Путешествие продолжалось на лифте винтового типа, который опустил нас еще на уровень ниже. Тут имелось что-то вроде аквариума, где наглядно и зримо плавал исходный дендримерный студень, вызывая тошноту и законное омерзение. По своему поведению выглядел он квазиживым, потому что активно двигался (крутился, танцевал?) и, похоже, был способен к жратве и выделению. Этим меня не удивишь, внутреннюю оболочку скафандра из подобной дряни и мастерят, она даже дырки умеет заштопывать. У меня, кстати, имеется квазиживая мочалка, которая усердно съедает телесную грязь без всякой воды. Сажаешь ее на тело и она самостоятельно тебя моет. Но если задремлешь некстати, то она может уползти на кухню, почуяв запах пирога, и там беспощадно его сожрать вместо грязи. Да еще оставит кучку дерьма где-нибудь в углу. Как говорит один известный биолог – наличие кала есть первый признак жизни.
Кадровик завел нас в боковой зальчик, а может и цех – там стояли аквариумы поменьше.
– Господа хорошие и дорогие, я думаю, небольшое развлечение нам всем не повредит. Смотрите сюда, оркестр – "туш".
Напряженные лучи упали на нас троих, а также подсветили три больших сосуда, по форме как перевернутые колбы. В них вовсю резвился этот самый студень, который при виде нас стал еще хлеще кружиться и извиваться, будто обрадовался. Почувствовал наблюдателей, что ли?
– Сейчас какое-то чудо случится, – предвестил Анискин. Я тоже ощутил, произойдет нечто большое и гнусное.
Взаправду, не прошло и жалкой минуты, как в колбах шустро навертелось то, что явно напоминало куски заспиртованных человеческих тел. То, что любят студенты-медики разглядывать. Одни члены еще не имели четкого образа, другие более-менее оформились. И продолжали оформляться с каждой секундой все лучше. В результате этого художественного творчества первым делом получились большие безволосые головы с закрытыми глазами, которые стали кое-что напоминать...
А именно – нас. Присутствующих здесь, всех троих по отдельности.
И тошнота, естественно. И спазмы желудка, добегающие вплоть до прямой кишки.
– Какого х…, сэр, – не удержался Анискин, занося лазерный резак над головой кадровика.
– Не стоит беспокоиться. Это просто шутка, дружеский шарж, – по ласковой физиономии экскурсовода поплыло удовлетворение. – Наш, так сказать, дендример имеет способность к довольно глубокому копированию окружающих его предметов, в том числе и живых. Не обижайтесь, господа, на такое творчество, оно совершенно безыдейное и неконцептуальное. Считайте, что дендример просто приветствует вас.
– Я слыхал, что один скульптор на Марсе, по фамилии Яичкин-Второй, тоже пользуется самокопирующими веществами, – пытаясь успокоиться, произнес я. – Но они принимают определенную форму, когда на них направляют лазерный свет, отраженный от копируемого предмета.
– Как вы смогли убедиться, мы убежали вперед от нашего времени. Поэтому нам достаточно обычного света, – похвалился «гид».
Собравшись, со всей полицейской суровостью в голосе я напомнил ему о правилах хорошего поведения:
– В любом случае надо предупреждать и испрашивать согласия. Ведь среди нас могут оказаться нервные, вспыльчивые и даже больные люди.
– Да, я именно такой, – подтвердил Анискин. – А еще один скульптор на Марсе по фамилии Шайссер вообще скульптуры из своего дерьма лепит. Чтобы они разноцветные получались и побыстрее, он 24 на 7 хавает подгнившие оранжерейные фрукты с генами подкрашивания. Вот такое самовыражение через задницу. И мы что смотреть на это должны?
– Я полагал, что все вы в первую очередь весьма любознательны. Кроме того, для вас экскурсия характерна бесплатностью. А в конце, между прочим, угощение за счет фирмы, – кадровик так искренне потешался, что даже не хотелось злиться. И вообще не до него стало.
Какого-то черта тот кусок в колбе, который был похож на меня, подрастал явно быстрее других. Теперь вся наша тройка неприлично пялились на это срамное действо, будто попала в цирк.
И в самом деле. Оформлялись, переходя из состояния отростков в цивильный вид, руки, ноги, волосы. Причем не только внешний облик вырисовывался, но и внутренности. Подобия костей, мышц, сосудов вначале получались стекловидные, потом раскрашивались. Сплетались наружные ткани тела, они тоже наливались цветом и обрастали кожей. Определились и краски лица. Потом даже заимелась одёжка. В сосуде образовался второй комплект моей парадной формы, совсем неотличимый от первого. Джинсы Анискина и Шошанин черный плащ (который, кстати, я ей подарил) куда хуже получились. Похоже, что на копирующий дендример я производил самое благоприятное и неотразимое впечатление.
В общем, немного погодя, в колбах появились наши дубли-двойники, один к одному, только уже не крутящиеся, а совсем неподвижные.
– Всё это действительно интересно для павильона ужасов в Луна-парке, но где же обещанный Дыня?
– Да здесь же он, – радость кадровика была беспредельной. – Здесь он, мой кадр.
Свет залил еще один сосуд, в котором находился разыскиваемый Атилла-Дыня. Как бы находился.
