– Прав – в чем?
– Сестра Болтон, – подал голос Линдон (неужели все-таки он?), – я очень сожалею. Очень! Я не видел, как она вошла в палату.
Мальчик только сейчас, видимо, понял, кто перед ним, повернул кресло и наклонился, чтобы быть к Виталию ближе.
– Это вы, – сказал он.
Он не спрашивал, он констатировал.
– Почему? – спросил Виталий. – Почему ты это сделал? Она там теперь одна…
– Одна? – Линдон изобразил на лице удивление. Именно так – изобразил, чтобы Виталию было понятно.
Они смотрели друг другу в глаза. Этот мальчик – аутист? Был – и только потому смог помочь Дине, когда она решила…
– Ты должен был остаться с ней, – сказал Виталий.
– Я хотел… – пробормотал мальчик. – Только… кто я Диноре? Друг, помощник, да и то потому только, что находился между мирами. Конечно, Диноре нужны вы. Только вы, и никто, кроме вас.
– Но я здесь, а она ушла.
– Вы с ней, – мягко произнес Линдон. – Вы с ней, и будете с ней до самой… не знаю, как это там происходит, теперь и не узнаю.
Прозвучало в его словах сожаление, или Виталию только показалось?
– Я с ней, – пробормотал Виталий. – Да… В теории так должно быть.
– В вашей теории! И вы были уверены, что она правильна.
– Она правильна, – Виталий произнес это, как утверждение, но получилось странно: вопрос не прозвучал, но был услышан, и ответ последовал незамедлительно:
– Теория, – сказал Линдон с легкой усмешкой, – не может быть правильной или неверной. Теория – ваша в том числе – обладает определенной областью применимости, и ваша вполне удовлетворительна.
– Послушайте, – Мэнтаг решительно прервал диалог, – я понимаю, вам есть что обсудить, но давайте вернемся к нашим баранам. Погибла сестра Болтон.
– Ужасно, – пробормотал Виталий, вспомнив и отшатнувшись от воспоминания.
– Надеюсь, вы не арестуете Линдона, – подал голос Баккенбауэр, – он несовершеннолетний и, к тому же…
– Ваш Линдон даст сто очков вперед любому… Я никого не могу арестовать, – сердито сказал детектив. – У меня есть право задержать человека на двадцать четыре часа, но давайте, наконец, разберемся. Я все время говорил: мистер Дымов, что вам известно многое, о чем вы не хотели сказать. Так и оказалось. Теперь я хочу спросить Линдона. В вашем присутствии, профессор.
Линдон встал – мальчик оказался высоким, на голову выше Мэнтага, они стояли друг перед другом, и в происходившей между ними дуэли Виталий не мог принять участия, хотя и очень хотел этого. Линдон многое умел, еще больше знал и бесконечно много чувствовал, но он не сталкивался с представителями правосудия и не мог… Виталий бросил взгляд на профессора и поразился: Баккенбауэр сидел, заложив руки за голову, и откровенно любовался Линдоном. Если профессор полагал, что его подопечному не нужна помощь…
– Спрашивайте, – спокойно сказал Линдон.
– Для анкеты. Ваша фамилия, имя, время и место рождения, имена родителей.
– Хотите выяснить, насколько я адекватен? – усмехнулся мальчик. – Линдон Финк, восемнадцатое марта одна тысяча девятьсот девяносто третьего года, Детройт, отец Грегори Финк, техник-наладчик в компании «Дженерал моторс», мать Ирена Финк, урожденная Пинскер, служащая в той же компании. В настоящее время, насколько мне известно, мои родители потеряли работу, в компании большие сокращения в связи с кризисом, в прошлом месяце они переехали в Оклахома-сити, там для отца нашлось место на мебельной фабрике.
– Линдон, – с интересом произнес Баккенбауэр, – откуда ты об этом знаешь? Я тебе не говорил…
– Не говорили, – согласился мальчик, – но это записано в вашем ноутбуке, а его вы всегда носите с собой.
– Ты умеешь считывать информацию с компьютера? – поразился Баккенбауэр.
– Не думаю… Я бы назвал это иначе… не знаю как… Не подберу слова…
– Туннельный эффект передачи информации, – подсказал Виталий. Еще один элемент лег на место в его мозаике понимания реальной природы мироздания. – Поговорим об этом позже.
– Поговорим, конечно, – кивнул Линдон. – Ваш следующий вопрос, детектив Мэнтаг.
– Вы… Ты по всем медицинским показателям считаешься аутистом…
– Больше нет, детектив, больше нет. К счастью или, может, к сожалению. Я еще не решил.
– Ты убил сестру Болтон?
– Нет! Она вошла в палату, когда… послушайте… я уже не успевал… не мог ничего сделать.
– Вернемся к этому позже, – сухо произнес Мэнтаг. – Ты знаком с миссис Дымов?
– Конечно.
– Ты сломал аппарат для поддержания жизнедеятельности в ее палате?
– Я помог миссис Дымов… Диноре… это сделать. Одной ей было трудно, а вместе получилось.
– Ты убил человека.
– Нет, сэр. Существование миссис Дымов в этой реальности было очень проблематичным, как и мое, и она решила… Послушайте, детектив, вы задаете не те вопросы, нам придется начать с начала, так почему не сделать это сразу? Может, лучше вопросы станет задавать мистер Дымов, он знает – о чем спрашивать?
