отя и недалеко. Получил подкрепление, снова пошел в атаку. Здесь, думал, будет конец. Один за другим погибали офицеры. И среди нижних чинов потери возросли. Японцы ворвались в люнет. Наши начали отступать, отбиваясь штыками. Хочу отметить действия унтер-офицера Литасова, принявшего на себя командование и вовремя запросившего помощь. Он сразу отправил на Орлиное гнездо ефрейтора. Кажется, Никифорова… Словом, только пред вашим приходом доложили: люнет снова в наших руках. Контратакой руководил Литасов.
Науменко опять замолчал, но, заметив нетерпение генерала, обвел указкой правый фланг обороны.
— …Судя по тому, какие ожесточенные атаки они ведут сейчас на редуты № 1 и № 2, надо полагать, главный удар будет здесь…
Роман Исидорович, выслушавший доклад молча, повернулся к стоящему у дверей Ерофееву.
— Голубчик, мне и полковнику лошадей. Я на Орлиное гнездо, а он — домой, спать!
Последние слова Кондратенко произнес решительно, и Науменко понял, что возражать не приходится.
— Да, Евгений Николаевич, а генерал Смирнов на Орлином? — спросил генерал, когда они прощались на выезде из Старого города.
— Был там, но сегодня в штабе крепости.
— Ну и слава богу, меньше донесений придется писать. Сразу одно — и ему, и Стесселю…
Кондратенко пришпорил коня, весело рассмеялся и поскакал к ожидавшим его адъютанту с казаками.
На Большом Орлином гнезде ему стало ясно, что главные события разворачиваются в промежутке между фортами № 2 и № 3, у редутов № 1 и № 2. Японцы начали атаки в четыре часа утра. Сейчас, через пять с небольшим часов, им не удалась продвинуться ни на шаг. Командир наступающих частей генерал Ичинохе недалеко ушел от своего коллеги по правому флангу Тамоясу. Не считаясь с громадными потерями, он бросал батальон за батальоном прямо в лоб на редуты № 1 и № 2 либо в промежутки между ними, всюду попадая под перекрестный огонь. Потерял за утро до полка пехоты. Сейчас на позициях было временное затишье. Взору Романа Исидоровича открылась безотрадная картина людских страданий. Разрушенные укрепления. Траншеи, в которых, составив винтовки к лицевой стороне, копошились изнуренные жарой и боем люди, быстро укрепляя разрушенные козырьки и бойницы. Потери и у нас были велики. Пользуясь передышкой, стрелки спешно освобождали полуразрушенные блиндажи от раненых. В тыл потянулись нескончаемой цепочкой носилки, повозки… Пахло гарью, потом, кровью, смертью от разлагавшихся трупов…
Затишье длилось недолго. В середине дня, перегруппировавшись и проведя интенсивную получасовую артиллерийскую подготовку, японцы продолжили наступление. Защитники редутов отбили еще три атаки. Над редутами от разрывов шрапнели стояло белое облако. Дело осложнялось. У Горбатовского оставался последний резерв.
Кондратенко, находясь на командном пункте начальника обороны правого фланга, видел, что огонь с редутов слабеет, что все больше и больше синих японских мундиров успевает добежать до передовых рвов.
— Пора, — повернулся он к Горбатовскому, — бросайте последнюю роту. О дальнейшем не волнуйтесь. Сейчас же организую помощь моряками. Дело тут заворачивается не на один день.
Горбатовский поспешил выслать из резерва последнюю роту. И вовремя. Японцы уже были на правом фасе редута. Там шла ожесточенная рукопашная схватка. Наступающих встретил в штыки комендант редута штабс-капитан Гусаковский с оставшимися в живых двенадцатью стрелками. Подошедшая рота спасла и эту горсть храбрецов, и редут. Противник был отброшен с большим уроном и в пять часов вечера отошел назад.
Редуты остались за нами, но вид их был ужасен: все на них было разрушено и исковеркано. Бруствера, блиндажи, орудия. Повсюду виднелись лужи крови, неприбранные трупы. Дымилась взрытая земля. И вновь утомленные боем люди принялись за восстановление укреплений. Работали недолго. В одиннадцать часов, под покровом темноты, японцы вновь пошли на штурм. Положение было безвыходно, но тут к редутам подошли два батальона морского десанта, высланных Кондратенко. Они окончательно отбросили врага. Всего Роман Исидорович направил Горбатовскому семь десантных рот.
После трехдневного штурма Кондратенко стало окончательно ясно, что главный удар японцы наносят на восточном фронте. Правда, они по-прежнему атаковали и на других участках, но Ноги явно недооценивал противника, считая, что его план не разгадан. В ночь на 9 августа Роман Исидорович снял часть войск с западного фронта и перебросил их Горбатовскому. Утомленные в боях роты заменили отдохнувшими и полностью укомплектованными.
Поздно ночью пришло сообщение от генерала Белого, что часть подбитых орудий на восточном фронте заменена на новые. Кондратенко отдал по войскам сухопутной обороны приказ.
«Объявляю всем войскам передовых и основных позиций сухопутной обороны, что ни малейшего отступления от занимаемых ими позиций не допускается под страхом ответственности по законам военного времени».
