Его представители утрачивают не только материальный достаток, но и социальный статус, что подчас очень болезненно ими воспринимается. Великая мечта либеральных романтиков сделать жизнь своими руками, добиться успеха благодаря своим способностям и воле рассыпается на глазах. Социальная мобильность почти полностью заморожена. Какие у среднего класса перспективы? Эмиграция или маргинализация, медленное погружение на дно, ассимиляция с массой «лузеров и терпил». Порождает ли это общественный конфликт? Полагаю, что да, хотя он не носит характер всеобъемлющего. Уехать из страны не имеет возможности даже значительная часть тех, кто хочет это сделать.
Движущей силой любой революции становится не тот общественный слой, которому нечего терять, а тот, которому тесно в рамках старого уклада, которому некуда расти. Угроза же потерять то немногое, что у него есть, является мощнейшим мобилизирующим фактором, катализатором протеста. Можно сколь угодно уничижительно отзываться об офисном планктоне или интернет-хомячках, весь революционный порыв которых улетучивается за полчаса «срача» в соцсетях. Но именно «разгневанный горожанин» (кажется, так обозначил эту социальную группу Владислав Сурков?) обещает стать «хворостом» протеста, ставящего крест на путинизме.
А вот к ним присоединится уже некоторая часть низов, прежде всего городских, тех, что еще не окончательно биологизировались. Биологизация — реакция атомизированной массы «лузеров и терпил» на ухудшение условий существования. Что делает «маленький человек», когда у него перестает хватать денег на прокорм детей? Нет, он ни в коем случае не идет на штурм Зимнего и даже на большую дорогу с кистенем не выходит — он слишком труслив для этого. «Маленький человек» станет экономить, искать поденную работу, перейдет на подножный корм, замкнувшись на дачных шести сотках. Однако подобное существо органически не способно к бунту.
Но дальнейшее ухудшение среды обитания, ставящее забитого обывателя на грань физического выживания, активизирует у него уже совершенно животные инстинкты. Что делают волки в суровую зиму? Они, повинуясь инстинкту, сбиваются в стаю, потому что только стая может охотиться на крупного зверя, например лося. Человек по природе своей есть социальное животное, и в стрессовой ситуации люди сбиваются в стаю. Здесь уже качества каждого отдельного индивида утрачивают силу, уступая место коллективному бессознательному. Часто случается так, что толпа, состоящая из трусов, ведет себя отчаянно смело, а толпа смельчаков разбегается, будучи охваченной паническим ужасом.
Что заставит обывателей сбиться в стаю? Это может быть все, что угодно. В феврале 1917 года беспорядки в столице империи начались из-за того, что в лавках на рабочих окраинах не оказалось хлеба. Все началось с разгневанных домохозяек, это уже потом подтянулись студентики, которым только дай повод пару прогулять, и рабочие с прогрессивной интеллигенцией. Сначала бабы вопили «Хлеба давай!», и только некоторое время спустя появились лозунги «Долой царя!» и «Хотим мира!».
Кто сказал, что власть не станет доводить народ до крайности? Кто вообще может сказать, где он, этот край? А если кто-то целенаправленно за этот край толкнет? Вспомните, с чего начался бунт на броненосце «Потемкин»: с борща, в котором морячки обнаружили червей. Вопрос в том, как они туда попали. Есть версия, что мясо было нормальным, просто кто-то специально швырнул в котел пригоршню опарышей.
Так что не исключено, что волнения, подобные бузе на шахте «Распадская» или пикалевским протестам, могут приобрести систематический характер. Теперь представьте, что стихийный бунт низов (например, погромы магазинов голодными безработными) наложился на протесты «рассерженных горожан», недовольных очередными фальсификациями на очередных псевдовыборах. И всех их вместе взятых решили поддержать дальнобойщики… Вот и понесся снежный ком с горы, на глазах превращаясь в лавину, все сметающую на своем пути!
Поэтому, господа охранители, не стоит успокаивать себя мыслью, что там, в верхах, паханы все держат под контролем и не допустят обострения ситуации до опасного предела. Если ресурсов для тушения социального пожара не хватит, то работяги с «Уралвагонзавода» действительно приедут в Москву, как обещали, но уже не либеральные прыщи давить, а постучать кувалдой в кремлевские ворота. То, что ресурсов для поддержания стабильности рано или поздно не хватит, следует из характеристики россиянской системы, заточенной на самоуничтожение, прожигание ресурсов, а не на созидание.
Поясню последний тезис. Устойчивое развитие социальной системы возможно лишь в том случае, если она способна наращивать ресурсы (материальный, интеллектуальный, информационный, технологический, духовный и т. д.) для своего существования. Если ограничить вопрос сферой экономики, то жизнеспособной является та экономическая система, которая наращивает производство добавленной стоимости. Экономика РФ базируется на извлечении природной ренты, запасы которой носят исчерпаемый характер. Следовательно, либо общество должно найти замену своему основному ресурсу существования, либо существование общества станет в будущем невозможным. И это не какое-то там абстрактное будущее, а будущее самое ближайшее, до которого большинство из нас доживет.
