Подобного рода механизм имеет и консерватизм компрадорского типа, когда туземная элита сопротивляется деколонизации, поскольку оказание управленческих услуг метрополии дает ей больше благ, чем готово предоставлять элите освободившееся от колониальной зависимости общество. Причем говорить в данном случае о национальном предательстве элиты бессмысленно. Еще раз повторю: интересы правящего класса ВСЕГДА в приоритете для элиты вне зависимости от внутренней и внешней политической ситуации. Образно говоря, своя рубаха ближе к телу. Просто иногда интересы элиты и общества совпадают (пусть не во всем, но в целом), а иногда входят в жесткое противоречие. Принять в этом конфликте сторону общества (народа) означает для всякого элитария предательство своего класса, что влечет немедленное исторжение из правящего слоя. Так что для представителя элиты в ходе острого социального конфликта вопрос, пафосно выражаясь, стоит так: предать свою семью или свою нацию. Практика, которая, как известно, есть единственный критерий истины, показывает, что в подавляющем большинстве случаев интересы своего ближнего круга (семьи, социальной группы) для представителя верхов превалируют над интересами дальнего круга (этнической общности, нации).
Да, в случае революционной ситуации всегда возникает раскол элит, но оба лагеря, и консерваторы, и модернисты, соперничают за власть, и только за власть, то есть за доступ к ресурсам, а вовсе не за абстрактные идеалы. Дедушка Ленин выразился по этому поводу предельно четко: «Коренной вопрос всякой революции есть вопрос о власти в государстве». Власть — единственный трофей, которого добиваются революционеры. Власть — вот что защищают от посягательств контрэлиты, господствующие элитарии, ибо, потеряв власть, они рискуют потерять все — социальный статус, свободу, собственность и даже жизнь.
Добровольно от власти может отказаться отдельный человек (мол «я устал, я ухожу»), но случая, чтобы от власти добровольно отказался правящий класс, — такого никогда не было и не будет. И если потеря власти неизбежна, то за возможность оттянуть развязку правящий класс готов заплатить любую цену. Если в обществе нарастают революционные настроения, то правящий режим будет агрессивно насаждать самые консервативные ценности. Пусть это углубит стагнацию, но зато поможет продлить дни у кормушки.
Но охранительный консерватизм подразумевает усилия по СОХРАНЕНИЮ существующего уклада, пусть даже социальный прогресс для этого приходится подавлять насильственными методами. А вот случаи, когда существующий порядок разрушался не для перехода на следующую цивилизационную ступень, а для сознательного возврата на предыдущую стадию развития, чрезвычайно редки, и все они без исключения заканчиваются катастрофой, что позволяет однозначно трактовать подобные примеры инволюции как острую форму социальной патологии.
В наиболее рафинированном виде попытка вернуться в «славное прошлое», в золотой век человечества была предпринята в Кампучии красными кхмерами под руководством Пол Пота. Этот маньяк решил вернуть народ Кампучии, ни много ни мало, в ранний феодализм, полностью упразднив индустрию, города и все, что с ними связано, — науку, технику, интеллигенцию, книги. От нацменьшинств потребовали сменить имена на кхмерские, национальные языки запрещались. Полпотовцы стали вторгаться во Вьетнам и вырезать мирное население, мотивируя это тем, что в древности на этих землях располагалось кхмерское королевство. В 1979 г. вьетнамская армия вошла в Кампучию и покончила с 3,5-летним господством Пол Пота. За это время красными кхмерами было уничтожено, по разным оценкам, от 800 тысяч до трех миллионов человек.
Другой пример сознательной архаизации общества дает нам фашизм, но тут уже не все так однозначно. Да, Муссолини превозносил в качестве идеала, к которому должна вернуться Италия, эпоху Римской империи, однако Рим был провозглашен духовным идеалом, к которому следует стремиться. Регрессу была подвержена система управления, деградировавшая от буржуазной демократии к цезарианской диктатуре. Но при этом в Италии довольно успешно осуществлялось строительство социального государства (всеобщее бесплатное образование, доступная медицина, пенсионное обеспечение, государственная система защиты прав трудящихся и т. д.). Тут нелишним будет вспомнить, что Бенито Муссолини в молодости был одним из лидеров социалистической партии. Часть радикалов-социалистов полевела и создала компартию во главе с Тольятти, а другая часть поправела и, надев черные рубашки, встала под знамена дуче. Общим признаком и тех, и других остался лишь радикализм.
Наука и технический прогресс в фашистской Италии не подвергались гонениям, а даже поощрялись. Экономика показывала завидные для большинства стран темпы роста, страна бурно развивалась даже в условиях экономического кризиса, терзавшего мир с 1929 г. вплоть до начала мировой войны. Итальянские фашисты стремились как бы к реинкарнации Римской империи на современном технологическом уровне. Ген империализма, зашитый в геном фашизма, и стал причиной краха проекта «государства-корпорации». Империя может существовать только в режиме постоянной экспансии, а фашистские режимы всегда отдают предпочтение силовой экспансии. Италия вляпалась в череду войн, попала в орбиту политики гитлеровской Германии, выдохлась, была разгромлена и оккупирована, а дуче закончил свою карьеру, будучи расстрелянным и повешенным за ноги.
