– Ты меня пугаешь, девочка. А что из этого следует?
– Что я не могу предсказать, по каким правилам играет эта тварь. Представь себе макромир – надеюсь, тебе известно это слово – стоящий не на целочисленности и дискретности тел, а, например, на непрерывности. Пол чайника – это что? Чайник то появляется, то исчезает? Или его вообще не видно, лишь проявляются его свойства? А легко ли жить в многополюсном мире? И что такое пространство, вобравшее в себя время?
– Ну-ка, дай и я поиграю. Если невидимые меркурианские грибы и существуют на этом свете, то приручить их могут только фемы, понимающие в симметриях. Постой, а директор Медб К845 не была ли фемом?
– Фем, одна из лучших наших сестер.
Тут я понял по тусклому голосу собеседницы, что взаимосвязь у фемок действительно сильна, что злоключение с "сестрой" не просто запись в графе "безвозвратные потери". Кроме того, враг не просто забрал их "сестру", но вдобавок "познал" ее. Дружный экипаж боевых девок получил пробоину.
Я протянул свою граблю и погладил Шошу по руке – фемка не отстранилась.
9
"Мы не просто попадем в долину Вечного Отдыха. Мы попадем туда с неожиданной стороны. Наше преимущество также в том, что мы будем спускаться с возвышенности и даже сквозь пыль поразглядываем, что там творится. Солетта уже прибыла с ремонта и снова мерцает нам с орбиты... "
Это я записал в бортовом журнале утром.
А получилось так, что мы перлись целый день невесть куда. В заданную точку не попали, ничего узнаваемого нет. Марсианам поясняю, что ваши пустыни – пример живописности по сравнению с нашими. В общем, заехали мы не на бережок моря Старательские Слезы, а в какую-то Тьмутаракань.
Меркурий – это как посудная лавка, в которой чашки и тарелки долго били, топтали и плавили, поди разберись, где тут севрский фарфор, а где ночной горшок. Система ориентации по спутникам мало кому из наземников пригождалась – попробуй установи связь сразу с двумя сателлитами. И по магнитному полю Меркурия хрен сориентируешься. Если даже не затесалась под ноги магнитная аномалия, солнце окатывает планетку, как из ведра, своими протонными вихрями. Единственная надежда у странников на счисление курса борткомпьютером. Но ежели возникает постоянная курсовая ошибка, то вездеход начинает упорно ползти в какую-то задницу.
Не рановато ли я доверился фемке и передал ей в безраздельное владение борткомпьютер, по-мужски взяв на себя кипящий и булькающий реактор. Да, я действительно люблю кипящие реакторы – с тех пор как в старшем классе детского питомника построил самогонный аппарат – но не до такой же степени, чтобы плевать на все остальное.
А тут еще машину стало бросать. Урчание, взвизги, даже хрюканье. Это несмотря на то, что поверхность ровная, рычаги мощности никто не дергает, а электроприводы, судя по датчикам, такую тягу дают на колеса, какую надо – исходя из сцепления с грунтом. Я пощелкал клавишами диагностики – генераторы, турбина, приводы – все в норме. Значит, с реактором нелады. Если он барахлит, то это моя вахта.
Запустил слив натриевого кипятка из активной зоны, ввел туда замедлители нейтронов, напялил скафандр – тот в брюхе уже свободен мне стал, тощаю в отсутствие бацилльных харчей – и выбрался через шлюз. За бортом умеренное волнение пылевого моря.
Когда проходил мимо холодильника-радиатора, померил тепловое излучение – перегрев налицо. Отпер ключом люк, на котором нарисован смеющийся череп, поднял циркониево-керамический колпак отражателя, затем торцевую крышку, повращал барабанами управления. Так и есть, спеклись урановые шарики, несмотря на пирографитовую упаковку. Опять же борткомпьютер сплоховал при контроле подачи и вывода из активной зоны сраных этих шариков. Теперь придется шматки клещами выкидывать на песочек, а остальное пропускать через сепаратор.
Когда я вернулся в кабину, фемка какая-то взъерошенная была, словно замела только-только следы своей бурной деятельности. Я промаршировал к борткомпьютеру – ага, не успела убрать изменения из системного журнала! Вот они – прежние контрольные точки и курсовые параметры. Для сравнения я рядышком разместил новые фемкины цифры. Не сходи-и-ится!
Едва все понял, как она нанесла удар, ногой по среднему уровню, как раз в то место, куда собираешься двинуться. Но я и до этого вполглаза за ней присматривал. Поэтому не облажался...
Да еще как!
Я сделался совсем не таким как всегда. Коконом, состоящим из множества пульсирующих струй, похожих на кровеносные сосуды. Вместе с их пульсацией я ощущал симметрию состояний. Ботинок фемки впаялся в панель борткомпьютера, от которого я успел откатиться. Пока девушка возвращалась в исходную позицию, я успел сцапать с переборки огнетушитель и впаял им по ее стриженой голове. Вернее по тому месту, где недавно была цель – фемка согнулась с той же быстротой, с какой лопается бутылка с водой, выставленная на меркурианский холод. Вследствие этого ее голова воткнулась мне в живот. Я опрокинулся и увидел подметку, опускающуюся мне на физиономию. Опять проигрыш...
