– Если вернусь без своих мозгов, тогда возьму твои. А вообще я предпочитаю роботехнические заменители.
– Я тоже, – подыграла «приятельница». – Я заменила много вредных мужиков на полезных роботов.
Будем надеяться, отметил я про себя, что не попаду в число «вредных мужиков». Ну, а пока что городской шлюз открывается, пандус опускается, и вездеход съезжает на зыбкую землю Меркурия. До свиданья, Скиапарелли, запечатлей меня в бронзе, если что, а рядом с памятником посади грибочки – я ими всегда любил закусывать.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БЕСНОВАТОСТЬ
7
В долину Вечного Отдыха фемка предложила отправиться совсем не той проторенной дорогой, какую использовал штурман Мухин в первой вылазке.
– Ты, Шошана, предлагаешь переться через плато Большой Гроб, потом мимо горы Череп, далее брассом по морю замерзшего натрия Старательские Слезы. Но такой, с позволения сказать, путь, куда длиннее и многократ опаснее. На мой примитивный взгляд, конечно. Но будь мы сейчас актеры на сцене, любой зритель в партере со мной бы согласился. Ориентиров-то на твоем пути раз-два и обчелся, мы и пеленгов взять не сможем, чтобы свериться с картой.
– На самом безопасном пути ты, господин товарищ лейтенант, потерял три машины и пол команды. С чего ты взял, что тебя нынче меньше "ждут", чем тогда?
– Ты меня не убедила, мы отправляемся старой дорогой. Курс – восемьдесят, склонение – пять. Мощность силовой установки – шестьдесят процентов. А теперь вперед.
Вначале я был уверен, что поступил правильно. Но к вечеру уже стал раскаиваться. Вернее, я просто-напросто пожалел, причем горько.
В ста километрах от Скиапарелли локаторы засекли быструю низколетящую цель – всего лишь за несколько секунд до того, как она на нас вышла (пыль есть пыль). Впрочем, можно было спокойно считать целью себя, а ее – охотником. Как этот охотник до нас добрался – вопрос немудреный, маршрут был известен и осталось только прочесать его. Шошана, между прочим, забеспокоилась минут за пять до того как. Стала вертеть крупномасштабные карты, а потом вдруг, но весьма настойчиво заявила:
– Сверни вон за тем камнем в ущелье.
– Создаешь атмосферу страха и ужаса? Не бойся, ведь я с тобой, – несерьезно отозвался я.
После чего я вылетел из водительского кресла и припечатался к палубе из-за очень серьезного удара в ухо. Ну, фемка, паскуда! Ботинок наступил на мою шею, дуло сквизера уставилось на мою башку. Тем временем фемка свободной рукой, ногой и мыслеусилиями уверенно управляла машиной. Я сразу почувствовал, как вездеход сворачивает и идет под уклон.
Вдобавок я морально мучился. Как же я так расслабился с ней? Надо было сразу опознать ее суть, едва она предложила свои вероломные услуги.
Или вторая версия. Прямо противоположная, но еще менее обнадеживающая. Это фемка, отбившаяся от своих, фем-расстрига, корова, исключенная из стада за какие-то проступки, то есть одичавшая и буйная. Только ловкость и мастерство у нее не коровьи.
Вот влип. А тут еще и физические страдания добавились. Машину долбануло вбок, и все резко сместилось, палуба стала крышей, крыша палубой. Я из-под Шошанской ноги выскочил, чтобы прогромыхать костями по всем бортам, а потом все неприятное случилось еще раз. И снова безжалостное бросание костей собралось повториться, но машина, постояв на боку, вернулась в прежнее положение, очевидно фемка успела зацепиться "конечностями" за склон. Потом она резко "поддала газу", я еще раз проехался по палубе, правда уже на пузе и горизонтально.
И тут меня осенило, что физические мучения полностью перечеркнули моральные. Не расстрига она, а я не пешка покамест. Она сейчас спасла меня и себя от превращения в трупный материал. Можно прислониться к борту и просипеть, разминая кадык:
– А хорошо все-таки, что ты поменяла свои башмаки с шипами на мягкие кеды. Кстати, что это там прожужжало над нами?
– Парочка коптеров.
– Ну, что ж ты раньше про них не сказала? Или считаешь, что я усваиваю материал намного лучше после небольшой взбучки?
– А ты как считаешь, одного раза тебе хватит? – решила уточнить она.
– Пожалуй, да. Поехали путем истинным через Гроб, Череп, Кости и всю прочую жуть. Бомбу себе на холку я действительно заработать не желаю. А ты знаешь тех, кто прилетал?
– Они прилетали за тобой, тебе лучше знать.
– Благодарю за находчивость. И все-таки, как это у тебя получилось?
– Что "это", Терентий? – впервые по имени назвала.
– Узнать о том, чего тебе знать не положено. Ты хотя бы абстрактно расскажи.
– Абстрактно – пожалуйста. Это принесет тебе столько же пользы, сколь и сочинения Николая Кузанского... – ученый Коля по фамилии Кузанский у фемок очевидно служил обозначением бессмыслицы. – Мы все живем в системе симметрий. И если в неком месте становится больше, то в другом – меньше. Что-то, допустим, сдвигается вправо, тогда кое-что влево. В какой-то точке проклевывается "плюс", а в другой точке обязательно появляется "минус". Причем, и левое, и правое, и "плюс", и "минус" – кусочки одного целого. Вот такой паззл получается.
