Делать нечего. Раздосадованный Кондратенко все же решил ехать к наместнику. Дом его, недавно выстроенный на главной улице Нового города, для Порт-Артура казался дворцом. Массивное двухэтажное здание, окруженное со всех сторон причудливыми балконами, гордо возвышалось среди однообразных артурских строений. Никогда не испытывающий робости перед начальством, Роман Исидорович несколько волновался: все же — лицо императорской крови… Адмирал Алексеев был незаконным сыном Александра II и, следовательно, сводным братом Александра III, словом, самым влиятельным лицом на Дальнем Востоке.
К удивлению Кондратенко, прием оказался на редкость теплым. Наместник по-простому, без докладов, поздоровался с ним и довольно толково и быстро ввел в курс событий, рассказал о предстоящей работе, сделав упор на инженерную подготовку генерала, которая была так сейчас необходима крепости.
Скоро повеселевший Кондратенко вновь был в штабе крепости. Дежурный, посвежевший и подтянутый, встречал его в дверях и буквально передал с рук на руки щеголеватому ротмистру Бодяге — адъютанту коменданта крепости. Генерал Стессель, предупрежденный о визите Кондратенко к наместнику и узнавший от адъютанта о довольно теплом приеме у последнего, старался придать своему одутловатому лицу приветливое выражение.
Едва Роман Исидорович увидел коменданта крепости, сразу понял, кому попугайски подражает сопровождавший его адъютант. Высокий полный генерал, с гордой осанкой начинающей лысеть головы, аккуратно подстриженной бородкой и торчащими в стороны усами, выглядел внушительно. Глаза его светились неукротимой энергией, жаждой деятельности, но Кондратенко сумел разглядеть за внешней импозантностью — дешевое позерство, даже брызжущая из глаз энергия была наигранной. Стессель действительно любовался собой, не вникая особенно в доклад представляющегося генерала.
«Да, скудеет Россия на полководцев, — думал он, поглядывая свысока на невзрачного Кондратенко, — так, шпак какой-то, а не русский генерал. А две академии кончил… Ох, уж мне эти академики! Только поучать лезут. Впрочем, этот, видно, тихоня, его-то быстро обломаем».
Роман Исидорович закончил доклад, и Стессель сразу же вступил в разговор:
— Рад, бесконечно рад видеть вас, ваше превосходительство. Безмерно одобряю ваше стремление быстрее приступить к делам. Хотя спешить вам некуда. Воевать, бог даст, не придется. А если и будем, то с кем?.. Нельзя же японцев считать серьезным противником! Газетные писаки очень метко их назвали — желтые макаки… как и китайцы, и более ничего. Китайцев мы приструнили надолго… И другим азиатам — урок.
Стессель сладко зажмурился, вспоминая китайский поход и последовавшие после него награды. Материальные выгоды для него несомненны: по самым скромным подсчетам, он свои «военные трофеи» оценивал тысяч в пятьдесят рублей.
— А вы, ваше превосходительство, продолжал он, — тоже принимали участие?.. Не сомневаюсь, что получили удовольствие. Вот это война! Странно, что более двадцати лет трубят одно и то же: Шипка, Плевна, Скобелев… Я там тоже бывал. Пора бы всяким писакам нас, грешных, вспомнить…
Роман Исидорович не разделял восторгов будущего начальника. С трудом скрывая раздражение, слушал он напыщенную речь Стесселя. Вспомнился последний поход Сувалакского полка. Он хотел тогда написать докладную записку командующему войсками округа, но не решился. Только с братом по обыкновению делился: «Это не война, а разврат для войск: не успеем выслать цепь стрелков, как в цепи являются все штабные, а иногда и сам начальник отряда, и каждый начинает командовать, чтобы успеть проявить свое участие в деле; действительно надо торопиться, так как не успеем мы сделать несколько выстрелов и начать движение вперед, как китайцы начинают быстро отступать. Все старание сводится к тому, чтобы нагнать их и хоть несколько уложить на месте, а то иначе бой выходит без убитых и раненых…»
Стессель между тем уже пространно рассуждал о значении крепости в общей системе обороны Порт-Артура, высказывая плохо скрываемую неприязнь к морякам, командиру эскадры адмиралу Старку — удачливому сопернику на место среди особо приближенных к наместнику Дальнего Востока.
Флот давно стоял Стесселю поперек горла. Даже такая простая истина, что Порт-Артур — прежде всего военно-морская база, раздражала его. И если бы сам наместник не был моряком, Стессель давно бы запретил всякое общение гарнизона с эскадрой.
Комендант говорил бы еще долго, если бы не робкое покашливание адъютанта, третий раз заглядывающего в кабинет.
— Итак, ваше превосходительство, поздравляю вас еще раз с прибытием в Артур. Завтра на совещании представлю вас командованию и штабу крепости, — прервал он неожиданно свою речь.
В тот же день Роман Исидорович, как ни собирался, в бригаду не попал — остаток времени ушел на оформление документов и благоустройство жилья. К полуночи с помощью денщиков квартира приобрела уютный, но по-солдатски скромный вид.
