– Вит, – сказала Айша, – ты со мной?
Они спешили за адвокатом, а Спенсер едва поспевал за темнокожим парнем в униформе охранника. Остановились у наполовину раскрытых ворот, выходивших на ярко освещенную улицу.
Сейчас вечер? Или уже ночь?
– До свидания, мистер, – сказал охранник и протянул Виталию руку. Рукопожатие оказалось крепким и долгим.
– До свидания, мисс Гилмор, – охранник повернулся к Айше. – Вы вернетесь на работу, верно? Больные вас очень любят, я знаю, и никто не верит, что вы…
– Не знаю, Уолт, – устало произнесла Айша. – Еще не думала об этом.
– Возвращайтесь! – с энтузиазмом воскликнул Уолт и пропустил их в створ ворот, на площадь, где стояли освещенные ярким прожектором машины, это была – Виталий узнал сразу – больничная стоянка, не для посетителей, а для персонала, и, если обойти вокруг, можно было выйти на Риджент-стрит.
– Отвезти вас домой? – деловито спросил Спенсер. – Я пойду за машиной и подъеду к этому углу, вы подождете?
– Послушайте, – Виталий задал мучивший его вопрос, – сколько сейчас времени?
– Половина одиннадцатого, – сообщил Спенсер, бросив взгляд на часы. – А что? Ваши отстают или спешат?
– На моих семнадцать часов шесть минут. Я чувствую, что так и есть…
– Опять ваши штучки, – недовольно сказал адвокат. – Пять часов? Вы понимаете, что это невозможно? Час у меня ушел, чтобы уломать Макинтоша, потом два часа мы провели у судьи Джексона, показывая бумаги, еще час судья звонил по телефонам и писал постановление. Потом я отправился с бумагами в тюрьму. А для вас все уложилось в минуту?
– Мы разговаривали с Линдоном, – сказал Виталий, – мальчик был еще не в своей тарелке, так что с реальностью могло случиться всякое.
– Эти ваши штучки, – повторил адвокат. – Подождите здесь.
– Вит, – сказала Айша. – Все кончилось?
– Надеюсь… – неуверенно протянул Виталий.
Зазвонил мобильник. Виталий посмотрел на дисплей.
– Эндрю, – сказал он. – Я как раз собирался вам звонить, поблагодарить за то, что вы для меня сделали. Для нас с Айшей.
– Виталий, нам необходимо встретиться. Есть соображения относительно структуры взаимодействия адронов темного вещества с аксонами головного мозга. Я тут посмотрел кое-что по биохимии, это не моя специальность, и, возможно, я кое-чего не понял…
– Только не сегодня! – взмолился Виталий.
– Хорошо, не сегодня, я буду в Лансинге до завтрашнего вечера, самолет у меня в половине восьмого. Когда вы сможете заехать в гостиницу? Или, если хотите, встретимся в университете?
– В университете, – сказал Виталий. – И без хорошего биолога, наверно, не обойтись.
– Приезжайте с Айшей, она биолог по образованию.
– Только учится, – Виталий обнял Айшу, приложил аппарат к ее уху. – Мы приедем. Созвонимся утром, хорошо?
– Договорились, – Ланде помолчал несколько секунд, и, когда Виталий решил, что разговор окончен, сказал: – Почему бы вам не переехать в Нью-Йорк? Не думаю, что сейчас вам будет комфортно работать, а в Колумбийском у астрофизиков есть вакансия гостевого профессора.
– Спасибо, Эндрю, – смутился Виталий. – Спасибо, но… Я не могу уехать, Мэнтаг решит, что я сбежал, следствие не закончено. Фактически оно начинается заново. И Айша…
– Я понимаю… Хорошо, тогда до завтра.
Короткий сигнал заставил Виталия обернуться – машина адвоката стояла на краю разметки, в месте, запрещенном для стоянки, и Спенсер подавал знаки: садитесь быстрее. Они опустились на заднее сиденье, прижавшись друг к другу, хотя места в просторном «Крайслере» было достаточно. Адвокат посмотрел на них в зеркальце.
– Куда? – спросил он.
– Ко мне, – сказал Виталий.
– Ко мне, – сказала Айша.
Спенсер выехал со стоянки, включил радио, динамик неразборчиво забормотал, передавали то ли новости, то ли чей-то занудный, судя по голосу, комментарий.
– По Глен авеню ехать минут пять, – сказал адвокат, – а потом надо повернуть направо или налево. У вас есть пять минут, чтобы принять решение.
– Вит, – Айша смотрела в сторону удалявшегося больничного комплекса, – мне теперь все время будет мерещиться этот детектив… показалось, будто он…
– Мэнтаг? – услышал ее слова Спенсер. – Вы правы, я тоже его видел. Не исключаю, что он поедет за нами. Он от вас не отстанет, задета его профессиональная честь. В темное вещество он верит не больше, чем в привидений. Для него это – загадка запертой комнаты, и он собирается решать ее обычными полицейскими средствами. Полицейские – люди консервативные.
– А адвокаты? – спросил Виталий.
Спенсер бросил взгляд в зеркальце.
– Адвокат обязан верить клиентам, – усмехнулся он, – если не возникает проблем с гонораром.
– Это намек, – сказал Спенсер минуту спустя. – И что-то я не слышу ответа.
Ответа и быть не могло: Виталий и Айша целовались.
Спенсер остановил машину перед светофором.
– Так направо или налево? – спросил он сам себя и усилил громкость радио, будто ответ мог услышать от комментатора.
