"...После подавления попытки путча бывший лейтенант Терентий К123, фем с неопределенным идентификатором и старатель, известный как Анискин Т890, скрываются в окрестностях города, предположительно нижних. При первой же их попытке проникнуть в Скиапарелли, доложите в управление префектурной полиции и попытайтесь задержать до подхода ОПОН. Допустимо открытие огня на поражение. Начальник префектурной полиции майор Леонтий К300."
– Всё понял, – вежливо отозвался я, а потом пояснил сотоварищам, особенно пораженному столбняком Анискину. – Что-то мы натворили серьезное. Если точнее, наши двойники – о которых мы, конечно, забыли, как о мелком пустяке. Короче, нас обвиняют в попытке путча и ставят вне закона. Из Хунахуна, точнее, из объятий Электробабы, срочно вернулся к жизни начальник полиции Леонтий Мудрый. Что означает...
– Нас кокнут при первой же возможности, не дав времени на разъяснения, что мы на самом деле эти, а не те, – подхватил Анискин, до которого наконец дошло.
– А это означает, что нам пора с Меркурия сматываться, – заключил я.
18
Скиапарелли – городок в общем-то небольшой. Однако из этого не следует, что в нем негде прятаться. Поймать одного не слишком заметного зайца на большом-пребольшом пароходе – уже затруднительно, а если таких пароходов десятки?... Вернее, десятки кораблей меркурианской пустыни. Бидонвилли, кстати, обеспечивают лишь кажущуюся интимность-приватность. Там слишком много подсматривающих и подглядывающих устройств – точечных, пылевых и пленочных датчиков. А также шпиков, в том числе мутантов, с их очами-тарелками на длинных стебельках, не говорю уж о шпионящих слизневиках.
Полости платформ мало подходящи для жизни, если вы, конечно, не плесень какая-нибудь. Но вот мусорозаводы, компрессорные станции, белковые комбинаты, канализационные, утилизационные и регенеративные системы, которые располагаются на специальных платформах – это самое то. Там издревле ютится муташка, из числа самой несоциальной, да вконец разорившиеся старатели, да беглые из "Миража" и "Комбинации". Власти там особо никого не донимают (по-принципу, не трожь фекалии...). Облавы редкостны, потому как начальство боится, что обиженная муташка и прочие асоциалы-маргиналы начнут устраивать диверсии на важных городских объектах.
Да и надо же бомжам где-то жить. Вот они и живут. Жрут всякое падло, включая друг друга, хлобыстают откровенную химию, проверяя рецепторы на чуткость, а прочие части тела на прочность, сношаются по-разному, приторговывают органами-трансплантатами, отрезанными у ближнего своего, работают в качестве живых плантаций органов – а вы не в курсе, что у человека может вырасти член на боку? Любую клетку умеючи можно вернуть в плюрипотентное состояние. Выращенные органы идут на черный рынок, бомжи рано или поздно подыхают и отправляются в чаны-дезинтеграторы белкового производства.
Я видел эти чаны, лучше туда в живом виде не попадать. Похожи они на кишечник какой-то огромной змеюги. Их квазиживые полимерные стенки продавливают труп и орошают его расщепляющими кислотами. Через пару десятков метров покойник превращается в лужу слизи, вернее аминокислот, которые всасываются стенками и, пройдя через капилляры интегратора, становятся чавкающей белковой жижей. А еще немного погодя – хрустящими чипсами с надписью "Съешь меня".
Здесь тоже встречаются юрко ползающие шпионские "жучки" и малоподвижные "глазки", разбросанные в разведцелях полицией да милициями.
По счастью, пропускной пункт, через который мы пробивались с боем, располагался неподалеку от благоуханной территории комбината, где на механохимических конвейерах собирают сотнями тонн вкусные белки, жиры и сахара, и известного в народе под названием дерьмоконфетная фабрика.
Мониторы, конечно, засекли наши физиономии, когда мы еще сидели в боксе на КПП. Однако, оказавшись на городских улицах, мы опять напялили шлемы. Это нормально, многие старатели, пользовавшиеся дыхательной смесью с повышенным содержанием кислорода, не могут сразу перейти на атмосферу Скиапарелли с пониженным процентом полезного газа.
Мимо катился "клоп" – это наш вид общественного транспорта. Мы втиснулись кое-как в его тесненькую кабинку, и Шошана первым делом вырвала плату с регистратором маршрута – теперь он не сможет фиксировать нашу прогулку и отвечать на запросы управляющего сервера. Правда, автоматическое движение к указанной точке Б. прекратилось и управляли мы теперь "клопом" в четыре руки, прижимая заголенные проводки то к одной, то к другой клемме.
На одном из перекрестков мы выскочили из кабинки, а «клоп», шурша колесиками, стал тупо бодать стену. Забор «дерьмоконфетной фабрики» был уже перед глазами, когда мы заметили прогуливающийся неподалеку от него полицейский патруль. Даже послышались ментовские голоса. Заодно показался патруль и с другого конца улицы. Анискин занервничал, но мне показалось: те копы, что ошиваются у забора не без странностей – мерцают они, что ли? Или это у меня в глазах люрики?