– Это, надо полагать, скульптурный портрет. Однако, вы ошиблись, если посчитали, что мы пришли позабавиться вашими кунштюками. Ваши действия уже тянут на статеечку, – грозно напомнил я кадровику.
Похоже, специалист по «человеческим и квазичеловеческим ресурсам» нисколько меня не боится. Придется повышать ставки.
– У меня такое внутри, наверное, это неврозом называется, – забормотал Анискин. – Еще немного, сорвусь с цепи и всю посуду тут побью. Давайте отсюда сматываться, девочки и мальчики.
– Вам нужен был Дыня, который Атилла. Вот он, и никакого обмана! – голос "гида" звенел от искренности. – Причем тут скульптурный портрет?
Кадровик хлопнул в ладоши, после чего все четыре фигуры... разлепили глаза и произнесли что-то невразумительное.
– Вот зараза, они ж нам замену подготовили, – Анискин, не став мозговать, полоснул лазерным клинком своего двойника. Но сияющее лезвие странно взаимодействовало со стенкой сосуда. Колыхнуло ее, а потом словно впиталось, разбегаясь затухающими огоньками. Скушалось. Никакая это не стенка, а силовой экран. Похоже, что нитеплазменный. Это она умеет поглощать энергию.
Да все же вокруг нитеплазменное! Только нитеплазма здесь мощная, нитеплазма макромира, умеющая притворяться и точно изображать свойства обычной материи, окатывающая вполне обычными гравиволнами мой демонометр.
Тут шериф Анискин совсем несолидно дернул из малоприятного места на выход, как пробка из бутылки с бузой. И мы с Шошаной естественно увязались за ним с позорной быстротой. Однако недавно еще свободный выход тоже оказался перекрыт силовым щитом. От которого нас просто отбрасывало. И светлица соответственно сделалась темницей.
– Нет, нам такую преграду не одолеть, – подытожил Анискин. – Но эту суку мы же можем взять в заложники.
Он аккуратно дотронулся до пиджачного лацкана кадровика – тот как раз сиял от высокого наслаждения. Еще бы, такая сцена.
– Вроде силовым колпаком не прикрыт, – шериф на радостях послал кулак, чтобы угостить в лоб беззащитного, как ему казалось, противника.
Но пока кулак летел, во лбу кадровика обосновалась дыра, то есть, его башка, сделав фокус-покус, превратилась в бублик. А потом весь господин хороший аккуратно расстегнулся – как плащ вдоль молнии – и из прорехи стали дружно вываливаться внутренности. "Плащ" этот расстелился на полу и пополз к выходу, оставляя мокрый след. Пришедшая в нормальный вид голова совершенно ненормально катилась впереди как футбольный мяч.
– Спалю слизняка, – Анискин навел широкофокусный лазерный луч, но тут из плаща выскочило что-то, почти невидимое, голубоватое, и полетело как из пушки в нашего активиста. Тот успел рубануть прозрачный снаряд, однако легковесно отлетел на несколько метров и грузно шлепнулся на пол.
Замочивший шерифа прозрачный снаряд вернулся в объятия плаща, который поднялся, и вобрав внутренности, склеился снова в нормального кадровика. Затем прокашлялся и стал прощаться:
– Пожалуй, разговор зашел не туда, так сказать, вышел из конституционного поля. Поэтому я вынужден вас покинуть. Всего хорошего, джентльмены. Как говорится у классика, красота спасет мир. Скоро все уродливое в ваших личностях растает как туман, а все прекрасное останется.
Он многозначительно кивнул на наших двойников и спокойно вышел вон – для него силового барьера как бы не существовало.
– Ну, влипли, – Анискин хоть и на полу, но заколотил кулаками и засучил ногами. – Через полчаса эти колобки, срисовавшие на себя нашу внешность, пойдут вместо нас в кабак со своими фальшивыми гафняшками. А нас на мусоропереработку, и колбасу сделают.
– Не бойся, гафняшки они возьмут не фальшивые, а самые настоящие, из наших карманов, – выйдя из ступора, попытался успокоить я добровольного помощника. Вдвоем с Шошаной мы закрепили его на ногах.
– Разве эта кукла сравняется с таким крутым парнем, как ты, – убедительно сказал я Анискину. – Стул и шкаф они могут заменить на двойников, а не тебя. Раз так, то просто попугают нас и выпустят – а мы и не струхнем.
Шериф, скрипнув толстыми подметками, сделал пару приседаний, прочистил носоглотку и опять стал хорохориться.
– Они думали, что Анискина можно уложить каким-то голубоватым студнем, нет, этим его разве что раззадоришь.
– На колбасу, на колбасу, – залопотал вдруг двойник Анискина. – Нет, этим меня только раззадоришь, я ж такой крутой, сто отжиманий и пятьсот приседаний зараз могу сделать...
– Ты, посмотри, – мигом обмяк шериф, – да это же натуральный попугай. И ты говоришь, что он не сможет изобразить меня. Я же не Эйнштейн, много слов не учил, бестолковые словари не читал, поэтому долго стараться не надо. У меня уже голова болит от этого всего.
– Оттого болит, что маленькая, – повторил чью-то шутку дубль Анискина.
– Похоже, они обучаются, слушая нас. Выходит, нам лучше молчать в тряпочку, – заметил я.
– Вам лучше молчать, причем в тряпочку, – повторил мой двойни