«…И судья указал на недостатки в проведенном расследовании. Очень небрежное отношение к служебным обязанностям, – так охарактеризовал действия полиции помощник городского прокурора Джеймс Макинтош, вынужденный отказаться от ранее заявленных обвинений против мисс Айши Гилмор, медицинской сестры из больницы университета штата Мичиган, и ее друга, ученого-физика, доктора Виталия Дымова. Наши репортеры пытаются связаться с сестрой Гилмор и доктором Дымовым, и, как только это удастся, вы узнаете…»
Спенсер сменил волну, и под бодрые вопли неистовой поп-группы тронул машину.
– Налево, – сказал Виталий. – Ко мне.
– Поздно, – философски отозвался адвокат. – Мы едем прямо, я вас высажу у супермаркета, и разбирайтесь сами. Друг с другом и с вашим мирозданием, в котором я ничего не понимаю. Надеюсь, пока начнется суд, вы мне все толком объясните, чтобы я не молол чушь, как сегодня утром.
– Кстати, – сказал он, когда Виталий выбрался из машины и подал руку Айше, – у одного моего клиента – не хочу называть имени – дядя уже лет пять спит летаргическим сном праведника. Завещание он написать не успел, а умереть может в любую минуту, как, впрочем, и проснуться. У моего клиента проблема, дело зависло. Может, попросить Линдона…
– Оставьте мальчика в покое, – отрезал Виталий. – А проблема интересная. Поговорим завтра, хорошо?
– До полудня я буду занят, приезжайте в два.
Виталий и Айша остались одни. Совсем одни, будто два прижавшихся друг к другу острова в бурном море.
– Где мы? – Айша крепко держала Виталия под руку.
– Я плохо знаю город… Знаешь, о чем я подумал? Индусы, когда впадают в нирвану… Или медитируют так, что выпадают из реальности. Может, они…
– Я поняла, – Айша прижалась щекой к плечу Виталия. – Ты все еще думаешь о ней. Ты все еще к ней хочешь. Не говори ничего, это так. Ты не можешь без нее.
– Айша, о чем ты? Дина сделала все, чтобы мы с тобой были вместе.
– А ты все равно с ней…
– Пожалуйста, родная…
– Ты с ней. И будешь с ней всегда.
Кто это сказал? Айша? Дина? Может, он сам сказал себе это, не называя имени, потому что знал его всегда. И сейчас знал, не решаясь произнести вслух. Стоя на перекрестке с девушкой, которая любила его больше жизни, Виталий понял, что главный выбор ему еще предстоит.
Конечная остановка
Я вспомнил свою смерть.
Что-то вспыхнуло перед глазами или, как говорят, перед внутренним взором, но я продолжал видеть и понимать все, происходившее в аудитории, где слушал доклад нашего директора о работе, проделанной институтом в первом квартале нынешнего, 1986 года.
– По теме «Исследования монокристаллов», заведующий лабораторией Иса Гамбаров… – бубнил академик, и в это время…
Воспоминания обычно так и являются – неожиданные и ясные, иногда размытые. Вспышка, яркая картинка, вздох… хорошее было время… юность… и продолжаешь слушать доклад.
Но вспомнил я в тот раз свою смерть.
Умирал я в больнице. Сначала мне показалось, что это больница Семашко, где я лежал на обследовании, но впечатление мимолетно промелькнуло – конечно, это была палата в «Адасе», иерусалимской клинике, где меня три месяца «пользовал» милейший доктор Хасон, не скрывавший моего диагноза, но умевший заставить меня верить в то, что все будет если не хорошо, то вполне терпимо.
В тот день я даже смог сам сесть и позавтракать и подумал, что, может, если не пойду на поправку, то хотя бы получу отсрочку. Однако по взглядам врачей во время утреннего обхода я понял, что надежды напрасны. Это был такой шок… Я закрыл глаза и перестал слышать. Да, сначала исчезли звуки, и в полной тишине я увидел вместо обычных цветных пятен приближавшуюся белую точку. Мне стало хорошо – исчезла боль, к которой я не то чтобы привык, но считал ее такой же частью себя, как ногу или голову. Точка-звезда перестала мерцать, обратилась в кружок-планету, я разглядел выход из тоннеля, по которому летел, и все понял. Сейчас, – вспомнил я свою мысль, вялую и спокойную, – появятся мои усопшие родственники. Но вместо них возникли, будто вырезанные в камне, слова, я узнал голос Хасона: «Отключайте, мозг умер». Я хотел сказать, что еще не дошел до предела, но мысль рассыпалась на мелкие части, белый свет в конце тоннеля померк…
– Результаты работы лаборатории космической физики, – продолжал бубнить академик, – были в марте доложены на конференции в Москве и получили высокую оценку со стороны…
Да, нашу статью в Аstrophysics and Space Sciences, наконец, оценили. Английский спутник «Андо» сканировал небо вне галактической плоскости и обнаружил примерно столько слабых источников, связанных со скоплениями галактик, сколько мы с шефом и предсказывали в работе пятилетней давности, которую, когда она вышла, оценивали не иначе, как глубоко ошибочную.
Я сцепил ладони и попытался разобраться в ощущениях. Утром я сказал Лиле, что задержусь после работы, потому что хочу поболтать с Лёвой, а у него последняя пара заканчивается в пять пятнадцать, я как раз успею дойти от Академгородка до Политехнического института, где мой друг преподносил студентам азы марксистско-ленинской философии. Лиля была недовольна, она всегда недовольна, когда я задерживаюсь, и, когда прихожу раньше времени, недовольна тоже, потому что я мешаю ей готовиться к урокам, а она к ним готовится так, будто никогда не входила в класс. Вовка поцеловал маму в щеку, а мне махнул рукой от двери и убежал в школу, так и не захватив пакет с бутербродом.