– Говорите за себя, Спенсер, – бросил детектив.
– А вы все поняли? Не верю!
– Можно? – Мэнтаг поднялся и переставил стул ближе к Виталию. – Подвиньтесь немного. Спасибо. Все равно я слушаю, так, может, позволите и мне поучаствовать?
– Вас только не хватало, – недовольно сказал адвокат. – Вам не кажется, Мэнтаг, что вы превышаете…
– Если вы против, я пересяду обратно, – вежливо произнес детектив, – слушать вы мне запретить не можете, верно? Разве что встанете и уйдете.
– Мы не против, – быстро сказал Виталий, пока Спенсер не начал возмущаться. – Вы хотели что-то сказать, мистер Мэнтаг?
– Хотел, да. В отличие от Спенсера, не в обиду ему будь сказано, у меня были хорошие оценки по физике в колледже. Я бы сказал, отличные оценки. В свое время я запоем читал Хокинга. И этого японца… как его… Мичио Каку, да. Телевизор я тоже смотрю, в отличие от вас, мистер Спенсер.
– Мэнтаг!
– Не хочу сказать ничего дурного, сэр! Послушайте, – обратился детектив к Виталию, – если вы хотите убедить меня – вы ведь меня, прежде всего, хотите убедить, а не мистера Спенсера, который вас все равно будет защищать, поскольку получает за это деньги? – да, так если вы хотите меня убедить в том, что ваша жена решила таким экстравагантным образом покончить с собой, то, пожалуйста, убедите меня сначала в том, что она не хотела вас подставлять. Согласитесь: все улики против вас. Включая отпечатки пальцев…
– Моих?
– Я имею в виду первую экспертизу, результаты которой никто не отменил. И вопросы вам мистер Спенсер задает не те, что нужно.
– Не те, что нужно вам, Мэнтаг, – раздраженно произнес адвокат, сделав ударение на слове «вам».
– Вам, мне, – пожал плечами детектив. – Почему вы не спрашиваете об отпечатках пальцев, об обломках аппарата, о том, что происходило с мистером Дымовым в тот день и последующие? Кое о чем он рассказывал, а кое чему я сам был свидетелем. Почему не спрашиваете о мальчишке этом, Линдоне? Почему, черт возьми, все эти странные события происходили на ограниченном отрезке времени: начались незадолго до смерти миссис Дымов и закончились двое суток спустя. Больше ничего не происходило – я имею в виду ничего такого, что нельзя было бы объяснить с помощью здравого смысла.
– О, – пробормотал Виталий, – вы еще не все знаете.
– Я что-то упустил? – поднял брови детектив.
– Я вам не рассказывал, как ходил в магазин. Это было…
– Я знаю, как вы ходили в магазин, – кивнул Мэнтаг.
– Что вы можете знать?
– Скажу. Вы вышли из квартиры в двадцать три тридцать. Дошли до перекрестка, свернули на улицу Катерины, и здесь мой человек вас потерял. Он утверждает, что вы от него сбежали – когда он секунд через десять после вас свернул за угол, вас не было в пределах видимости. Он решил, что вы обнаружили наблюдение и спрятались в каком-нибудь из близлежащих магазинов. Он остался на углу и стал ждать. Ждал он двадцать три минуты, после чего увидел вас возвращающимся по противоположной стороне улицы. По его словам, вы появились неожиданно, будто возникли ниоткуда. Вернулись домой – тут уж он за вами проследил, будьте уверены. Так где вы были, а?
– Ходил за продуктами, – медленно, подбирая слова, Виталий рассказал о том, что с ним происходило на улице и в магазине, что он чувствовал, и как свалился дома в изнеможении. А потом начались звонки…
– Это верно, – сообщил Мэнтаг. – В вашем мобильном фиксированы шестнадцать принятых звонков. Возникла проблема. Вам звонили репортеры, я говорил с некоторыми, они утверждают, что разговаривали с вами часов в семь-восемь вечера, время звонков отмечено в их мобильных телефонах. В вашем этих звонков нет, все шестнадцать зарегистрированных – в начале второго ночи, в пределах пятиминутного интервала. Эксперты отметили эту особенность, но объяснения не нашли.
– Вот видите, – пробормотал Виталий.
– Почему эта информация не была оглашена в суде? – возмутился Спенсер.
– Успокойтесь, – Мэнтаг не повернул головы в сторону адвоката, он говорил сейчас с Виталием, только на него смотрел, только его реакция на сказанное была детективу интересна. – Сегодня эти детали были бы ни к чему, вы не согласны?
– И звуки в вашей квартире, мистер Дымов, помните? – продолжал Мэнтаг. – Будто кто-то открывал и закрывал дверцы шкафа, ходил по комнате…
– Полтергейст? – насмешливо спросил адвокат. – Мой подзащитный тут явно ни при чем.
– Вы так думаете? – Мэнтаг, похоже, спрашивал Виталия, поскольку смотрел только на него. Виталий и ответил:
– Я думаю… По-моему, случаи полтергейста и истории с призраками… надо бы иметь статистику: наверно, все такие случаи связаны… может, родственники, может, знакомые, не знаю… связаны с людьми, находившимися в коме. Или недавно умершими…
– Сигналы с того света? – насмешливо сказал Мэнтаг.
– Конечно, нет!