– Мистер Дымов, – заметил Мэнтаг, – все еще является подозреваемым в убийстве жены, его выпустили на свободу до суда.
– Вряд ли имеет смысл судить человека за то, чего он сделать не мог, – пожал плечами Линдон.
– Это не мое дело, – отрезал Мэнтаг, – это дело суда. Мне все уши прожужжали каким-то темным веществом, из-за которого якобы происходят всякие чудеса.
– Какие чудеса? – возмутился Виталий. – Естественные явления природы. Если вы чего-то не понимаете…
– Так объясните!
– Черт возьми, а о чем мы толкуем?
– Хорошо, – детектив отошел к книжному шкафу и прислонился к стене, – валяйте. С начала. Я послушаю и буду спрашивать, если чего-то не пойму. Если позволите, я запишу разговор.
– Я думал, – подал голос Баккенбауэр, – вы все время пишете.
– Нет, – отрезал Мэнтаг. – А сейчас буду.
Он достал мобильный телефон, нажал несколько кнопок и переложил аппарат в наружный карман пиджака.
– Это официальная запись, – предупредил он. – Имейте в виду, мистер Дымов, и ты, Линдон: все сказанное может быть использовано против вас, поскольку вы оба являетесь подозреваемыми…
– Линдон не может быть подозреваемым, – вмешался Баккенбауэр. – Во-первых, он несовершеннолетний. Во-вторых, он пока официально недееспособен. Вы можете говорить с ним только в присутствия врача или представителя органов опеки.
– А вы для чего тут, профессор? Я ничего не нарушаю. Ну, давайте, мистер Дымов, начнем с вас.
Все достаточно просто. Мироздание – это множество вселенных, куст миров, возникший в Большом взрыве. Каждая вселенная развивалась независимо от остальных, но, конечно, во все времена существовала – и сейчас существует – общая для всех миров материя: мы ее только недавно обнаружили и еще ничего не узнали о ее физических свойствах. Даже название пока очень неудачно – в науке утвердились понятия темного вещества и темной энергии. Темная энергия заставляет нашу Вселенную ускоренно расширяться, она – как сильный ветер в океане, раздувающий паруса утлого суденышка. А темное вещество… В принципе, просто вещество, как этот стул или стол, и состоит оно, скорее всего, из элементарных частиц, которые собираются в атомы, которые собираются в молекулы, которые собираются в невидимые тела – планеты и звезды. Темное вещество очень слабо взаимодействует с обычным. Так слабо, что, существуя здесь, в комнате, в любой точке Вселенной, оно остается невидимым и неощутимым для наших приборов и органов чувств. Присутствие темного вещества можно определить только по его притяжению, и на далеких расстояниях – в скоплениях галактик, например, – так и получается. Здесь, на Земле, темное вещество тоже есть, но плотность его обычно невелика, мы проходим сквозь него, не ощущая…
Темное вещество связывает наш мир со всеми другими, в которых могут действовать иные физические законы. Есть миры, очень похожие на наш, есть совсем непохожие, и долгое время космологи придерживались мнения, что мы никогда не сможем узнать, как устроены вселенные из нашего «куста», что в них происходит, есть ли там жизнь. Так думали, пока не была открыта темная материя. Собственно, и сейчас большинство космологов придерживается прежнего мнения: чем, говорят они, поможет темное вещество, если оно так слабо взаимодействует с обычным, что его и зафиксировать невозможно? На очень больших ускорителях типа Большого Адронного коллайдера можно разогнать обычные частицы до такой колоссальной энергии, что они начнут взаимодействовать с частицами темного вещества – если столкнутся «в лоб». Доктор Ланде полагает, что именно в таких экспериментах частицы темного вещества удастся обнаружить. Опыты на коллайдере проводятся, но пока безуспешно, о чем и было рассказано на том совещании, куда я ездил на прошлой неделе.
Но есть другой способ. Сознание. Разум. Сознание человека крепко привязано к нашей реальности. Будучи в здравом уме и твердой памяти, никто не может увидеть другие миры, ощутить дыхание ветра в другой вселенной, понять, как там живут существа, похожие, возможно, на нас, как две капли воды, или совсем не похожие, но тоже разумные… Разве что во сне, когда связь с реальностью ослабевает настолько, что мозг начинает… очень слабо, но все-таки… как приемник, едва улавливающий далекие радиосигналы, почти не выделяющиеся из фона… спящий мозг получает хоть какую-то информацию «оттуда» – потому что слабо связанное с нашим миром сознание сильнее взаимодействует именно с темным веществом. Сон – одна из возможностей увидеть жизнь в других вселенных нашего «куста».
Но есть люди, которые постоянно будто отсутствуют в нашем мире, люди, чье сознание очень слабо связано с нашей реальностью, порой так слабо, что мы считаем этих людей практически мертвыми, и только дыхание, биение сердца показывает, что они живы. А мозг – так полагают медики – уже «там», и неизвестно, вернется ли сознание. Я говорю о людях в состоянии комы. Их сознание, практически не воспринимая нашу реальность, очень сильно взаимодействует с темным веществом – и таким образом, с другими мирами нашего «куста» вселенных. Чем менее активно проявляет себя сознание здесь, тем более активно оно «там», и происходит это взаимодействие с помощью темного вещества, которое является и веществом нашего мозга, конечно.