– Если меня казнят, я попаду в Валгаллу. А вас всех сожрут живые нитеплазменные сопли. Еще узнаешь, что это такое.
Тут в рубке показались бортмеханик и Анискин с Шошаной на руках. Оба мужика выглядели неважнецки. Я выхватил фемку из рук шерифа, скинул шлем, расстегнул застежку скафандра.
Лицо у Шошаны белое, ни кровиночки. "Фем", – ахает капитан. Тут я понимаю, что не дышит подружка, и тело холодное, и зрачки на свет не реагируют. А ее Анима сообщает, что отсутствуют сердечные и мозговые ритмы.
Стал делать искусственное дыхание, но от каждого примыкания к ее губам ужас продирает. От того, что ледышки они, и от мысли, чего Шошка натерпелась в багажном отсеке, когда и кислорода под завязку, и нормальный обогрев скафандра закончился, и даже не пошевелиться ей никак. Она же заживо похороненная была... пока я тут борова-капитана разгонял и ускорял.
Стюардесска, хоть похожа на ящерку, человеком оказалась, мигом наладила кибердоктора, который, вколов фемке реанимал, стал искусственную кровь через себя прокачивать, вводя в Шошану питание и респироциты с кислородом. Потом электроды ей прилепил. Только после второго удара током Шошанкина жизнь дала о себе знать. Она была словно паутинка, уносимая ветром. А я ухватился за них своими щупальцами-пульсациями, стал назад тянуть. Наконец, сердце ее встрепенулось. Еще электростимуляция, еще укол реанимала. Возвращается жизнь в Шошанкино бренное – как это сейчас понимаешь – тело. Жизнь вышибает пробки из синапсов, впрыскивает горючее, АТФку, в ионные насосы мускульных волокон.
Сужаются зрачки у Шошаны, и вот уже расправляется гармошка легких, делая первый судорожный вдох и выдох с раскатистым кашлем.
– Есть тут одеяло с вибромассажем и подогревом? – окликаю я членов экипажа.
– Сейчас-сейчас, – с готовность отзывается стюардесска. Мы окончательно стаскиваем с Шошаны скафандр. Стюардесса заворачивает фема в теплую дрожащую ткань. Дивится она Шошане, которая внешне как марсианская дамочка, показывающая модели, только выше на полголовы, стриженая, как зэк, и мышцы хоть и не бугрятся рельефами да барельефами, но зато туго накручены на тело. Впрочем, и стюардесска ничего оказалась девчонка. Ну, в общем, понятно, о чем думаю я, о чем размышляет стюардесса; может, и в Анискине мысли вроде моих шевелятся. Бортмеханик ни о чем не размышляет, повалился на кресло, прижав шприц-пистолет к шее и зажмурив глаза. А капитан, скривившись, думает, наверное, что лучше бы мы передохли от дизентерийного поноса – столько ему боли головной устроили.
Я попытался разобраться с траекторией нашего удаления от Меркурия. Мы как раз выскочили на солнечную сторону планеты, обшивка разогрелась до нескольких сот градусов, и вовсю фурычила система охлаждения. Назойливый Ярило белым пятном загораживал большую часть экрана, дающего обзор с левого борта.
– Ты, капитан, по-моему, двигатели бережешь. Ты бы о себе побеспокоился, мы тебе больше неприятностей устроим, чем Солнце и все звезды вместе взятые, – подстегнул я космонавта.
– Да какой там с солнечной стороны разгон, световое давление мешает, – вяло огрызнулся капитан и сплюнул прямо на панель управления. – Забыл что ли, разбойничек, нет у меня ядерной установки – закапай в мозги фосфора, он, говорят, помогает от амнезии. Не хочу, чтобы эмиссионная камера гикнулась.
– Есть же резервы скорости. Твой груз нам не ахти как нужен.
– А ну, не бузи, – испуганно рыкнул капитан. – У меня материальная ответственность в отличие от тебя. Шутка ли, десять тонн гафния и сто тонн ванадиевого концентрата... Ладно, злодеи, от чего вы собственно драпаете?
Наверное, решил перевести разговор на другую тему. Однако, я сразу включился и вкратце поведал правду, особенно выделив то, что относилось к удвоению тел, случившемуся в подвале производственного сектора "Миража". Капитан выслушал с кислой физиономией и в качестве эпитафии сказал:
– И ты хочешь, чтобы я поверил в эту оглушительную чушь?
– А зачем «Меркурий-3» хотел угробить нас вместе с твоей посудиной, даже не попытавшись вступить в переговоры-уговоры? Ты же видишь, с собой нет у нас каких-то ценных минералов, деталей сверхмощных квант-компьютеров, пробирок с секретными растворами.
– Этого и не надо. Вы же путчисты, анархисты, понимаешь. Ты же сам рассказал, чего там натворили ваши так называемые двойники – или это все-таки были вы сами?
– Это я-то анархист-путчист? Да я полжизни пробегал с электрошоковой дубинкой за всякими антигосударственными элементами...
И тут бортмеханик, имевший сейчас озадаченное, если не сказать глупое, лицо, что-то зашептал капитану:
– Зачем вы шушукаетесь при посторонних, ведь это неприлично! – вклинился я в их бормотание.
– У нас неполадки с маршевыми двигателями, – загундосил капитан.
– И что за неполадки, капитан? Почему вас все время надо тянуть за язык? Я ведь могу и за нос дернуть.
– Вы же простой угонщик и ничего не понимаете в ионных двигателях. Их на тракторах не бывает... Ну, скажем так: падение тяги на сеточных электродах. А, значит, проблемы с формированием ионного пучка.