– Ваш странный поход в магазин, исчезновение вашей машины, странные звонки на вашем телефоне, странные звуки и явления в вашей квартире – все это происходило уже после смерти вашей жены, верно? Подмена отпечатков пальцев – тоже. Если вы говорите – я внимательно слушал, – что темное вещество связывает вселенные, и люди в коме… ну, вроде связных… Это красиво – не для обвинения, а в университетском диспуте. Но при чем темное вещество, когда ваша жена была уже мертва, я повторяю – она уже была мертва, она была…
– Ради Бога, Мэнтаг, – воскликнул адвокат, – оставьте ваши полицейские штучки! А вы, Витали, не отвечайте. На процессе…
– Почему же? – возразил Виталий. – Я отвечу. Вы правильно заметили, мистер Мэнтаг: все эти странные, как вы говорите, события происходили сразу после… ну… а потом – ничего, верно? А еще было за сутки до… Я только вылетел из Лансинга и не понимал… То есть, не обратил внимания. Мы очень редко обращаем внимание на события, которые не укладываются в наше представление о здравом смысле.
– Г-м… – хмыкнул Ланде, он молча пил свой кофе, но теперь, похоже, не выдержал. – Не изобретайте сущностей сверх необходимого, Виталий.
– Эндрю, я сейчас не о теории. Речь о другом, понимаете?
– Да, но…
– События, связывающие разные вселенные с участием темного вещества и человека, который… Без людей ничего не происходит, я хочу сказать. Эти события имеют распределение во времени – что-то вроде гауссианы: сначала нарастают, достигают максимума, и в максимуме может происходить очень странное… меняются законы природы, то есть, законы другой вселенной проявляют себя максимальным образом, а потом наступает спад, и это продолжается какое-то время. Я так понимаю, что полуширина распределения…
– Гм… – сказал Линде.
– Хорошо, о темпоральном спектре мы потом… В общем, чем сильнее взаимодействие вселенных, тем больше время релаксации… скорее всего, процесс можно описать классической гауссианой с полушириной… ну, я не могу сказать точно – видимо, сутки или около.
– Гауссиана? – поднял брови Мэнтаг. – Простите, я забыл, что это такое.
– Функция распределения. По форме похожа на колокол. Всякие «знамения» начинаются за час ли, возможно, за день до основного события, в зависимости от…
– За день до события? – удивился Мэнттаг. – Как – до? Если ничего еще не произошло…
– Это квантовые эффекты, – отмахнулся Виталий. – Квантовая неопределенность. Она тем больше, чем большее количество темного вещества затрагивает явление. Или, иначе, чем большие усилия прилагают люди… ну, которые…
– Парень этот, Линдон, начал бузить за полчаса до того, как на шестом этаже…
– О! – воскликнул Виталий. – Я это хотел знать! Но на суде мне не разрешили спросить у Баккенбауэра, а после – не было возможности. Линдон начал бузить за полчаса до смерти Дины. Но признаки неадекватного поведения профессор мог бы увидеть и раньше – даже за сутки…
– Почему не спросить сейчас? – подал голос Ланде. – Это и наши с вами разногласия, Виталий, могло бы разрешить в определенной степени. Я имею в виду время взаимодействия…
– Пожалуй, – задумчиво произнес Мэнтаг, – я могу ответить за профессора. Я у него спрашивал, знаете ли.
– Вы? – Ланде посмотрел на детектива с интересом, будто только сейчас понял, что этот человек умеет не только следить за подозреваемыми, но и задавать правильные вопросы.
– Представьте себе. Я с ним говорил вчера.
– После нас? – поинтересовался Спенсер.
– После, – кивнул Мэнтаг. – Мне сообщили, что вы привезли в Лансинг доктора Ланде, и я понял, что вы готовите что-то для завтрашнего заседания. Конечно, я должен был поинтересоваться. Мне сказали, что вы отправились к профессору, и он вас принял у себя дома, несмотря на выходной. Это стало еще интереснее, и я пришел к Баккенбауэру сразу после вашего ухода. Мы неплохо поговорили, правда, тогда я еще не мог сопоставить кое-что кое с чем другим. И, к сожалению, не сделал нужных выводов. Честно говоря, тогда я не понял, зачем вам понадобился профессор. Но вопросы я задавать умею, даже если сам сначала не понимаю, почему спрашиваю то или это… Да, так я выяснил, что разговор у вас шел о Линдоне, аутисте, о том, что у него был приступ как раз во время… э-э… инцидента на шестом этаже.
– Вы знали! – воскликнул Виталий.
– Я пятнадцать лет в полиции, – продолжал детектив. – Я девять лет руковожу расследованиями. Бывало – ошибался. Как-то у меня из-под носа ушел убийца, и его лет семь не могут найти. Тогда меня… Неважно. Я хочу сказать, что умею отличить… И ищу я не преступника, а правду. Правду, понимаете, Дымов? Правда не всегда оказывается такой, какой выглядит вначале. Точнее – почти никогда. Улики были против вас, да. Они и сейчас против вас, что бы ни говорил мистер Спенсер. Но я с самого начала подозревал, что вы все об этом преступлении знаете, но не хотите говорить по каким-то соображениям. Я даже догадывался – по каким. Если бы вы мне сразу рассказали…
– О чем? О машине? О моем походе в магазин? О звонках?
– Об этом и о другом тоже, – кивнул Мэнтаг.
– Вы бы мне поверили?
– Он даже мне ничего не говорил, – заявил Спенсер. – Правда, я бы точно не поверил.