Германия, в отличие от Италии, не имела столь яркого исторического образа для реконструкции, как Римская империя, поэтому образ золотого века арийской расы пришлось сочинять буквально на ходу. В результате пропаганда вылепила чудовищно эклектическую хрень, смешала вместе средневековую рыцарскую романтику с миксом из псевдоготической, скандинавской и восточной мистики, приправив все это неоязычеством, культом смерти и технократическим тоталитаризмом.
Никто не будет отрицать успехи Третьего рейха в экономике, а в технологической гонке (например, в области ракетной техники и реактивной авиации) Германия являлась мировым лидером. Неоспоримы и достижения гитлеровского режима в строительстве социального государства — не зря же правящая партия называлась национал-социалистической и строила эксклюзивную версию социализма с лейблом «только для немцев». Но идеологическая обращенность в прошлое не позволяет создать эффективную систему управления, соответствующую индустриальной формации, фашизм всегда воспроизводит архаическую систему управления второго поколения (цезарианство, самодержавие, вождизм), которая, будучи эффективной тактически, безнадежно проигрывает распределенным системам управления, построенным на характерных для индустриальной эпохи принципах разделения труда и ответственности.
Если говорить проще, то фашизм не способен создать систему коллегиального управления, а вождистская модель не может соперничать с коллективным разумом во всех сферах жизни. Будь фюрер хоть трижды гением в одной области, он окажется профаном в другой. Даже если допустить возможность существования сферического абсолютно непогрешимого вождя, стоящего во главе управленческой пирамиды, у него просто физически не хватит времени, чтобы принимать тысячи принципиальных решений в десятках сфер деятельности ежедневно. Типологии управляющих систем будет посвящен в дальнейшем отдельный разговор, где эти и другие аспекты рассмотрим подробнее.
Латиноамериканские фашистские диктатуры все как одна базировались на идейном базисе консервативной революции, то есть провозглашали не сохранение существующего порядка, а ВОЗВРАТ к неким утраченным «традиционным» идеалам — религии, милитаризму, консервативным семейным и «патриотическим» ценностям. Все фашистские диктатуры рухнули, причем, в отличие от своих европейских предтеч, они редко демонстрировали экономические успехи.
Сегодня мы можем наблюдать несколько примеров «возвратных» революций в мусульманском мире — исламскую революцию 1979 г. в Иране, проект «Талибан» в Афганистане, установление фундаменталистского режима в Судане, создание суннитского Исламского государства на территории Сирии и Ирака. Иранский проект продемонстрировал если не успех, то, по крайней мере, жизнеспособность, пережив изнурительную и бессмысленную войну с Ираком, экономическую блокаду, пару попыток цветных революций. Игиловское государство находится в стадии крушения, фундаменталистский режим в Судане, возглавляемый Омаром Хассаном аль-Баширом с 1989 г., находится в состоянии упадка, талибская диктатура в Афганистане была свергнута оккупационными войсками.
Пример перерождения сетевой террористической организации в геосоциальную систему (государство), продемонстрированный ИГИЛ, не эксклюзивен (ранее нечто похожее показали «Талибан» в Афганистане или ООП в Палестине), но любопытен тем, что подобный генезис государственности характерен для раннего средневековья, когда какие-нибудь бродячие разбойники вроде викингов или крестоносцев брали «под крышу» определенную территорию и создавали правящую династию. Наблюдать подобную архаику в ХХI веке поистине удивительно — кучка бородатых радикалов на полном серьезе пытается возродить Халифат тысячелетней давности во всем его раритетном антураже — с набеговой экономикой, работорговлей, религиозным фундаментализмом, салафитским социальным укладом, шариатским правом и средневековой налоговой системой. Но, разумеется, шансов на выживание у подобных социальных систем в современном мире нет.
Исламское государство и РФ, несмотря на кардинальные внешние различия, идеологически есть явления одного порядка — это проекты, порожденные консервативными революциями, примеры инволюционного развития социальных систем, две разные попытки реализовать феодальную утопию в век интернета и спутниковой навигации. Роднит игиловский и путинский режимы и их безнадежная обреченность в попытках конфронтации с внешним миром.
Кстати, если кого-то смущает словосочетание «консервативная революция», то замечу, что ничего абсурдного в нем нет. Латинское слово «revolutionare» буквально можно перевести как «возвращение на круги своя». До конца XVIII века, когда революцией стали именовать переход к чему-то новому, смысл политической революции виделся в смене правящего режима на существовавший до того. Революцией называли, например, воцарение ранее свергнутой династии. Это было во многом связано с совершенно иным восприятием времени человеком Средневековья. Время было для него не линейно, а циклично, мир статичен — раз созданным богом, он не эволюционирует, а лишь циклически переходит из одного состояния в другие, так же как времена года с неизбежностью сменяют друг друга в строго установленном порядке. Поэтому любые социальные новшества трактовались как возвращение «старого доброго порядка», что делало их легитимными в глазах общества.