Пока Богданов стрелял в беглецов, Данило покончил с теми, кто подавал признаки жизни. Подойдя, лейтенант увидел, как сотник вытирает окровавленный клинок. Лисикова стояла с «ТТ» на изготовку и настороженно смотрела по сторонам. Богданов сунул ей «ДТ», после чего, на ходу развязывая гашник, устремился к ближнему кусту. Тугая, толстая струя ударила под корень, и лицо летчика приняло блаженный вид. Однако радость сменилась тревогой: под кустом кто-то вскрикнул и шевельнулся.
– Лежать! – приказал Богданов, разглядев. Он досуха опорожнил мочевой пузырь, стараясь, чтоб ни одна капля не пропала без дела, после чего скомандовал: – Встать!
Путила поднялся на дрожавших ногах. Лицо его было перекошено, большая часть свитки стала темной от влаги. От купца воняло, но запах этот радовал.
– Пошел!
– Ух ты! – обрадовался Данило, заметив купца. – Попался, уд коний! – Сотник отвесил Путиле крепкую затрещину. Купец качнулся, но устоял. – Данило сморщился: – Он обоссался?
– Лег не в том месте! – пояснил Богданов, завязывая шнурок гашника. – Попал под струю.
Данило захохотал.
– Как меня нашли?
– Это она! – Данило указал на Аню. – Издалека разглядела! Золото, а не девка!
– Я штурман! – сказала Аня, краснея. – У меня была карта и человек, знающий местность.
– Ни в жисть больше в птицу не сяду! – пожаловался Данило. – Кишки в рот едва не забросило!
«Посадка была еще та!» – согласился Богданов и пошел искать свои вещи. Пояс с кобурой, ножом и кошельком нашлись в тороках главного немца. Лейтенант затянул ремень, достал нож и срезал с сапог волочившиеся куски ременных пут. Аня полила ему на руки из фляги, Богданов, фыркая, с огромным удовольствием смыл с лица мучную и дорожную пыль.
– У вас на голове кровь! – заметила штурман. – Я перевяжу!
– Ерунда! – отмахнулся лейтенант.
Пока Богданов наводил красоту, Данило связал Путилу и отправился собирать коней. Это не заняло много времени. Привязав добычу, сотник принялся потрошить седельные сумки и собирать трофеи с мертвых. Богданов тем временем осмотрел самолет. Жесткая посадка не повредила «По-2»: шасси оказались в порядке. Топтавшаяся рядом Аня болтала без умолку:
– Довмонт поставил всех на ноги и велел сыскать вас кровь из носу! Его люди опоздали – вас увезли. По убитому мной немцу догадались, кто похитил. Стали думать, куда вас тащат, Данило догадался… Я поняла, что сверху мы вас быстро найдем, так и вышло… Я «эрэсом» далеко перед вами целилась, а чуть в вас не попала. Так испугалась!.. Мне порты дали, а они велики, некогда было по размеру искать. Я в них смешная, да?
«Ты сама прелесть!» – хотел сказать лейтенант, но промолчал – время для проявления чувств не пришло. Богданов попросил карту, Аня достала планшет, они принялись рассматривать километровку. Местность кругом, понятное дело, была другой, но очертания рек и берегов с веками значительно не меняются. Аня указала их нынешнее место. Богданов прикинул и проложил маршрут.
С помощью Данилы он развернул самолет. Медлить не следовало: солнце клонилось к закату.
– Полечу в Сборск! – объявил Богданов.
– Почему не в Плесков! – удивился Данило. – Там вас ждут! Люд, прознав, взбунтовался: немцы богатыря схитили! Лавки немецких купцов стали разбивать, едва до смертоубийства не дошло. Лети в Плесков, брате!
– До него далеко, а горючего мало. До Сборска верст пятнадцать по прямой – мигом будем! Айда с нами!
– Ни за что! – отказался Данило. – По вашему следу погоня скачет, до темна здесь будет. С ними вернусь. Этого, – он кивнул на связанного Путилу, – в Плесков на суд веча доставить надобно.
– Бросить его волкам на поживу – вот и весь суд! – сказал лейтенант. – Ладно, как знаешь! – Он полез в кабину.
– Товарищ лейтенант! – встряла Аня. – Может, я поведу? У вас голова разбита!
– Ни за что! – в тон Даниле сказал Богданов. – Я видел, как ты садилась!
Аня надулась и направилась к винту. К самолету подошел Данило. В руках он держал кожаный мешок.
– Вот! – сказал со вздохом. – В тороках Путилы было. Серебро, добрых полпуда. Ты Путилу пленил, значит, твое… – Лицо сотника выражало неприкрытое сожаление.
– Пойдет на общее дело! – заверил Богданов, бросая мешок под ноги. – Не пропью!
Аня провернула винт, мотор затрещал, через минуту «По-2» был в воздухе. К Сборску долетели засветло. Богданов посадил машину на лугу, подбежавшие солдаты закатили «По-2» в капонир. Богданов объяснил им и подскакавшим кметам, что Данило с княжной и Конрадом будут послезавтра. Солдаты и кметы смотрели настороженно, пришлось рассказать о случившемся. Воины хмурились и крутили головами. Пока вели разговоры, после шли к хоромам, стемнело. Служанки, суетясь, стали собирать на стол, Богданов с Аней умылись и переоделись. Ужинали при свечах. Богданов запил жирную свинину кружкой пива и только сейчас почувствовал, как слабеет пружина, скрутившая его с момента похищения. Он отрешенно уставился в стол и очнулся от прикосновения влажного. Аня, подойдя, осторожно промывала ссадину на его голове. Он послушно позволил ей закончить и отказался от повязки – царапина. Встал. Она вопросительно смотрела снизу.
