— Кому, не скажу. Коммерческая тайна как тайна исповеди, только святее. А ценник огласить можно, думаю. Пятьсот рублей.
— Н-да, ваша компания в альтруизме пока не замечена. Еще такой вопрос, только без обид, ты можешь не продавать этот комплекс, как ты выражаешься, своему клиенту? Задаток брал?
— И снова мы на тонком льду. Ладно, не брал. Вы понимаете, что даже такая информация может причинить мне коммерческий ущерб?
— Это как? Поясни.
— Допустим, я говорю «допустим» и не намекаю ни на кого, кто-то узнает, что Милославский берется за заказы без предоплаты. В результате кто-то скажет: «И я нагну этого робкого юношу, я тоже не буду делать предоплату!» А это риски и убытки.
— Уел, Жорж, капитально уел! Вот ты коммерсант, таки ви не из наших? Но в данном случае у меня совсем другой интерес. Продай мне. Сегодня. Сейчас. Мне реально надо сделать правильный подарок важному человеку.
— Смешно, Григорий так же на меня вышел первый раз, подарок был нужен нетиповой из разряда «Ни у кого нет, а у меня есть!»
— Все люди одинаковые, ими управляют схожие принципы. Так что? И я так понимаю, что торговаться бессмысленно?
— Илья Борисович! Вы мой самый главный теперь клиент и даже где-то партнер. Я вам делаю нулевую скидку, как бы это ни показалось нелепо.
— Действительно нелепо, объясни. Оказывается, я в бизнесе на твоем фоне не очень.
— Я чуточку кидаю некоего заказчика. Срыв оговоренных сроков поставки Товара может нести финансовые потери в виде снижения цены сделки. А может нести репутационные потери в виде ухудшения этой самой репутации вплоть до разрыва устной договоренности. Поэтому кому-то другому эти доспехи обошлись бы дороже минимум на десять процентов. А скорее всего я бы не стал их продавать. С вас всего пятьсот рублей.
— Ты меня грабишь, но делаешь это с уважением, Милославский.
— Несите деньги, крестный отец.
— Смотрел уже где-то, молодец. Жорж, вот почему, когда дело доходит до денег, то воспитанный юноша исчезает, а на его месте оказывается безжалостный хищник?
— Потому, Илья Борисович, что в этом мире только безжалостным хищникам разрешено умирать от старости. Остальных съедают или сначала доят, а потом всё равно съедают.
— И ведь не поспоришь!
Глава 9Крымский мост
Это я удачно зашел, полтыщи на дороге не валяются. А если где валяются, то их просто так не поднять. Я убираю денежку в бумажечку из блокнота, а бумажечку в карман. Родимцев в это самое время уносит части доспешного гарнитура в кабинет. Его супруга разглядывает подаренный пояс.
— Жора, это что, серебряный набор на поясе? Откуда такая прелесть?
— Нет, Елена, это посеребренная бронза. Всё производится в нашей школе по старинным рисункам. У вас в руках реплика женского пояса северных славян одиннадцатого-двенадцатого века. То есть налицо влияние культуры викингов. Самое удивительное, что классические растительные орнаменты норманнов активно использовались и перерабатывались в эпоху модерна в начала двадцатого века. Такая вот связь времен.
— Мне очень понравилось. Еще не знаю, с чем буду носить, но точно буду! И я не помню этот пояс на фотографиях с Илюшиной выставки.
— Этот пояс изготовлен специально для вас. Так что его еще никто не видел. Возможно, потом появится что-то похожее. Но пока нет, уверяю вас.
— А вот это вдвойне важно! Я даже не знаю, что приятнее, быть единственной обладательницей эксклюзивной вещицы или первой владелицей вещицы модной. Жора, что вам мешает делать украшения из серебра по-настоящему?
— Всего две мелочи: отсутствие серебра и боязнь связываться с криминалом. Частный оборот драгметаллов в СССР под запретом.
— Всё верно, Жорж! Так всем и говори! Нет, не был, не привлекался! И Лену не слушай, она дама со вкусом, но без юридического образования. И вообще, пошли уже погуляем. Когда ты еще по вечерней Москве погуляешь не спеша?
— Илья Борисович, пойдемте на Крымский мост, почему-то люблю его. — Мы уже вышли из подъезда и Родимцев явно не имел перед собой конкретной цели прогулки.
— Отличный выбор, только там дует вдоль реки. Не замерзнешь в своей куртке?
— Натуральный мех, плотная ткань, уверен в ней на сто процентов. Не замерзну. — Мама к зиме сшила мне новую куртку на новый размер, конечно же фирмы «ORBEO». Так пойдет дальше, придется регистрировать торговую марку.
— Да, куртка у тебя отличная. Где купил, не поделишься наводкой? И вообще, чья она, не встречал раньше эту фирму в СССР.
— Это моя куртка.
— Узнаю Жорж Остроязыкого. Ни часа без иронии.
— Как раз без иронии. Вы спросили, чья куртка, что за фирма. Отвечаю — моя. Я разработал дизайн, мама технологию. Логотип тоже мой. Мы сели и сшили. А когда денег было маловато, сели и сшили еще несколько на продажу. Подкладка из натуральной овчины отстегивается, носить можно и зимой, и осенью.
— Опять удивил. Сколько в тебе талантов скрыто всяких.