8
Плато Большой Гроб оказалось довольно милым местом. На нем лежала толстая пылевая подушка, слегка покачивающаяся под воздействием солнечных ветров, веющих из-за терминатора. Поэтому иногда казалось, что катишься по дну ленивого моря. На хорошей крейсерской скорости получалось три дня пути вместо планировавшихся полутора. Но зато здесь нас никто не видел и не слышал. Полное уединение.
– Слушай, Шошана, у тебя есть мнение о том, что приключилось с караваном «Миража»? – справился я у малоразговорчивой попутчицы.
– Есть, – довольно вяло отозвалась она, но продолжила по существу:
– Это не грабеж, потому что сдача гафния перекупщикам не увеличилась.
– Я рад, что данные полицейского отчета известны не только мне.
– Похоже, лейтенант, то это сделали люди из «Комбинации», чтобы подорвать систему перевозок конкурента.
– Ты, собственно, высказала первое, что приходит на слабоодаренный ум вроде моего. Какие еще есть версии?
– «Мираж» сам на себя напал, чтобы бросить густую тень на конкурента и выколотить из правительства побольше бабок на укрепление безопасности.
– Высказывание достойное аплодисментов. Я так тоже считаю, Шошана, но мне это объяснение кажется плоским, а не выпуклым. Мы ведь не должны бросаться на первую же приемлемую версию, как тощая рыбка на жирного червячка. Почему? Потому что рыболов, когда нанизывал на крючок этого червячка, как раз и был уверен, что мы им соблазнимся. Ну, давай же, проснись и включи объединенный разум. Ты ведь не просто две руки, две ноги, длинные, кстати, ладная фигурка и приятное личико. Ты – объединение, сверхорганизм, за тобой много рук, ног, фигурок, мозгов.
Я растворил в стакане таблетку «туборга» и глотнул свежего пивка, она кинула в рот взрывной леденец и поперхнулась – похоже, я ее задел.
– Вот тебе мнение, хочешь, считай его личным, хочешь, групповым. Караванщики, или во время перехода, или до него, еще на прииске, увидели и поняли то, чего им не надо было видеть и понимать.
– Это уже версия, Шошана. Однако, смахивает на то, что по решению твоего начальства можно выдать мне, если я стану слишком приставать. Но твое личное окошко для выдачи правды-истины неплохо бы и пошире распахнуть.
– С какой стати?
– Вот я перед тобой со всей своей подноготной и все у меня на физиономии написано. Я не люблю трудиться но, тем не менее, все время участвую в процессе космического масштаба. Чищу мир от гнили, искореняю садюг, насильников, зарвавшихся воров. Хотя и сам не без греха, иногда прощаю мелких жуликов и порой беру на лапу. Кроме того, я частенько залипаю в наркомультики, но нейроразъем позавчера залепил жвачкой, чтобы не зависать в виртуалках. Я – очень обычный, просто нолик. Даже отца с матерью нет. Но я не могу бросить серьезное дело на полпути.
Фемка отвернулась, будто ей совсем обрыдла такого сорта беседа. Только было заметно, как ходят – при работе с леденцами – тонкие косточки ее челюстей. Потом она, будто вспомнив нечаянно, произнесла:
– Как тебе кажется, могут на Меркурии обитаться какие-нибудь живые твари, помимо человека?
Хоть вопросом на вопрос, но уже ответ.
– Блохи, тараканы?
– Я имею в виду не тех тварей, которых космонавты переселили на себе и с собой. А принципиально иную форму жизни, по крайней мере, неизвестную нам дотоле. Интересная тема, так ведь?
– И это ты называешь интересной темой, Шошана? Если бы, конечно, мы с тобой были два соавтора и кропали на пару фантастические романы – совсем другое дело... Правда, не знаю, как у тебя с литературным слогом. Ну, допустим, есть какие-нибудь низконравственные, но хитрожопые кактусы, которых мы просмотрели за двадцать лет хозяйственного освоения Меркурия.
– Если бы кактусы. Такую тварь немудрено просмотреть, потому что это другая форма материи, скорее всего паразитирующая на нашей. Но ее жизнедеятельность – я не боюсь этого слова и ты не бойся – напоминает о грибах и некоторых микроорганизмах.
– Да вы, фемки, я посмотрю, девчонки с фантазией...
Но попутно с ухмылкой начался у меня мыслительный процесс. Моим товарищам ментам во время полицейской экспедиции отнюдь не показалось, что на моем месте очутился вихрь. Может, эта и была иноматериальная тварь, которая попаразитировала на мне. И отпустила потом. А директор Медб К845? А его не отпустила. Теперь стоп. Хватит бредить. Пусть даже отличился какой-то "гриб", распространяться об этом происшествии не стоит. Ибо неизвестно, что он сделал со мной.
Но Шошана не остановилась.
– Похоже, лейтенант, что эта иноматериальная живность прорастает сквозь планету, причем по законам системы симметрий, о которой я тебе недавно говорила. Именно поэтому мы... я ее чувствую. Не в какой-то локальной симметрии, а в очень масштабной, выходящей далеко за пределы известного нам.