– Вот что, Аня, – сказал Богданов, – язык у меня поганый, сама знаешь: сначала говорю, потом думаю. Если вдругорядь скажу обидное, размахнись – и по уху! Ясно?
– Что вы?! – удивилась она. – Как можно?.. Командира?
– Какой я тебе командир?! – нахмурился он. – Я тебе Андрей – на вечные времена. Чтоб никаких «вы»!
Она робко кивнула.
– Ах ты, лисеныш! – он шагнул и обнял ее. – Сердечко мое отважное, штурман мой золотой, девочка моя… Да я тебе по гроб… – Он поцеловал ее в дрогнувшие губы, резко отстранился и вышел. Аня смотрела ему вслед. Затем машинально поднесла к глазам зажатое в руке мокрое полотенце. На полотне остались пятна его крови. Она вздохнула и коснулась их губами…
14
Званка, пыхтя, тащила тяжеленное лукошко. А поначалу казалось легким! Сокровенная полянка не подвела. Едва Званка продралась меж колючих елочек, как увидела россыпь боровиков, молоденьких и старых. Девочка даже засмеялась от радости. Никто в Сборске не ведает о ее месте, никто сюда не заглядывает. Ели надежно укрывают полянку от жадного взора, но не от Званки! Местечко-то рядом с городом, какая-то верста с гаком – мигом сбегать и вернуться. Теперь гак давал себя знать. Пожадничала. Поначалу Званка срывала грибы подряд, потом одумалась и стала выкручивать только молоденькие. Тятя любит именно такие. Захворал тятенька нутром, ничего не ест. Мать отчаялась, а тут тятя грибочков попросил. Мать Званку выправила, хоть и вечерело. Знает мать: Званка мигом обернется!
Мать учила Званку: «Не бери старых грибов! Они в еду негожие, зато в лесу деток дадут. Придешь вдругорядь, те и выскочат!» Званка так и поступила. Старые грибы, что сорвала впопыхах, из лукошка достала и уложила шляпками на иглицу. Пусть деток дают, Званка на полянку еще наведается. Зато молодых грибов Званка навалила без роздума. Поначалу нести было легко, затем лукошко потянуло к земле. Тяжко! Званка-то совсем большая, шесть лет на Пасху минуло, а к таким ношам пока непривычна.
Лес стал редеть, до опушки было рукой подать. Званка приободрилась и внезапно замерла. На камне у края дороги сидел человек. В полотняной рясе, подпоясанной вервием, с насунутым на лицо клобуком. Из-под клобука виднелась только черная борода. Чужой…
– Подойди, девочка! – сказал чужак ласково. – Не бойся!
Званка поколебалась и подошла. Если что, бросит лукошко и побежит. Посад-то рядом… Чужаку ее не догнать: Званка среди сверстниц самая быстрая!
– Ты из Сборска, девочка? – противно-медовым голосом спросил незнакомец.
Званка кивнула.
– Туда иду, да вот притомился, – продолжил чужак. – Стар я, ноги не носят. Успеть бы до темна, не то ворота затворят. Здорова ли княжна и Данило?
– Здоровы! – сказала Званка, успокаиваясь. – Только в Сборске их нету, в Плесков ускакали.
– Богатырь Богдан с ними?
– Был, да вернулся – на птице своей прилетел. Я как раз по грибы шла. Чародейка его с ним.
– Чародейка?
– Ну, более не чародейка, – поправилась Званка. – Ее отец Пафнутий окрестил, княжна с Данилой – крестные.
– Все-то ты знаешь! – удивился чужак. – Звать тебя как, чадо?
– Званка!
«А тебя как?» – хотела спросить девочка, но не решилась.
– Наслышан я про Богдана и птицу его, – сказал чужак. – Пришел поглядеть. Это хорошо, что богатырь вернулся.
– Он птицу просто так не показывает! – наставительно сказала Званка. – Только когда летает, глянуть можно, и то издали. Птице гнездо выкопали, плетнем закрыли, а плетень тот немцы стерегут. Строгие, всех гонят. Но мы наловчились – со стены глядим. Если кметы на стену пускают, конечно, – добавила Званка. Она росла девочкой честной.
– Не боитесь птицы?
– Чего ее боятся?
– Клекотом людей убивает!
– Она неживая! – возразила Званка. – Из дерева, железа и полотна сделанная. Отроки трогали, рассказывали. Сама птица никого не убивает, это Богдан из железной палки. Он ее, как поместит птицу в гнездо, с собой забирает.
– И сегодня забрал?
– Наверное, всегда с собой носит. Он в княжьих хоромах ночует.
– Покажешь мне гнездо? – спросил странник, неожиданно легко вставая с камня. Званка, стоявшая рядом, воспользовалась моментом и заглянула под клобук. Похолодев, застыла в страхе.
– Идем! – сказал странник, беря ее за руку.
Они выбрались на опушку, девочка указала рукой.
– Видишь, немцы стоят! – сказала строго. – Другие в доме неподалеку. Если что, мигом набегут!
– Беги и ты, девочка! – велел чужак, отпуская ее руку. – Дома заждались!
Званка не стала ждать повторного приглашения, припустила со всех ног. Куда тяжесть лукошка девалась! А чужак вернулся к лесу и зашагал по дороге. Отойдя с версту, он свернул в чащу, преодолел еще с полверсты и вышел к старой, поросшей кустарником балке. По всему было видать, что это заброшенное, редко посещаемое место. Однако сейчас в балке было многолюдно. Жевали овес привязанные к кустам кони, сидели и лежали на траве люди. Завидев человека в рясе, они не удивились. Жидята, а это был он, прошел к молодому рыцарю, сидевшему на застеленном пне.