10
Я ощущал спиной палубу, даже сварной шов чувствовал – надо мной склонялось ненавистное лицо Шошаны. Прежде чем попробовать ударить ведьму, скосил глаза вбок, освежая знания об обстановке. Что за бурда-муда – панель борткомпьютера цела! Я сел, сунул в рот сигарету – от дыма в голове немного прояснилось. Шошанка была матово-бледной, как пепельница, по ее пальцам гулял тремор.
– Погоди-ка, ты разве не расквасила ногой борткомпьютер?
– Это еще зачем? Тебя заэкранировало, ты оказался… в какой-то сжатой копии нашего мира.
– Типа миража?
– Типа, но он был вполне реальным.
– Погоди, а сейчас мы где находимся? Почему врет система счисления курса?
– Система счисления не врет, нас обманывает пространство, в котором мы движемся.
– Да, Колумб тоже ехал в Индию, а попал в Америку, но он-то не просыхал всю дорогу. Единственное, чему я доверял, это было пространство…
– Несколько раз я пыталась в рамках системы симметрий подобрать такой курс, чтобы выбраться из нее, – сообщила неумолимая Шошана. – Но все без толку. Оттого и не хотела тебя пугать. А теперь проверяй расчеты, – распечатка белой птицей пронеслась рядом с моим ухом. – Время, потраченное на движение, становится ничем, оно словно сжирается пространством, делается дополнительным его измерением!
Впервые я видел Шошану, искренне растерянной или, может, потерянной, отчего у нее появились крупицы женской привлекательности. Не побоюсь даже таких слов – звездинки сексуальности.
– Ну, будет тебе, Шоша. Если я правильно тебя понял – то мы здесь не состаримся, потому что пространство харчит время.
Меж тем в меркурианской мгле появилось голубоватое свечение. Похожее на множество выпущенных невесть кем голубеньких ниточек. Это кто ж демонстрирует себя в рекламном неоновом сиянии? А потом на горизонте замаячили странные контуры…
Представьте себе, лазерный дальномер вам показывает, что расстояние до горизонта уменьшилось вдвое и бодро продолжает укорачиваться. Причем даже локаторы улавливают, как притягиваются к нам объекты, которые мы недавно миновали – глыбы и скалы. И настает момент, когда на горизонте замечаем самих себя, причем невероятно разбухших. Мы рассматриваем это словно через огромадное двояковыпуклое стекло. Вездеход, похожий на гору, а рядом с ним фигурятина Годзиллы, в переложении на нормальный счет – километров пяти в высоту.
– Мы, не в бреду будет сказано, наблюдаем самих себя, точнее тебя, когда выходил наружу разбираться с перегревом реактора. Пространство впитывает время, лишая нас… будущего. Мы как мухи в перевернутом стакане.
Последние слова прозвучали уже в плаксивой интонации. Тут она опустила голову на панель управления, и плечи у нее задрожали от вполне женского плача – ну вот, прорезалось.
– Я понимаю, Шошана, что приятного в этом мало. Мы переводим топливо, растрачиваем запасы кислорода. Но вдвоем проигрывать всегда веселее. Ты жалеешь меня, я – тебя, и мы плачемся друг другу в жилетку.
Я опустил ладонь на ее зыбкое плечо, потом аккуратно перевел стриженную головушку с панели управления – еще нажмет там кнопку катапультирования – к себе на грудь. Затылок, ушки, тонкие косточки висков и челюстей, пульсирующие жилки – все это было такое трогательное.
– Шоша, может тут что-нибудь взорвать, чтобы там, за пределами «стакана» аукнулось.
Она резко выдернула голову. Глаза у нее были само собой мокрые, влажные и теперь из-за проявленной слабости злые, как у зверька.
– Насколько я понял, Шоша, система симметрий универсальна. Если мы даже несколько заплутали в чужом пространстве, то все происшедшее ЗДЕСЬ – если, конечно, бабахнуть как следует – будет иметь отдачу ТАМ.
– Ядерный мини-взрыв?
– Я люблю другое "мини", но и это мне по вкусу. Двести тридцать пятого урана у нас не так уж много, зато не будет возни с субкритическими массами и обогащением топлива. Под лучом гразера все сработает при более скромном количестве и качестве материалов. Килотонну тротилового эквивалента как-нибудь устроим.
Как изготовить мини-атомную бомбу из подручных средств? Если не надо мучиться с обогащением урана, то плевое дело. Я когда-то читал соответствующее пособие, и Анима быстро растормошила в голове необходимый пласт памяти. Хорошо, что в бортовом шкафчике покоился робот для слесарных работ.
Я обдирал пирографит с урановых шариков, воскрешенный слесаришка укладывал их в брикеты, скреплял проволокой и обматывал отражателем для нейтронов. Потом я втиснул получившийся пакет в расщелину скалы, рядом поставил на треноге гразер, включил, нацелил, установил таймер и бросился наутек. Едва мы отъехали на пять километров и спрятались за внушительную глыбу свинца, как шарахнуло, после чего вырос одуванчик мини-атомного взрыва. Однако не успел он еще подрасти, а уже стал разжижаться и рассопливливаться, будто кто-то тянул из него силенки. Мне даже показалось, что его выкручивают, как мокрую тряпку. Раз – и забултыхалось вместо ядерного гриба что-то похожее на огромную драную простыню, потом куски ее стали утончаться, превращаться в полосы, те в нити – уже знакомого голубоватого оттенка – ии они тоже потаяли. Не осталось ничего кроме длинноволнового излучения. Пространство опять-таки съело потраченное время и горизонт стал еще более тесным.