– Эти ионные электростатические – одни из самых надежных.
– Мы, товарищ пират, их не на базаре покупали... В любом случае мы теряем тягу.
Я тут, наконец, обратил внимание на акселерометр. Действительно, все сказанное капитаном – правда.
И вдруг впервые подала голос Шошана, завернутая в одеяло и распушившаяся трубками капельниц.
– Это – Плазмонт.
– Я весьма рад, что наша барышня опомнилась и желает вступить в беседу, – отозвался саркастически (как ему казалось) капитан.
Шошана облокотилась на одну руку.
– Где моя одежка? Мы скоро вернемся на Меркурий.
– Она права? – уточнил я у капитана.
– На данный момент права, – пожал плечами тот.
– Действительно, переменилось как ни странно само рабочее тело, – наконец разобрался бортмеханик. – Как будто больше не ртуть, а что-то с намного меньшей атомной массой. Масса и сейчас продолжает уменьшаться.
– Тьфу, черт, – капитан выдохнул. – Как в цирке, ничего не скажешь.
Шошана учительственно пояснила ему.
– Масса – это лишь количество устойчивых зарядов, а представьте себе заряд не крутящимся облачком, а нитевидный, текучий. Мы валимся на Меркурий, потому что Плазмонт конвертирует материю в принципиально иной вид, нитеплазменный. И дело уже не в бывшей ртути – можете выключить примус, оставшийся от вашего ионного двигателя – просто масса корабля стекает в сторону планеты.
– Ну, зачем мне этот зоопарк... эти фемы... эти Плазмонты?.. – тяжело выдохнул космический волк.
– Вы мне разрешите воспользоваться вашим борткомпьютером? – решила быть культурной Шошана.
– Да что теперь спрашивать. Ваши товарищи всем тут уже попользовались, – сказал грустно капитан, а Анискин приклеил взгляд к стюардесскиной попке. Девушка как раз суетилась, доставая пиво по его настойчивому требованию.
Шошана оторвала от себя все капельницы и, задрапировавшись одеялом, лишь изредка спотыкаясь, подошла к пульту. Потыркала клавиши и невозмутимо произнесла, словно заговорила о насморке.
– Если ускорение – надеюсь, уже все усекли, в какую сторону оно направлено – будет меняться так же, как и сейчас, мы воткнемся в поверхность планеты через сорок восемь минут, где-то в районе моря Старательские Слезы. Причем с немалой вертикальной скоростью.
– Батюшки, Ньютон грозит костями из гроба... – всплеснул руками капитан.
– Ты нам Ньютоном не тычь. Слышь, капитан Флинт, отдели взлетно-посадочный модуль, выдай струю из его жидкостно-реактивного двигателя, сядь на нее и попробуй оторваться от Меркурия, – прогудел Анискин в красное капитанское ухо.
– У нас ракетного топлива какие-то капли остались, – развел руками бортмеханик.
– Все равно придется отделять взлетно-посадочный. А потом стараться выписать наиболее пологую траекторию снижения, чтоб посадка получилась хотя бы средней мягкости, – распорядилась боевая фемка. – Остальное вы и без меня знаете.
Капитан занялся баллистикой. Затем мужественным, как ему показалось, голосом проквакал по интеркому остальным членам экипажа об аварийной посадке, чтобы они быстренько перебрались из основного модуля во взлетно-посадочный. А стюардесса воркующим голоском оповестила пассажирские салоны, что из-за мелких неполадочек с лазерными станциями разгона придется на пару минуточек вернуться в космопорт Скиапарелли.
Вскоре стыковочные блоки просигналили, что взлетно-посадочный модуль отделился от основного. Впрочем, ускорение от этого не уменьшилось, а даже скакнуло.
– Гафний и ванадий возвращаются туда, откуда они взялись, – мрачно подытожил капитан.
– Как бы и нам не вернуться туда, откуда мы все взялись, – подыграл Анискин.
И тут меня осенило. Есть еще шанс.
– Мастер, послушайте, с кем еще можно связаться, не считая диспетчеров. Вообще-то мне нужна метрополия; центральный департамент полиции, ведомство верховного прокурора, Адмиралтейство, на худой конец Совет Уполномоченных – правительство наше драгоценное.
– Нам только выделена линия дальней связи с управлением рейсовых перевозок нашей судоходной компании, – отозвался капитан. – Но там сочтут ваш рассказ бредом. А что касается ближней связи, то пробуйте сами, не мороча голову другим.
Капитан врубил автонастройку радиостанции с уровнем вызова "крайняя необходимость" и переключился на пилотирование, все более заливаясь потом. Да и тревожные глаза Шошаны получше индикаторов показывали, что вертикальная скорость становится донельзя грозной. Вдобавок мы рыскали и вихляли даже на таком скверном курсе, Плазмонт был как всегда щедр на подвохи.
Однако мне было покамест не до того. С тремя или четырьмя кораблями не получилось устойчивой связи, хотя один из них, судя по матерным требованиям убраться с частоты, был военным. И вдруг в секторе с полярными координатами 01-67-52 отозвалось грузовое судно какой-то занюханной компании, но зато фобосской приписки. Отозвавшийся был шкипером, который лопотал на малайско-марсианском пиджине. Пришлось общаться без "аудио", в режиме бегущей строки, что еще укорачивало оставшийся у меня лоскуток времени. Шкипер на удивление спокойно воспринял мой казалось бы душещипательный словесный выброс, а когда связь уже стала теряться во мраке космической ночи, отстучал – спасибо за фантастический рассказ, вы изрядно поразвлекли меня в конце вахты. So funny и good bye.