– Похоже, что парни у забора, не парни, а всего лишь объемные мультяшки на аэрозольном экране.
И мы прямиком направились к ненастоящему, как нам показалось, патрулю. Однако же, , и псевдоменты стали к нам поворачиваться, наводя свои пушки.
– Просто видеодатчики, управляющие изображением, на нас реагируют. Настоящие менты таких картинных поз не принимают.
И вот патруль совсем рядом, лучи прожекторов отсвечивают от блях, кокард и болтающихся на поясе наручников-самохватов, дула сквизеров смотрят в упор на наши животы.
– Стой, документы, – гаркает передний коп.
Шошана лезет в нагрудный карман и тут словно толчок в загривок. Я, она и Анискин прыгаем вперед – пробиваем аэрозольный экран и валимся в небольшую канавку у самого забора. Настоящий патруль начинает садить из бластеров, но энергия летит поверх голов. Тем временем, Анискин, улегшись на спину, рубит лазерным клинком забор – однако пропороть электрошоковую проволоку до самого низу ему не удается.
Анискин, оттолкнувшись от моей спины делает кувырок на ту сторону – у меня чуть хребтина не трескается. После него Шошана показалась легче птички. Потом шериф, прислонившись к дыре в заборе, выставил вперед сложенные черпачком руки. Я с разбега воткнул башмак в "черпачок" и перемахнул через голову шерифа. Не очень ловко получилось, на планете с большей силой тяжести я бы просто воткнулся, как сбитая ракета, "боеголовкой" в землю. А на Меркурии ничего. Ну что ж, добро пожаловать на комбинат.
Затем были скачки через трансформаторные будки и трубы. Появился летучий киберглаз на маленьком пропеллере. Но мне удалось поймать его в перекрестье прицелов и шпокнуть. После меткого выстрела я поскользнулся на жиже явно физиологического происхождения и сильно извалялся в чьих-то отходах.
– Эта гадость может быть зрячей, – напомнила Шошана, – тогда ты стал видимым для обитателей здешних мест.
– Времени чиститься нет. Сейчас скину скафандр. Отвернитесь, я стеснительный.
Пара крысаков пробежала вдоль трубы до полуоткрытого люка. Кажется, нам туда.
Из люка вниз вела веревочная лесенка. Она обрывалась, не доходя до пола метра четыре. Мы непринужденно спрыгнули в бункер, забросанный всяким тряпьем, но, как выяснилось уже внизу, со сплошными стенками из прочной стали.
– Похоже на ловушку типа ведро, – подытожил первые впечатления Анискин.
В ответ на его словесный выпад один из углов "ведра" осветился, явив нам человеческий образ. Я вначале подумал, что это объемное изображение, выданное лазерным проектором. Ведь человек имел металлическую руку. На сгибах запястья и пальцев была хорошо заметна металлическая зернистость.
Однако, когда подошел черед здороваться, я понял, что никакой оптической иллюзии нет. И человек настоящий, и рука его подлинная, хоть его собственная, но металлическая. Чудеса кристаллической механики, без шарниров и соединений.
– Кажется, я вас знаю, – «обрадовал» человек с рукой-железякой. – Вы лейтенант полиции, который страшно набедокурил.
– Это набедокурил не я, а мой двойник, – честно признался я.
– Двойник – роботех или биомех? – решил уточнить встречающий.
– Хуже.
– Тогда пойдемте. – Он мановением своей железной руки заставил одну из стенок бункера разверзнуться, мы благополучно шагнули в получившуюся дыру и оказались в большой грязной трубе. А дыра за нами аккуратно закрылась.
– Лукавить не стану, – произнес незнакомец. – Иногда здесь проплывает мыло, а затем сточные воды – когда на комбинате моют большие дезинтеграторы или капиллярные блоки, те самые, где собирается белок. Но это раз в неделю. Неплохие, кстати, кусочки здесь можно подцепить на обед. Хотя бывает приплывет из дезинтегратора нерасщепившийся каблук или презерватив, которые трудно употребить в пищу.
– А вы тут один?
– Смешной вы, любителей перекусить на халяву всегда хватает.
Немного поплутав по сточным каналам, добрались мы до фильтров. Возле них, процеживая и отжимая что-то, копошилась муташка, совершенно безобидная на вид, с чувствительными пупырчатыми пальчиками.
– Детишки мои, – удовлетворенно сказал человек с железной рукой.
А за фильтрами ползали довольно гнусного вида студенистые существа.
– Тоже мои дети, – представил их железнорукий. – Клеточные колонии.
– Да вы тут хорошо обжились. Прямо лендлорд.
А студни прямо дружно потянулись к нам, едва мы появились.
Отец достал кусочек сахара, и клеточная колония по имени Дуся сползлась в столбик, даже встала "на задние лапки", чтобы псевдоподиями слизнуть сладкое с руки.
Следующая емкость оказалась чем-то вроде тронного зала. Там имелось кресло пилота, свинченное с какого-то разбившегося космического корабля. Лорд заставил его подкатиться к себе и уселся в довольно величественной позе. По бокам встали сущие бесы – тоже его детишки, наверное. На их головах и загривках не просто шевелились, а по-змеиному извивались щупальца со стрекательными клетками. Бесы опира