовой отправки мужчин в Германию французские фабрики и заводы простаивают. Увеличения часов рабочего времени в неделю, узаконенного в 1939 г., будет недостаточно для того, чтобы остановить падение производства. Не считая того, что оккупанты обложили тяжелой данью французскую промышленность. Из 10 миллионов пар обуви, пошитой в течение 1939 г. (в шесть раз меньше, чем до войны), 6 миллионов пар предназначены для рейха. С сентября 1940 г. французы обязаны заявлять о запасах текстильного сырья. В 1941 г. вводится карточная система на одежду.
Основной гардероб женщины определяется следующим образом: «два платья, два халата или блузы, один плащ, две пары зимних перчаток, зимнее пальто, три верхние рубашки, две комбинации, трое трусов, шесть пар чулок, шесть носовых платков». За пределами этого минимума женщина может подать прошение на талон на текстильные товары.