Четвертый день штурма начался отвлекающими атаками на западном участке. Бригада противника штурмовала Длинную и Дивизионную горы, но моряки 5-й и 6-й рот Квантунского экипажа отбили все атаки японцев. Бои здесь были второстепенного значения, однако и эти неудачи раздражали Ноги. Августовские атаки Длинной настолько запомнятся японскому генералу, что после победы он прикажет поставить на горе столб с надписью: «Полковник Синзоро Тедзуки был расстрелян за то, что, заняв русские окопы, не сумел их удержать, а когда русские открыли огонь, он бежал, чем способствовал нашей неудаче».
Основные бои, как и предполагал Кондратенко, опять развернулись у редутов № 1 и № 2. Ноги в помощь двум действующим тут дивизиям подтянул резервную бригаду и два артиллерийских дивизиона. С утра над редутами стояла сплошная пелена дыма и пыли. В бинокль можно было разглядеть, как в воздухе мелькали обломки бревен, лоскутов материи, камни. То здесь, то там на полуразрушенных верках появлялись японские флаги и сразу исчезали. Укрепления неоднократно переходили из рук в руки. Кондратенко сосредоточивал все усилия на укреплении обороны восточного участка, однако к середине дня на редутах оставались лишь единицы стрелков и пограничников. Когда в очередной раз остатки укреплений расцвели знаменами восходящего солнца, Роман Исидорович ввел в дело моряков. Десантные роты с «Ретвизана», «Полтавы», «Паллады», сводные отряды с малых кораблей бросились в ожесточенную контратаку, отбросили японцев на исходные позиции и укрепились на редутах. Над русскими укреплениями гордо реял андреевский флаг. Японцы еще не раз предпринимали попытки занять редуты. Моряки стояли насмерть и не отступали ни на шаг. Впоследствии один из участников этих событий напишет: «Мы защищали уже не редут, а изрытую груду земли; ежеминутно прибавлялись раненые, ложились в кучу близ пушки с правой стороны; здесь, под бруствером, расположились человека четыре стрелков, и они мерно посылали в японцев залп за залпом; взводный, как на учении, командовал: «…взвод!..пли!», забывая, что от взвода осталось лишь воспоминание».
Еще в полдень Роман Исидорович с первыми десантными ротами прислал к Горбатовскому своего адъютанта Ерофеева. Тот настаивал на этом особенно рьяно, когда узнал, что с одной из десантных рот ушел на редуты его друг. И вот поручик Ерофеев вернулся с донесением Горбатовского: «Резерва у меня нет, все израсходованы, осталась полурота моряков. Убыль офицеров велика. Редут № 1 четыре раза переходил из рук в руки. В данный момент на одной половине редута № 1 наши, а другую половину занимают японцы; оба редута под страшным огнем, люди, видимо, начинают уставать…»
Быстро пробежав глазами донесение, Роман Исидорович пошел докладывать коменданту. В общем-то лучшего ожидать не приходилось, ибо еще раньше Горбатовский доносил: «Убыль громадная, как нижних чинов, так и офицеров. Резервов у меня нет. Самое малейшее усиление японцев может увенчаться прорывом японцев даже за Китайскую ограду…»
Вышел он через несколько минут сильно взволнованный и подозвал Ерофеева.
— Вот что, голубчик, срочно едем к Горбатовскому. Кое-как отпросился у Смирнова, здесь намечается совещание… Все так не вовремя, да еще Фок встал на дыбы с резервами, еле выбил полуроту.
Они быстро пошли к выходу, и генерал продолжал расспрашивать Ерофеева:
— Ну как там, на редутах? Друга-то встретили?
— На редутах, ваше превосходительство, сущий ад. Стрелков почти совсем не осталось. Из офицеров в строю только штабс-капитан Гусаковский. Сверкает своими красными кожаными шароварами и — как заговорен от пуль. Одним словом, держатся моряки. Они там японскими флагами весь лазаретный блиндаж выстелили, а свой андреевский уже перестали латать. Друга не видел. Погибли его товарищи лейтенант Зельгейм, начальник десанта капитан 2-го ранга Лебедев.
На этот раз Кондратенко не успел с подкреплениями. Оба редута, совершенно разрушенные, перешли в руки японцев. Примечательно, что японцы взяли эти укрепления, когда генерал Ноги, потерявший всякую надежду на успех, отдал приказ прекратить атаки. Впервые за четверо суток боев Ноги добился успеха, вклинившись в главную линию обороны русских, да и то за счет нерешительности Смирнова и предательства Фока.
Кондратенко прибыл на позиции, когда по всему фронту наступило затишье. Надо было, не теряя времени, использовать передышку. Прежде всего он отдал приказание о приведении в порядок линии фронта и перегруппировке сил. Обсуждая с Горбатовским возможные направления будущих атак, они пришли к единому мнению, что Ноги постарается развить успех и поведет наступление в стык двух фортов. Ночью подошли бывшие на отдыхе части. Всего между фортами № 1 и № 2 Кондратенко сосредоточил до 14 рот. Сменил и участвовавших в боях моряков ротой с канонерки «Гиляк» и сводным батальоном Квантунского экипажа.
Поздно ночью, вернувшись в Артур, Роман Исидорович узнал, что, пока он был на позициях, в штабе Стесселя произошло совещание, на котором обсуждались недостатки крепости. Читая журнал этого заседания, Кондратенко так и не понимал, зачем было нужно в самый ответственный момент штурма поднимать вопрос о боеготовности Порт-Артура, расписывать на 15 пунктов все недостатки и просчеты в его обороне.