Вот что значит системный фактор. Нежизнеспособная социальная система приходит в упадок даже не потому, что сталкивается с внешней угрозой, а лишь потому, что в ее геном зашит ген самоуничтожения через самопоедание. Система подрывает базу своего существования, чахнет и рассыпается. Это называется системным кризисом.
Динозавры умрут от голода
С переходом системного кризиса к завершающей стадии, то есть переходу от загнивания к распаду, в дело вступает ФАКТОР УСЛОВИЙ. Любая социальная система (государство — это геосоциальная система) может деградировать и разлагаться бесконечно долгое время, если она находится, например, в изоляции. Если сравнить в этом плане Северную Корею и РФ, то первая, благодаря своей изолированности от мира, представляет собой более жизнеспособную систему (речь идет именно о способности существовать в условиях жесткого дефицита ресурсов). Россия же глубоко вовлечена в систему мирового разделения труда, не обладает суверенной финансовой системой, да и суверенной элиты давно не имеет. У страны нет ресурсов для строительства «железного занавеса» и нет возможности существовать за ним, что делает ее крайне уязвимой перед угрозами, прежде всего экономическими, исходящими извне.
Кто ж тебе даст разлагаться в свое удовольствие? Когда Речь Посполитая деградировала к середине XVIII столетия, ее тут же попилили между собой Пруссия, Австрия и Россия. В XIX веке Китай, застрявший в сонном средневековье, стал жертвой экспансионистских устремлений быстро модернизировавшейся Японии. Не остались в стороне и европейские державы, находящиеся от него на другой стороне планеты. Множество слабых государств третьего мира, формально обладая атрибутами независимости, тем не менее порой полностью утрачивают суверенитет, становясь придатком более развитых социальных систем, будь то государства или наднациональные структуры (ТНК).
Примем за истину, что стабильность пришедшей в упадок социальной системы может быть нарушена путем внешнего воздействия еще до момента исчерпания внутренних резервов. Совершенно очевидный случай, когда нежизнеспособные социальные системы гибнут в результате воздействия внешнего фактора, — война. Любая, даже победоносная война подрывает ресурсную базу системы, требует от общества мобилизации, моральных усилий и физических лишений. Но если у общества нет достаточных стимулов, для того чтобы спасать государство и элиту, интересы которых расходятся с интересами подавляющей массы народа, то возникает тот самый конфликт интересов, при котором «верхи не могут, а низы не хотят».
Российская империя, не вляпайся она в 1914 г. в общеевропейскую войну, могла загнивать еще довольно длительное время — может, 10, а то и все 20 лет. Но она влезла в ненужный и непосильный для себя конфликт, подорвала свои силы. Социальные противоречия обострились, и в результате разразилась революция. Франция в те же годы перенесла напряжение, гораздо большее, чем Россия, но там революции не произошло, даже революционная ситуация не сложилась. В здоровом обществе, в устойчивых социальных системах, революции не происходят, даже если неблагоприятный фон к этому располагает. Если отсутствует системный кризис, сложение фактора условий и системного фактора не происходит. Без этого возникновение революционной ситуации невозможно.
Итак, один из важнейших факторов, создающих условия для революционного кризиса, — внешний. Сегодня широко распространена точка зрения, что Февральская революция 1917 г. в России — результат заговора, центром которого являлись английское и французское посольства. Я когда-то тоже был склонен преувеличивать значение козней наших «партнеров» по Антанте. Однако, рассуждая логически, революция в России именно зимой 1917 г. была совершенно не нужна ни Лондону, ни Парижу. Ведь на весну на Восточном фронте было намечено генеральное наступление. С ударами русских увязывались и активные действия на Западном фронте. Так зачем мешать русскому мужику проливать кровь за интересы европейского капитала?
Окончится наступление провалом — тогда и царя свергать будет сподручнее. Даже в случае успехов на фронте в тылу жизнь будет только ухудшаться. Это показал 1916 г., когда на фоне военных побед (Брусиловское наступление) в стране наблюдался резкий рост забастовочного движения и ухудшение материального положения широких масс. Ведь низы, неся бремя войны, ровным счетом ничего не получали от победы.
Давайте посмотрим на ситуацию глазами русских генералов, которые выступили главной движущей силой переворота. Уж какими бы недалекими солдафонами они ни были, их целью была победа в войне, а вовсе не революция. А что нужно было для того, чтобы победить в войне? Концентрация усилий фронта и тыла! В XX веке воевали уже не просто армии, а прежде всего экономики. В 1916 г. Генеральный штаб представил государю свои соображения на тему, «как нам победить в войне». В числе совершенно необходимых мер значились национализация военной промышленности и введение военного положения на транспорте. Это настолько очевидные вещи, что сегодня нам кажется совершенно необъяснимым, почему данные шаги не были предприняты ранее.