С утра следующего дня Кондратенко посетил полки и сразу столкнулся с неразберихой и анархией, обычным для вновь сформированной части положением дел. Его поразило почти полное отсутствие в полках боевой подготовки, не только в масштабе частей, но и батальонов. Войска занимались хозяйственными работами, да и то от случая к случаю. Основное время тратилось на фронтовые учения и словесность. Занятия по словесности проводили обычно унтер-офицеры и юнкера. Конечно, облегчение господам офицерам, предпочитающим соперничать с моряками на аллеях «Этажерки» в погоне за благосклонностью весьма малочисленного женского населения города. Многие казармы были недооборудованы, топились по-черному, каменным углем. Солдаты угорали, наводняли полковые лазареты и предпочитали мерзнуть, чем так обогреваться. Антисанитария была чудовищной.
Первое впечатление было удручающим. Но Роман Исидорович, как всегда перед трудным делом, почувствовал необыкновенный прилив сил, страстное желание работать и работать. Хотелось быстрее сколотить полки, превратить их в настоящую боевую бригаду. Остаток недели он занимался знакомством с офицерами, работой штабов. Как всегда дотошно, вникал в полковое хозяйство. Дел много, а времени, увы, не хватало. Кондратенко отменил смотры, церемониальные марши, объявив по бригаде, что знакомиться с личным составом будет в ходе боевой учебы, и с начальником штаба принялся за отработку плана мероприятий по повышению боевой готовности бригады.
На очередном совещании у коменданта он уже смог выступить с предложениями по повышению боевой го-готовности войск не только своей бригады, но и всех сухопутных частей крепости.
Выступление было принято холодно, а генерал-лейтенант Фок — начальник 4-й Восточно-Сибирской дивизии — вообще отказался обсуждать этот вопрос. Выпад был настолько оскорбителен, что Стессель поспешил замять дело.
Кондратенко, с трудом сдерживая гнев и стараясь не глядеть на Фока, рассеянно слушал коменданта. В который раз за службу приходилось сталкиваться с тупым равнодушием и презрением к совершенно очевидным, просто необходимым армии и государству делам или с таким квасным патриотизмом, за которым стояла напыщенность и нежелание работать.
Стессель, чтобы окончательно закрыть вопрос о новом подходе к боевой подготовке, предложил Кондратенко, как военному инженеру, в ближайшие дни проинспектировать сухопутный фронт обороны и подготовить доклад о ее состоянии на одном из совещаний.
Кондратенко с удовольствием принял такое приказание. Еще на пути в Порт-Артур положил себе обязательным в первую очередь познакомиться с театром военных действий и подробно изучить оборону крепости.
У Романа Исидоровича сложилось двоякое мнение о командном составе крепости. На первом же совещании, где его представляли генералам и офицерам крепости, Кондратенко почувствовал открытую неприязнь со стороны Фока, добрую предрасположенность со стороны начальника артиллерии крепости генерала Белого, чопорность начальника штаба Стесселя генерала Розантовского, безразличие Никитина. Сам комендант, генерал-лейтенант Стессель, несмотря на неприкрытое фанфаронство и самолюбование, все же сумел вызвать его уважение. Роман Исидорович, не обладая броской внешностью, втайне завидовал красивым, уверенным в себе людям, с зычным голосом и врожденной армейской косточкой. Он знал, что Стессель окончил Павловское училище, в русско-турецкую войну воевал, но карьеру сделал во время подавления боксерского восстания. Изумляла, правда, некоторая некомпетентность, а иной раз и просто невежество в решении Стесселем военных вопросов, но Роман Исидорович почему-то надеялся, что в суровую годину испытаний именно такой человек поведет их за собой к победе.
После совещания Кондратенко, не откладывая дела в долгий ящик, в сопровождении начальника инженеров крепости полковника Григоренко, адъютанта и трех казаков выехал на сухопутный фронт. Поехали налегке, верхом, рассчитывая каждый раз к ночи возвращаться в город, обедать же на месте, в поле. Возвращение вечером для Романа Исидоровича было просто необходимым. Надо было контролировать, как идет боевая подготовка бригады.
Квантунский полуостров являлся довольно обширным горным массивом. Цепи гор тянутся с запада на восток, начиная понижаться от наивысших точек гор Юпилаза и Куинсан и постепенно переходя в плоскогорье, в юго-восточной части которого раскинулся Порт-Артур. Отдельно, на самом юге полуострова, возвышается Ляотешапский массив с самой высокой на полуострове горой Ляотешань. Горы, как и по всей Маньчжурии, имеют остроконечные вершины, скаты тоже весьма крутые. Состоят они из очень твердого известняка и слегка прикрыты землей, на которой редкими пучками растет трава и терновник. Лишь весной да ранним летом они радуют глаз изумрудным травяным покровом. В остальное время года вся местность представляется весьма суровой. Впечатление это особенно усиливается от множества лишенных растительности скал. Деревья здесь не растут совсем. Небольшие речки и ручьи часто пересыхают, вынуждая крестьян покрывать долины и нижние склоны гор бесчисленными оросительными каналами. Кондратенко обратил на них особое внимание потому, что они могут представлять серьезное препятствие для движения войск.