— Угу, я их старательно прячу, а они высовываются. Боюсь, похитят меня однажды такого замечательного.
— Всё шутишь. Давай теперь серьезно. Что ты имел в виду, когда говорил ту фразу про перенос выставки? Ты ведь не просто так это сказал.
— Жорж Милославский просто так не скажет, так говорят в моем городе. Я знал, что выставку в ранее назначенный срок отменят. А уж перенесут на позднюю дату или совсем, не знаю. В любом случае я считал, что лучше организовать открытие пораньше, чем сильно позже.
— Ага, и Онегин тебя поддержал. Вы с ним что-то знали?
— Я его убедил, он мне поверил. Как видите, мы не прогадали.
— Зачем ты мне это рассказал?
— Чтоб вы знали: когда я говорю что-то очень странное или неприятное, я не шучу. Если я на чем-то настаиваю, есть очень важные для того причины. Такая ситуация может повториться. И еще я почти уверен, сказанное, по большей части, остаётся между нами. Потому что вы умный рассудительный человек.
— А вы, Жорж, человек-загадка. Слегка мистикой попахивает, не находите?
— Это потому, что ветер вдоль реки, запах в сторону сносит. А так бы пахло сильнее. Я порой дома долго не могу оставаться, так пахнет мистикой. И серой.
Москва-река в центре Москвы-столицы уже замерзла, чернота под мостом не была такой пугающей, какая она бывает ночью в другое время. Но на перила облокачиваться было по-прежнему опасно. Тянуло и звало вниз со страшной силой, как всегда. Даже на вертолетной площадке небоскреба меня никогда так сильно не манило прыгнуть, как у перил Крымского моста. За это его и люблю — за сильные эмоции.
— Илья Борисыч, а хотите стишок?
— Валяй, уже ничему не удивлюсь.
— Свежевымытый город сияет ночными огнями,
Пролетают машины как капли сверкающей ртути,
Резонирует мост, Крымский мост под моими ногами,
А под ним чернота, чернота до пугающей жути.
Я хочу полететь в это странное черное небо,
Я могу полететь, стоит только раскинуть руки.
И внезапно пойму: жить досадно, смешно и нелепо.
Небо примет меня, поглотив посторонние звуки.
Свежевымытый город под утро почти затихает.
На стоянках машины как капли сверкающей ртути.
Я, конечно, не прав, я когда-то любил этот город,
Я его ненавижу, меня никогда в нем не будет.
— Ошибся, удивил опять. Это твоё?
— Угу, из еще ненаписанного.
— Как это?
— Когда поживу тут, разочаруюсь в себе и людях, захандрю… тогда и напишу. А сейчас повода нет.
— Снова запахло серой?
— В точку, Илья Борисович! Читали «Жук в муравейнике»?
— Не очень люблю фантастику, но да, читал.
— По мне, самое талантливое произведение Стругацких. За него я им многое прощаю.
— Что ты им прощаешь?
— Не берите в голову, брюзжу по-комсомольски. Братья нив чем не виноваты, они сначала честно фонтанировали энтузиазмом, а потом честно скатились в уныние. А уныние это грех. С точки зрения комсомольца, в том числе.
Илья Борисович стоял рядом с этим внезапно погрустневшим пареньком и смотрел вниз на едва проглядывающие льдины. Ему пришло в голову, что рядом с ним не восьмиклассник, а поживший мужчина, на плечи которого свалилась какая-то огромная тяжелая глыба. И что этот мужчина боится скинуть эту глыбу с себя. Боится за ноги? Или за тех, кто рядом? Так может и Илье стоит отойти подальше, чтоб не попасть под обвал? Но ведь интересно! Рядом опять интересно как в молодости. Он же не кривил душой, когда говорил Жорке, что рядом с этим парнем воздух свежее. А сера, видимо серу не каждый может учуять. Не все обучены.
— Так к чему мы пришли, а Жорж?
— К чему? Знаете, Илья Борисович, есть такое выражение «Давай останемся друзьями». Так вот, когда его говорит женщина мужчине, оно означает ничего. Просто пустое место. А когда то же самое мужчине говорит другой мужчина, в нем весьма много смысла. Иногда прямо жуткого, но никогда это не пустота. Замечали?
— Замечал. После этого порой врагами становятся на всю жизнь. А иногда прощают друг друга. Ты к чему ведешь?
— Давайте, не взирая на разницу в возрасте, попробуем строить отношения так, чтоб потом не требовалась эта формулировка.
— Мудрено. Но, по сути, верно. Давай. И сразу, Онегин сегодня хочет с тобой пересечься на нейтральной территории, погулять или посидеть где-нибудь.
— Ожидаемо. Когда?
— Через час он должен позвонить мне домой.
— Тогда пошли греться.
— Замерз? А как же хваленая куртка?
— Надо уходить с улицы до того, как замерзнешь, пока комфортно. Это снижает нагрузку на печень. Береги платье снову, а печень смолоду.
— Целиком поддерживаю. Где подписаться? Хотя уже не так актуально, молодость прошла.
— И не жалейте. Тогда всё было впереди, а сейчас всё со всех сторон, это удобно.
— Интересный ты собеседник, Жорка.
Так, перебрасываясь шуточками, мы и дошли до дома. Мама дорогая, я же не позаботился о месте ночлега, начал привыкать вешать часть забот н