— Конечно. Только, между прочим, Комар никакого американца не знает, должен разочаровать вас.
— Может и не знать, зато о нем известно,— сразу нашелся Сухарь.
— Вы много знаете, друже,— покачал головой Буча.
— Отчего же не знать, если мне говорили.
— Это хорошо или плохо?
— Плохо, наверное. Ведь все великие свершения сотворены во мраке тайны, поэтому грех нам чуждаться ее, она защитница наша,— рассудительно досказал Сухарь.
— Это другое дело,— понравилось Буче.— Вы курите?
— Нет.
— А я бросил. Владимир Антонович не переносит табачного дыма, чует даже от одежды.
«Антонинович!» — вспомнил вдруг точное отчество Дербаша Сухарь.
— Он же сам курил, Володар Антонинович, еще как дымил.
— Такие и не переносят, кто бросил. И чем дальше, тем хуже. А кого вы назвали Володаром Антониновичем? Я сказал, Владимир...
— Того же назвал, кого и вы,— внимательно следил за собеседником Сухарь.— Я его Владимиром не знал.
— Вот как,— постучал пальцами по столу Буча, и на лице его мелькнуло что-то вроде улыбки.— Он уже и сам, между прочим, забыл это псевдоимя.
— Не мог забыть, оно настоящее. Уж если я помню, как он, посмеиваясь, рассказывал там, под Грубешовом в Польше, тонкости своего первого псевдонима Дардер, так сам он вряд ли забыл бы. Разыгрываете вы меня, друже Буча.
— Вовсе нет, друже Цыган. Мне интересно, давайте я расскажу друже Комару подробности его первого псевдо. Ему приятно будет, поверьте.
«В самом деле, он вроде клюнул, расположился, это очень даже здорово может выйти с именем и псевдонимом. Никогда не вспоминал, и вот, пожалуйста, сгодилось»,— промелькнуло в сознании Сухаря, и он охотно стал рассказывать:
— Все очень просто, друже. Он взял окончание имени Володар и начало фамилии Дербаш, получилось Дардер. И уж если друже Комару будете напоминать, то под завязку пошуткуйте, какой потайной смысл выдает его псевдо. А выдает оно «дал деру». Но это так, шутки ради. Мне приятно было вспомнить.
— Мне тоже,— вдруг подал руку Буча.
Антон Тимофеевич заулыбался, считая, что начало проверки он вполне выдержал.
А выдержал он совершенно случайно большее.
— Отдыхай, друже Цыган, весь день можешь спать,— предложил Буча и пояснил: — В ночь уйдем. Дорога у нас трудная.
Хозяйка пригласила Василия Васильевича завтракать в беседку. Обычно она ставила ему по уговору большую кружку парного молока, клала немного хлеба — ел постоялец мало, этого ему хватало до обеда. Обедал и ужинал Киричук в городе, иногда приходил в дневной перерыв отдохнуть немного. А так все время на работе, никогда не прекращал ее и в положенный для сна полуночный час.
Сейчас он увидел на столе сковородку с поджаренным и залитым яйцом мясом, тарелку с солеными помидорами и огурцами.
— Сидайте, кушайте, Василий Васильевич, сынка моего помянем, год как схоронила.
— Сочувствую, Степанида Ивановна. Пусть земля ему будет пухом!
Как нарочно, времени для завтрака нынче осталось меньше обычного, и женщину обидеть нельзя.
— Знал я о вашем горе, Степанида Ивановна, не спрашивал — коснуться боялся. Вы уж извините за эту сухость.
— Какое извинение, спасибо, наоборот... Все думала, сыновей своих привезете,— тяжело вздохнула она,— я бы за ними, как за своими. Что же не едут они?
— Учебный год надо закончить. А тут квартира моя освободилась, но пока глянуть некогда
— Так вы скоро съедете? Тогда хоть навещайте, привыкла я к вам.
— Откуда привычка, мы почти и не видимся.
Хозяйка замотала головой.
— Разве в том дело, сколько видишься.
Киричук признательно улыбнулся.
— Тут какими глазами посмотреть, дорогая Степанида Ивановна. Бандеровцы обо мне говорят, будто я головорез, хищник, живьем могу съесть.
— Это бандиты-то говорят. Та их перевешать, паразитов, мало, сколько они горя людям принесли. У меня сестра под Бережанкой, двадцать километров отсюда, больная стала от них. Мой сынок утонул, а у нее убили, «ястребком» он был на селе. Кабана забрали, ко мне за деньгами приезжала, велели ей три сотни на ихний займ приготовить. И не говорите о них, нашли на кого ссылаться.
— Я пошутил, конечно.
— Мне, женщине в возрасте, виднее. Да разве только мне? Между прочим, и молодухи на вас с приятным вниманием, сразу интерес проявили. И не шутейно.— о том, о сем, а с основательным прицелом, чего любите и храпите ли ночью.
— Это еще зачем? — перестав есть, выразил недоумение Киричук. Но все же спросил: — А что за молодухи, любопытно? Я еще могу нравиться, значит.
— Не лукавьте, Василий Васильевич, вы сами о себе знаете. «Молодухи» я в общем сказала, ну а бабеночка одна тут, Варварой зовут, вон через два дома ее хата, действительно интересовалась, встретила тут меня и давай пытать. И хоть замужем сама... Да не обращайте внимания.
— Я и не обращаю.
— Или познакомить? Приглянулись вы ей, и все тут.
— Знакомить не надо. Мне это совсем ни к чему.
— Застеснялись, вижу. Ну а какой грех малость внимания уделить соседке. Беды нет, а ей, может, в радость.
Все утро Василию Васильевичу не давали покоя настораживающие слова хозяйки: «Интерес проявили с основательным прицелом». Степанида Ивановна, конечно, имела в виду совсем не то, что он заподозрил: оуновскую разведывательную цель.
Как уже повелось, придя на работу, Киричук прежде всего направился к майору Веснику. Указывая карандашом на воткнутые в карту черные флажки, обозначавшие зарегистрированное появление банд, Иван Николаевич тихо, но довольно энергично докладывал:
— Все бандитские проявления, Василий Васильевич", а за ночь их было три, произошли, заметьте, на юго-западе области в непосредственной близости от Львовщины, вот здесь — между Гороховом и Берестечком. В селе Сарпиловка, возле Заболотц, опять этот Гном. Он захватил троих «ястребков». Измывался над ними, пока не убил.
Лицо подполковника напряглось, он подошел ближе к карте, как будто захотел получше рассмотреть флажки, Опросил сдержанно:
— Разве Чурин еще не сел на «хвост» этому Гному? Мало людей, пусть еще возьмет. Когда от Анатолия Яковлевича последнее сообщение было?
Весник раскрыл журнал телефонограмм.
— В двадцать два часа дежурный по райотделу из Горохова передал.
Киричук прочитал запись: «Отправляюсь обложить край леса за Сарпиловкой, предполагаемую отсидку Гнома. Утром жду ориентировку. Капитан Чурин».
— Ориентировку дали? — спросил.
— Дал и отправил солдат для преследования в двух направлениях. Гном все время стремится в сторону Бубнов и Луковичей, там его не трогали. И оттуда, уверен, он налеты делает.
— Не мало ли людей?
— Надо будет — запросят,— деловито ответил Весник.— Хочу обратить ваше внимание, Василий Васильевич, что в последние дни банды дают о себе знать в отдалении от центральной части области, как будто специально отвлекают наше внимание подальше к Львовщине, к польской границе. Есть данные, что надрайонный проводник Зубр сделал переход по Торчинскому району на встречу с Хмурым. Думаю, свидание у них уже состоялось. Три дня назад в лесу обнаружен труп эсбиста Совы. Убит он излюбленным приемом Зубра — ножом по сонной артерии. Предварительно его жесточайше измордовали. Конечно, бандиты неспроста оставили центральную часть области в полном затишье. Тут тебе и переходы к месту встреч, и разведка, и беседы главарей.
— Надо было вчера поднять весь оперативный состав, «ястребков», активистов на поиск постоев,— порассуждал вслух Киричук.— В такой ситуации легче напасть на краевого проводника. И, прежде всего, мы должны ликвидировать особо зверствующие банды Кушака и Гнома.
— С Угаром сегодня назначена встреча? — спросил Весник.
— Не назначена, а предложена,— поправил Киричук.
— Не придет он, Василий Васильевич,— полистал журнал телефонограмм майор.
— Почему такая уверенность? .
— Тетку Христю обнаружили в доме убитой.
— Когда? — очень огорчился Василий Васильевич.
— Последняя моя утренняя запись. Обнаружили труп.
— Это понятно. Меня интересует: убита до того, как мы послали обращение к Угару, или после. Если он получил нашу бумагу и убрал старуху, тогда вы правы, на встречу с нами не придет. Если же...
— Понял, Василий Васильевич. Немного погодя я вам все доложу определенно.
— Постарайтесь побыстрее. Мне надо окончательно наметить район заслона вдоль границы с Львовской областью для предстоящей операции.
— Какой участок избрали?
— Вы же его сейчас сами подсказали: на юго-западе, где заактивничали банды. Возьмем дугу между Гороховом и Берестечком.
— Львовское управление будет принимать участие?
— Обязательно. Они подстрахуют наш заслон.
— Когда начнем операцию? — поинтересовался Весник.
— Завтра. Не может быть, чтобы у нас все лопнуло с Угаром,— с сожалением вырвалось у Василия Васильевича.— Поеду-ка нынче в Торчин к Тарасову, встречусь там в больнице с бывшим связным Угара Скворцом. Надо расспросить его кое о чем. У вас все, Иван Николаевич?
— Не совсем. К двенадцати часам вас приглашает Илья Иванович, секретарь обкома.
— Что же вы сразу-то не сказали?! — встрепенулся Киричук.— Нельзя так шиворот-навыворот.
— Прежде всего в курс новостей думал ввести,— рассудительно ответил Весник.— А вызывает он, скорее всего, из-за «ястребков», которых ночью бандиты убили. О них он все допытывался. Нервничает...
Секретарь обкома партии Профатилов встретил Василия Васильевича огорченным.
— Что же это такое творится, товарищ Киричук? — В первый же день нашей встречи я советовал вам учесть уроки прошлого, особо напомнил о том, что «ястребкам» больше внимания уделить надо. Вы еще сделали тогда пометку в блокноте, сказали очень понравившиеся мне слова: «Возьму на контроль». Я был уверен, что дело у нас сладится. Контроль — залог исполнения.
Киричук виновато молчал. Он понимал: грош цена его оправданиям, когда люди гибнут.
— Сколько будет твориться бандитский произвол? Конкретно: Гнома и Кушака? — спросил секретарь обкома.